Засранец Бэдд

ГЛАВА 11

Мара

Неделя прошла как в тумане. Мы с Зейном проводили вместе каждую свободную минуту, когда он не работал. Даже когда он был за стойкой в большинстве случаев я сидела в ближайшей кабинке к бару, потягивала пиво и читала то, что планировала когда-то прочесть. Мой список "К прочтению" вышел из-под контроля, моя библиотека Киндл была заполнена книгами, которые я покупала и хотела прочитать, но у меня так и не дошли руки. Так что за те шесть или восемь часов, что Зейн работал за стойкой бара или в зале, я успевала читать и позволяла себе немного опьянеть.

Ксавьер приносил мне еду, все, что его душе хотелось приготовить, а один из других братьев Зейна время от времени составлял мне компанию и болтал со мной. Я познакомилась со всеми его братьями, кроме Баста, который все еще наслаждался медовым месяцем.

Брок был остроумным, милым и хорошим собеседником, и, возможно, самым чертовски красивым парнем, которого я когда-либо встречала… похожим на молодого Пола Ньюмана[14]. Такой же высокий, худощавый и непринужденно обаятельный, с густыми и шелковистыми каштановыми волосами, аккуратно разделенными на пробор и зачесанными набок, с несколькими прядями, падающими на глаза, c блестящей, ослепительной улыбкой и теплыми карими глазами.

Бакстер был полной противоположностью, грубо-сложенный, бесцеремонный, истеричный и вульгарный, но все же милый и сексуальный в своем собственном стиле. Громоздкий, мускулистый и тяжелый с массивными мускулами, физически устрашающий и все же легкий, и веселый. Бакс был почти таким же высоким, как Брок, но в отличие от него, в два раза шире в плечах и более мускулистый, с той же ослепительной белой улыбкой и карими глазами, хотя взгляд Бакса никогда не останавливался на чем-то одном и блестел юмором. Его волосы были такого же насыщенного каштанового цвета, как у Зейна, но у Бакса они были коротко подстриженны по бокам и длинными и растрепанными на макушке, волнистые и спутанные, словно он только что кувыркался с кем-то в постели.

Когда Бакс скользнул в кабинку в первый раз, то сделал это с драматической хромотой. Я хихикнула, когда он схватил себя за бедро и притворился, что должен волочить свою ногу за собой, словно вся его нога ему подыгрывала.

— Ох, перестань, — сказала я, смеясь. — Это была не такая уж ужасная рана.

Он изобразил шок на лице.

— Я едва могу ходить, док. Возможно, я уже никогда не буду прежним.

Я закатила глаза.

— О, пожалуйста. Это было всего лишь, сколько, тридцать швов? С тобой все будет в порядке.

— Вообще-то, тридцать один, и у меня есть рекомендации от доктора не напрягаться какое-то время. — Он указал на меня подбородком. — Но у меня так и не выдалось возможности поблагодарить тебя как следует. Ты вмешалась и спасла положение, а возможно, и мою футбольную карьеру. Так что… спасибо.

Я пожала плечами.

— Была военным медиком. Это как вторая натура.

— И все же спасибо.

Я улыбнулась ему.

— Не за что, Бакс. — Мы выдержали целую минуту молчания. — Итак, на самом деле, повлияет ли травма на твою карьеру?

Он пожал плечами.

— Скорее всего, нет. Я остаюсь в Кетчикане, по крайней мере, на год, поэтому не уверен, что буду делать с футболом в долгосрочной перспективе. Но физически я буду в порядке. Нужно время, чтобы прийти в форму, но, думаю время — это единственное, что у меня есть.

Он поболтал со мной еще несколько минут, а потом ушел, и я снова осталась одна за столом… по крайней мере, до появления близнецов.

Близнецы были стихийным бедствием. Как и все братья Бэдд, они были высокими, ростом в шесть футов три дюйма [15], но близнецы были сложены скорее как Брок, Ксавьер и Лусиан, такие же высокие и жилистые, нежели высокие и сложенные как греческие боги. У Канаана были волосы до плеч, такого же насыщенного каштанового цвета, как и у всех братьев. Когда он работал, то завязывал их в хвост, но в остальное время оставлял растрепанными и распущенными, обычно свисающими на глаза и наполовину скрывающими черты лица. Корин был резким, больше хипстер-панк-рок-звездой, его волосы были коротко подстриженными по боками и длинными, волнистыми на макушке, окрашенными в неоново-синий цвет на кончиках. Канаан носил бороду, что делало его немного старше, в то время как Корин был чисто выбрит. У обоих были одинаковые яркие карие глаза Бэддов, и они имели склонность заканчивать предложения друг друга и говорить в унисон.

Они также оба одевались как рок-звезды, даже во время работы. Обтягивающие, низко сидящие джинсы, заправленные в наполовину расшнурованные армейские ботинки и непонятные концертные футболки группы, руки были полностью забиты татуировками, множество тяжелых серебряных колец, и проколотые уши. У Канаана было продето кольцо в центре нижней губы, в то время как у Корина была проколота перегородка носа и тоннели в ушах.

Они никогда не появлялись поодиночке, всегда передвигались вместе, и были чертовски энергичны, болтливы, склонны перепрыгивать с одной темы на другую со скоростью света. Они препирались о лучших басистах 70-х годов и странных инди-арт-фильмах, а затем вступали в спор о Бритни против Мадонны или против Бейонсе, и это все в течение пятнадцати минут, и все что ты мог сделать, это попытаться не отставать.

Лусиан был самым трудночитаемым и, лично для меня, самым непонятным. Неразговорчивость — слишком щедрое понятие, и это еще мягко сказано. На той неделе он проводил за моим столиком столько же времени, сколько и остальные братья, но по большей части молчал, довольствуясь тем, что потягивал пиво, делился сырной картошкой фри и читал книгу, пока я углублялась в свою. Однажды я заставила его перечислить пять любимых книг. Трилогия "Основание" Айзека Азимова, и он считал ее за одну, а не за три, "Краткая история времени" Стивена Хокинга, "451 градус по Фаренгейту" Рэя Брэдбери, "Прощай, оружие!" Эрнеста Хемингуэя и "Джубал Сакетт" Луи Л'Амура [16]. Я спросила его, какая у него любимая книга, и он в задумчивости смотрел через мое плечо целых пять минут, а затем перечислил эти книги в таком порядке, без объяснений, а затем вернулся к чтению романа Энн Райс.

Лусиан был похож на близнецов и Ксавьера, сложен как лезвие бритвы, высокий, худощавый, крепкий и поджарый. Если у Канаана волосы были длинные до плеч, то у Лусиана были немного другими, низко собранные низко на затылке и свисающие до середины спины густой каштановой косой. Лусиан имел привычку заворачивать длинный хвост в кулак, пока читал, и рассеянно дергать его, и я ни разу не видела его с распущенными волосами.

А еще был Ксавьер. Возможно, мой любимец из братьев, за исключением Зейна, конечно. Ксавьер был милым, странноватым, забавным и разносторонним до крайности. Он устроился на стуле напротив меня, перед ним лежала стопка толстых учебников, рядом с ними ноутбук, а на еще одном соседнем стуле ящик с различными деталями робототехники, каждая из которых была разложена по типам в маленьких отсеках. Он читал и строил своих роботов, а затем несколько минут разговаривал со мной, обычно о том, что он читал в то время.

По большей части я понятия не имела, о чем он говорит, но слушать его было увлекательно, он красноречиво и искусно формулировал предложения и любил использовать архаичные обороты речи. Он мог легко и долго рассуждать на любую тему: литературу, физику, философию, социологию, историю… на любую, кроме поп-культуры, о которой он был безнадежно и комично неосведомлен. Но он не был похож на робота-инженера, супер-ученого, математика-волшебника или супер-гения. Он был высок, худощав, и меньше всего походил на остальных своих братьев с каштановыми волосами. Его волосы казались почти черными, и он был единственным из братьев Бэддов с ярко-зелеными глазами. Уши Ксавьера были проколоты в трех местах и замысловатая татуировка из серии геометрических и математических символов покрывала его предплечья. Волосы были подстрижены почти так же, как у Корина и Бакса, короткие по бокам и длинные, волнистые и свободно лежащие на макушке. У него был такой вид, словно он понятия не имел, насколько сексуален или великолепен, и еще меньше имел понятия о том, насколько привлекательны его эксцентричность и ум.

Если я и поняла что-то за эту неделю, так это то, что я определенно могла сказать, почему братья Бэдд имели репутацию в этом городе, потому что все они были глупо, абсурдно, невероятно великолепными мужчинами, каждый со своими уникальными, яркими, сильными чертами и стилем. Они были грубыми и иногда вульгарными, но всегда веселыми, теплыми и приветливыми, и всегда милыми по отношению ко мне.

Неудивительно, что в баре было так оживленно, поскольку в любое время вечера там работали, по меньшей мере, два восхитительных брата Бэдд, один за стойкой, другой в зале, а еще один, обычно Ксавьер или Лусиан на кухне, в то время как Зейн, Брок или близнецы по очереди обслуживали бар и столики, а Бакс обычно сидел на стуле у входа, исполняя роль вышибалы и проверяющего документы, так как ему полагалось не напрягать ногу.

Клиентура преимущественно состояла из женского пола, будь то молоденькие, ищущие вечеринки девушки, одинокие женщины в возрасте тридцати лет на охоте, или замужние женщины, приходившие сюда просто ради веселья, хороших напитков и приятных на вид парней. Присутствующие мужчины были почти исключительно одиночками, надеющимися воспользоваться бесконечным парадом одиноких женщин… все это означало, что бар сгребал наличные в руки от открытия до закрытия.

Когда Зейн не работал, мы проводили много времени, прогуливаясь по тропинкам за пределами Кетчикана, я и понятия не имела, что это занятие доставит мне такое удовольствие. Он упаковывал кучу еды в рюкзак, и мы брали грузовик, принадлежащий братьям, чтобы добраться до тропы… Зейн убедил братьев скинуться на новый Сильверадо 2500, которым они все могли пользоваться, поскольку им редко нужно было быть где-то, куда они не могли дойти пешком.

Когда мы не были в походе или в баре, мы были в моем номере в отеле, трахаясь, как подростки, которые только что открыли для себя секс. И, кроме одного раза в его постели, мы всегда пользовались защитой. Однако я не могла заставить себя пожалеть о той неосторожности, потому что это было воспоминание, выжженное глубоко в моей душе. В то утро мы сотворили нечто друг с другом. Пересекли некую границу, где союз тел стал союзом душ. Секс после этого всегда был эмоционально напряженным, почти всегда яростным и диким, иногда медленным и нежным. Я обнаружила, что ему больше всего нравилось, когда мы начинали с миссионерской позы и заканчивали позой наездницы, объезжающей его и доводящей нас до кульминации, но больше всего я предпочитала, когда мы начинали с позы обратной наездницы и заканчивали по-собачьи, чтобы он мог полностью выпустить яростную силу своего мощного тела. Но, несмотря на позу, которую мы выбирали, между нами всегда был элемент уязвимости и ощущение глубины.

И мы… говорили. Много. Обо всем. Эти длительные походы всегда проходили в разговорах друг с другом, делая селфи, смеясь, дразня друг друга… думаю, что за эту неделю я узнала о Зейне больше, чем обо всех остальных в моей жизни вместе взятых. И я узнала о себе. У него был способ заставить меня говорить, заставить открыться так, что, по моему мнению, было невозможным.