Не искушай меня

Глава 27

Макс

Обри ушла. В одно мгновение я был под кайфом, в следующее сходил с ума. Я искал ее в толпе, но не смог найти. Искал ее красное платье и светлые волосы. Ее должно было быть легко заметить. Она была самой прекрасной в комнате.

Вскоре я взбесился.

Потому что она ушла.

— Где Обри? — рявкнул я Эрику, хватая его за руку через бар.

Эрик вздрогнул и попытался отстраниться от меня.

— Кто? — спросил он, его глаза нервно бегают. Гул в голове вытеснил кайф. Наркотики гудят в моей крови, от чего мне хотело рвать и метать.

Я сжал руку Эрика достаточно сильно, что сломать кость.

— Моя чертова девчонка! Где она? — потребовал я, мое видение окрашивается красным, чем злее я становился.

— Я не знаю, чувак. Я уже некоторое время не видел ее. Клянусь! — заявил Эрик. Я перегнулся через бар и схватил его за шиворот рубашки, притягивая его ближе, пока он оказался на расстоянии плевка.

— Если ты, мать его, врешь мне, я разобью твое лицо, — прошипел я, обнажая зубы в предупреждении.

Эрик извивался в моем захвате.

— Я не вру, Икс! Клянусь! Я не видел ее!

Я выпустил рубашку Эрика и отстранился. Снял бейсболку и провел рукой в волосах. Дерьмо. Она ушла.

Мой мозг в наркотическом опьянении начал переходить в режим бездействия. Я не мог рационально думать о ситуации. Я не должен был принимать наркотики, когда она была здесь и могла все увидеть. И теперь она пропала, и я должен был найти ее прежде, чем отключусь.

Скоро я полностью потеряю связь с реальностью. Я разбивал бутылки, бросал барные стулья, в волнении расталкивал людей.

— Обри! — Кричал я во всю силу своих легких. Все расступались передо мной, пока я крушил все вокруг.

Затем кто-то хватает меня за шею и тащит через клуб. Я боролся с болезненным захватом.

Внезапно я оказался снаружи и осел на землю. Марко ударил меня в челюсть, и я завалился на гравий.

— Проветрись, Макс! Или Гаш взбесится из-за твоей маленькой тирады! — рявкнул Марко, разминая руку, которой только что уложил меня.

Я потер лицо, поработал челюстью, что убедиться, что ничего не сломано.

— Я не могу найти Обри, — объяснил я, меня не волновало то, как жалко это звучит.

— Это то, что разозлило тебя? — Марко закатил глаза и вытащил телефон, протягивая его мне. Я смотрел на него, не понимая, что он пытается сказать.

Он бросил его мне на колени.

— Позвони ей, придурок.

Я поднял телефон дрожащими пальцами. Почему я не додумался до этого?

Я едва смог набрать ее номер, меня так сильно трясло. Когда я наконец приложил телефон к уху и слушал гудки, я не был уверен, что смог справиться с ожиданием ее ответа. Что, если она бросила меня? Какого черта я буду делать, если она наконец покончила со мной? Я не смогу выжить, если она бросит меня.

— Алло? — Ее голос затопил мое тело облегчением.

— Обри! — быстро проговорил я.

— Макс, — ответила она. У нее был странный голос. Не расстроенный… но другой. Но прямо сейчас меня это не интересовало. Все что меня интересовало, это почему она бросила меня.

— Где ты? — спросил я, сердце стучало в горле, пока я пытался контролировать свою панику.

Она вздохнула мне в ухо.

— У твоей квартиры.

— Почему ты там?

— Мне стало плохо. Я не хотела портить тебе вечер.

И снова этот тон. Тот, которому я должен был больше уделить внимания.

— Еду домой. Я позабочусь о тебе, — пообещал я ей.

— Ладно, — мягко ответила Обри. После этого мы отключились, и я вернул Марко его телефон. Я поднялся на ноги, на лице улыбка. Марко приподнял бровь и фыркнул.

— Полегчало? — издевался он. Я ударил его в плечо достаточно сильно, чтобы причинить боль. Называйте это расплатой.

— О да, — ответил я, уже возвращаясь в клуб.

Я сказал Обри, что вернусь домой. Но я не поехал туда. Не сразу. У меня до сих пор был полный карман таблеток, который я должен был продать, о чем Марко, конечно же, напомнил мне.

Так что я продолжил толкать таблетки и делать деньги, продавая их по двойной цене. Детки в клубе были чертовски глупы. У них было слишком много маменькиных и папенькиных денег, и недостаточно извилин. Но для меня это было к лучшему.

Многие мои клиенты делились наслаждением, и я смог получить приятный, хороший кайф, не влезая в товар. Теперь, когда я знал, что Обри в безопасности, я мог насладиться ночью.

Через некоторое время, я полностью забыл, что сказал ей, что еду домой.

Пока не приехал домой и не обнаружил ее, ждущей меня. Я был обдолбанным и уставшим. И хотел лишь спать.

Она злилась на меня. Но в том состоянии, в котором был я, мне было плевать. Она пыталась поговорить со мной, но я прошел мимо нее и направился прямо в спальню, где быстро отключился.

***

Я проснулся через десять часов, тело ломит и болит, и уже в агонии от тяжелого отходняка, и Обри не оказалось рядом. Она снова ушла, хотя в этот раз оставила записку. Я поднял клочок бумаги с подушки около меня и прищурился в свете вечернего солнца, пробивающегося сквозь мое окно. Я про сканировал содержание, пытаясь понять смысл.

Обри вернулась к себе. Сегодня она не придет. Написала, что увидимся на неделе.

Дерьмо. Я действительно облажался.

Я знал, она расстроена из-за меня. И в резком свете трезвости, мое тело трясло, желудок сжимался, и я не мог с этим справиться. Я нуждался в ней. Нуждался в своей девочке, которая помогала мне почувствовать себя лучше.

Не задумываясь, что делаю, я поднял телефон и позвонил ей. Она ответила прямо перед тем, как меня отправило бы на голосовую почту, будто она сомневалась, отвечать или нет.

— Пожалуйста, вернись, — плакал я, мой голос сорвался на рыдание. Я не позволил ей ничего сказать. Я просто плакал в трубку, умоляя ее вернуться ко мне. Я так чертовски сильно нуждался в ней. Мне было больно. Я хотел таблеток. Но впервые, я был уверен, что она нужна была мне сильнее.

— Я не могу, Макс, — ответила она с сожалением.

Я не принял бы этого.

— Обри, пожалуйста! Я хочу обнимать тебя. Мне необходимо быть рядом с тобой прямо сейчас. Я приду туда, если придется, — ответил я отчаянно. Я сделаю все, чего она хочет, пока я могу прикасаться к ней. Просто прикасаться. Я жаждал этого.

Обри вздохнула, и я знал, что получил ее.

— Буду через несколько минут, — наконец ответила она, давая мне именно то, в чем я нуждался.

Она приехала в мою квартиру через 15 минут, и выглядела как ответ на все мои молитвы, если бы я молился. Я утянул ее на диван и уткнулся в нее. И она отдалась мне, как делала всегда.

Я был погружен в слишком глубокий эмоциональный хаос чтобы заметить, что присутствовала дистанция, которой раньше не было, что она отстранялась от меня.

Я был слишком благодарен за ее обнаженное тело подо мной, ее губы на мне. Я игнорировал все остальное.

И я ничего не замечал, пока она не стала придумывать отговорки, после того как мы закончили, и я понял, чего не хватало.

Ее.

На время я овладел ее телом, но не сердцем. И от этого я стал диким.

Позже тем вечером, я принял несколько таблеток, чтобы привести себя в порядок и ощущал контроль, и решил противостоять ей. Обри только что зашла в мою квартиру, бросила сумку на стол и подошла к дивану, на котором сидел я.

Она улыбнулась мне улыбкой, которая казалась неискренней. Она не потянулась, чтобы прикоснуться ко мне, как делала всегда. Не наклонилась, чтобы поцеловать. Она сидела рядом со мной, между нами дистанция. Изменения в ее поведении огорчали меня.

— Что с тобой происходит, Обри? Я чувствую, что ты намеренно отдаляешься от меня, — произношу я, стараясь не звучать при этом так жалко, как я себя чувствовал. Я наблюдал, как мириады эмоций сменялись на ее лице. Я схватил ее руку и поднес к своим губам, не в состоянии еще хоть мгновение не прикасаться к ней.

Она выдернула руку, и я наблюдал, как злость затопила ее черты. И холодно посмотрела на меня.

— Почему я должна отдавать тебе все, когда ты не даешь мне ничего? Когда ты перестанешь заниматься дерьмом, которым занимаешься, тогда, может быть, я смогу полностью тебе доверять.

Мой рот в шоке раскрылся. Обри никогда так со мной не разговаривала. Никогда не злилась и не выходила из себя.

— Что? — спросил я, когда она встала. Тогда я заметил в ее глазах слезы, и был в недоумении.

Она наклонилась и поцеловала мои губы.

— Я забочусь о тебе, Макс, — произнесла она, от чего мое сердце неистово сжалось в груди.

Она никогда не говорила: «Я люблю тебя». Я отдал ей свое сердце, так почему она не могла отдать мне свое? Почему не могла сказать то, что мне нужно было услышать? Что она любила меня? Я чувствовал себя одиноким в этой муке чувств. Ее молчание, ее отказ произнести эти три маленьких слова, делали меня неуверенным. Я начал сомневаться в ней.

Начал сомневаться в нас.

— Не бросай меня, — умолял я. — Я люблю тебя! — Я боролся грязно. Я знал, что использую эти слова как оружие. Но мне было плевать. Я буду использовать все что угодно, чтобы заставить ее остаться. Я нуждался в ней, сейчас сильнее чем когда-либо.

Я начал плакать. Ужасные слезы текли по моим щекам, и я заметил, как лицо Обри смягчилось. Может быть, слезы помогут. Может они заставят ее остаться. Она вытерла влагу с моего лица, затем повернулась ко мне спиной. Я зарыдал громче, когда она взяла свою сумку со стола и открыла дверь.

Она не повернулась, чтобы посмотреть на меня. Отказывалась смотреть на следы, которые были полностью на ее совести.

— Возьми себя в руки. Пожалуйста. — И затем она ушла.

Она бросила меня в моем горе.

***

Я не мог спать. Я принял несколько таблеток ранее и знал, это лишь вопрос времени, пока они не исчезнут.

Я пытался дозвониться Обри десятки раз с тех пор, как она бросила меня ранее этим вечером, и она ни разу не ответила.

Я становился отчаянным.

Сдавался.

Терял ее.

Я оказался в плохом положении. И не видел выхода.

Не в состоянии больше терпеть, я надел какую-то одежду, нацепил ботинки, схватил принадлежности для рисования, бросая их в большой мешок.

Забрался в машину и поехал.

Учитывая, что творилось в моей голове, я не удивился, когда обнаружил, что оказался у дома Обри в три часа утра.

Ее улица была пуста. Воздух был холодным и тихим. Дыхание вырывалось изо рта как туман.

Наркотики должны были сделать меня мягким и расслабленным. Но проблемы с Обри делали меня тревожным и беспокойным.

Я должен это как-то выместить.

Я расставил банки с краской на тротуаре и взял самую большую кисть. Открыл синюю краску плоской отверткой и окунул кисть. Краска покрыла мои замерзшие пальцы, когда я провел длинную линию на тротуаре.

Я был яростным, пока работал. Сфокусированным. Маниакальным.

Не знаю, как долго находился там. И мне было плевать, если меня обнаружат.

Мне просто необходимо было рисовать.

Мне нужно было, чтобы она знала, что я чувствую.

Как сильно я любил ее.

Как сильно она ломала меня.

Когда закончил, я уронил кисть и встал, смотря вниз.

Почему хоть раз я не могу нарисовать что-то нормальное?

Я опустился на колени перед портретом своего отчаяния.