Не искушай меня

Я облизнула губы, во рту мгновенно пересохло. Я должна остановить это. Должна сказать что-нибудь. Должна отстраниться к чертовой матери, и установить необходимую дистанцию между мной и тем, что стремительно приближается к своей кульминации.

Но я не предприняла никаких действий. Ни о чем не думала. Просто ждала.

— Я собираюсь поцеловать тебя, Обри, — сказал он мягко возле моих губ. Я сглотнула образовавшийся в горле ком.

Но не отстранилась.

Не смогла отодвинуться от него.

В момент, когда наши губы соприкоснулись, я напряглась. Словно остатки рационального мышления сражались с моими усиленно работающими гормонами за господство. Мой мозг отчаянно пытался остановить меня и не дать сделать то, чему не будет возврата.

Но затем язык Макса очертил линию моего рта и мои губы раскрылись, впуская его внутрь.

Я потеряла контроль. Ощутила вкус попкорна, вишневых мармеладных мишек, и чего-то распутного, и запретного. По вкусу он напоминал неудачный выбор.

Я не могла сдержать стон, который вырвался из глубины моего горла, когда он завладел моим ртом. Он брал, заявлял свои права и делал меня своей. Я ощутила приступ мгновенной паники, когда нужда все прекратить и отстраниться попыталась взять верх.

Но мое тело стремилось к нему. Я хотела его, несмотря на то что напряглась от интимности момента. Под давлением его губ, я медленно начала отвечать ему, когда мой разум успокоился от ощущения, что меня целует Макс.

Для меня это в новинку. Желание. С помощью опытных рук и языка Макса, я почувствовала, как последние колебания испарились. Это ужасно. Волнующе. Это может изменить всю мою жизнь.

Я подняла руки и мои пальцы сами по себе запутались в прядях его волос. Его руки продолжали надежно удерживать мое лицо, пока наши рты снова и снова приспосабливались друг к другу.

Наши языки переплелись, зубы сталкивались, и я едва могла дышать. Я ощущала его однодневную щетину, когда та терлась о мою щеку и подбородок. У меня будет серьезный раздражение от щетины, когда все это закончится.

Мак застонал глубоко и низко, и звук эхом отразился у меня в животе, заставляя дрожать. Я наклонилась ближе к нему, наши груди столкнулись друг с другом над мешающим подлокотником кресла. Макс отстранился и опустил взгляд на раздражающий кусок пластика, разделяющий нас. Затем, без единого слова, он поднял меня с сидения, мои ноги зацепились за подлокотник, но я поняла, что мне все равно. Разберусь с синяками позже.

Я небрежно приземлилась ему на колени, спиной болезненно упираясь в другой подлокотник, а ноги не самым элегантным образом вытянулись вдоль рядя сидений.

Вау, это чересчур горячо, подумала я, стараясь не смущаться от того, что повседневное нижнее белье выставлено напоказ из-под моей задравшейся юбки. Я ощутила, как неуклюжее напряжение снова охватило меня и угрожает испортить весь момент. Тихие, озабоченные голоса в голове начали задавать вопросы о том, что я делаю.

Я поерзала, пытаясь сесть вертикально, серьезно намереваясь выбраться из наших страстных объятий.

Но моя задница, прижимающаяся к промежности Макса, стерла все мои сомнения.

Макс снова застонал, на этот раз немного громче. Я посмотрела по сторонам, беспокоясь, что мы устраиваем такое шоу. Но к счастью, никто не обращал на нас внимание.

Я почувствовала напряженную эрекцию в его джинсах, и все внутри меня сжалось. Макс обнял меня и переместил так, чтобы я опустилась на колени и оседлала его на этом крошечном сиденье, при этом моя юбка задралась выше бедер. Его рука легла на мою поясницу, прижимая меня к себе. Его губы проложили дорожку поцелуев вдоль моей шеи, язык порхал по моей коже.

— Черт, ты прекрасна. Так чертовски прекрасна, — пробормотала он, когда его губы снова накрыли мои.

Я терлась прямо об твердую выпуклость под его джинсами, желая облегчить пульсацию между ног. Мы целовались и касались друг друга до конца фильма, но дальше этого не зашли. Это привело меня в чувство и вместе с тем огорчило.

Мы едва заметили, что фильм закончился и включили свет.

— Снимите комнату, — пробормотал кто-то, бросая пригоршню попкорна в нашу сторону.

Мы с Максом отстранились друг от друга, и я вымученно рассмеялась. Его губы распухли, а мое лицо, уверена, покраснело и расцарапано его щетиной, но оно того стоило. Еще никогда в жизни я так не целовалась.

Я соскользнула с его коленей и встала на ватные ноги, поправляя юбку. Макс взял меня за руку и вывел из зала. Мы не смотрели друг на друга то ли от смущения, то ли потому, что были слишком возбуждены.

Мы вышли на улицу и нас овеял прохладный ночной ветерок, и мне было жаль, что я не могу придумать, что сказать, чтобы продлить этот момент или наоборот быстрее закончить его. Макс смутил меня. Сбил с толку. Заставил сомневаться абсолютно во всем.

Макс резко остановился и повернулся посмотреть на меня. Он схватил меня за плечи и его рот прижался к моим губам.

Он долго целовал меня взасос, прежде чем позволил мне сделать глоток воздуха.

— Спасибо, — произнес он возле моих губ.

— За что? — спросила я дрожащим голосом.

Макс улыбнулся возле моих губ и не ответил. Затем он отступил, не отпуская моих рук, пока они не оказались вытянутыми между нами. Медленно, он отпустил мои пальцы.

— Спокойной ночи, Обри, — пробормотал он, натягивая на голову капюшон, своей забрызганной краской толстовки, и разворачиваясь, чтобы уйти.

— Надежда — штучка с перьями — в душе моей поет — без слов одну мелодию — твердить не устает, — процитировал Макс уходя, его слова эхом донеслись до меня в холодном ночном воздухе.

Он что, только что процитировал Эмили Дикинсон?

Я стояла там, ошарашенная, наблюдая, как он удаляется по тротуару.