Засранец Бэдд

Он поднял руки вверх.

— Эй, я серьезно. Он твой отец, а она, по сути, заставила тебя выбрать. То есть, да, ему стоило периодически слать тебе открытки или звонить, но он приехал. Он, так или иначе, твой отец и пытался быть в твоей жизни… по-своему. Ей не стоило заставлять тебя выбирать между ними.

Я неожиданно почувствовала облегчение от того, что он меня понял.

— Именно. Моя мама могла бы быть рекордсменкой по обидчивости. Она не может просто взять и простить. Знаешь, как парни любят шутить о своих девушках, что у нее есть схемы, графики и списки всего того, что они когда-либо сделали или сказали? Это моя мама. Она не простила отца и не сможет забыть то, что он сделал. Она не развелась с ним, не встречалась с ним после всего этого, не вызывала его в суд. Казалось бы, зачем ей это делать? О нем ничего не слышно девять месяцев в году, но каждый месяц он присылает конверт с кучей денег и никогда не забывает об этом. Если подумать, по всей видимости, он присылал ей несколько тысяч долларов за раз. А потом, каждые три месяца лета она была совершенно одна, могла делать все что захочет, никакого ребенка, не за кем следить и ухаживать. Практически все лето она проводила в одиночестве. При мне она ни с кем не встречалась, но подозреваю что это время, пока меня не было, она все же кого-то себе находила. А меня, меня она тоже все еще не простила. Для нее это было, как ты сказал, предательство. По ее словам, мне следовало бы вообще никогда не разговаривать с ним потому, что он бросил нас обеих. И да, я была зла на него из-за того что он так нас оставил. Все еще злюсь. Но он приехал тогда, захотел провести время со мной. Эти летние поездки были его подарком. Он позволял мне делать все, что я хотела, в пределах разумного. Отец научил меня пить, хуку справа, ездить на мотоцикле, как поменять колесо и масло. Мне удалось посмотреть страну с заднего сидения Харлея в компании моего отца и многих других замечательных людей. — Я остановилась, чтобы выпить пива, которое уже становилось теплым. — Мама не простила меня. Мы решили вести себя как ни в чем не бывало, но с того времени мне пришлось самой заботиться о себе. Она покупала продукты и платила за счета, но во всем остальном я была сама по себе. Когда мне было пятнадцать, я нашла работу и на заработанные деньги в семнадцать лет купила машину.

- А сейчас как?

Я опустила взгляд и снова начала отклеивать наклейку.

— Мама все еще живет в Эльвире, штат Индиана, все еще работает стоматологом в том же месте, которое она нашла, когда я еще была в старшей школе, живет в том же доме. Я не часто ее навещаю. Я отказываюсь быть в этом городе, после того что случилось с Айзеком, после того как так называемые «хорошие люди» закрыли глаза на то, что натворили Джимми Прайс, Кевин Лайл, Патрик МакНайт и Рэджи Ковальски. Это сыновья членов городского совета, между прочим. Они убили Айзека и никто ничего не сказал. Просто очередной секрет этого городка, только вот не совсем, обычно секреты это когда кто-то употребляет наркотики, или переспал с чьей-то женой, и она забеременела. А это было преднамеренное убийство невинного. Поэтому я туда не возвращаюсь. В декабре я покупаю маме билеты до Сан-Франциско, и этот месяц мы проводим вместе.

— А что насчет твоего отца?

Я вздохнула.

— Два года назад его осудили за воровство в особо крупных размерах, отмывание денег, хранение и намерение распространения наркотиков и хранение оружия без лицензии.

— Ой, — Зейн моргнул, обдумывая. — То есть он уже некоторое время за решеткой?

Я горько рассмеялась.

— Да, некоторое время.

— То есть когда ты летом ездила с ним….

Снова горьких смех.

— Это были каникулы и для него тоже. Весь остальной год он и его группа… были обычными бандитами. Наркотики, оружие, проститутки, в общем, полный набор и мой отец был их главарем. Он мне не рассказывал об этом, когда я училась в школе, когда поступила в армию, и вот однажды — бац, и тут мне поступает звонок за счет абонента. Он уже был в тюрьме и не выберется он оттуда в ближайшие лет двадцать точно. Выяснилось, что он все это время врал мне. Мне всегда было интересно, откуда у него такие деньги, чтобы высылать их нам с мамой, и как он мог позволить себе просто уехать со мной на три месяца и тратить на меня деньги, как ни в чем не бывало? В последние недели нашего путешествия мы обычно заезжали в Индианаполис за покупками прежде, чем он отвозил меня домой. Он покупал мне все, что я хотела, и отправлял почтой на мамин адрес. Мы могли за раз потратить несколько тысяч там. Я должна была догадаться, но…

— Ты просто была разбалованная папой девочка.

Я кивнула.

— Именно. Было легче не думать об этом и не задавать вопросы.

— Однако среди обвинений предъявленных ему я не заметил обвинений в убийстве или насилии.

Я пожала плечами.

— Ага. Думаю, лично он такой грязной работой не занимался, для этого у него были другие люди.

— Ты навещала его?

— Нет, может когда-нибудь навещу, но пока я его не простила. Еще одно его предательство.

— Это можно понять. — Мы одновременно прикончили наши напитки, и Зейн указал на меня. — Еще по одной?

Я пожала плечами.

— Нет. Может, просто прогуляемся?

— Неплохая идея.

Так мы и сделали. Рука об руку, мы неторопливо бродили по побережью рядом с круизными судами и рыбацкими лодками, рассказывали друг другу истории из нашего детства. Больше рассказывал Зейн, что меня полностью устраивало: у него был нескончаемый багаж уморительных историй про его братьев.

Затем мы начали обсуждать наше военное прошлое, и я рассказала ему о наших выходках, как мы безжалостно подшучивали друг над другом, в то время как он больше рассказывал о своих друзьях, особенно Марко, которого убили. Я поняла, что ему становится легче после разговора о лагере со мной, потому что я могу понять, какой странно-близкой может быть связь с людьми из своей части, особенно побывав в бою, что со мной тоже случалось, поскольку я была медиком с военно-учетной специальностью. Мы были на передовой, и это означало то, что нам с напарниками приходилось бывать на опасных миссиях, чтобы помочь раненым.

В итоге мы оказались на скамейке рядом с доками и смотрели, как солнце заходит за горы. Мы все еще были там и разговаривали, когда взошла луна.

Еще ни с одним человеком я не разговаривала так долго. Даже с Айзеком, мы виделись только несколько часов и, если честно, большую часть времени мы проводили не за разговорами, в конце концов мы были подростками. Но тут, с Зейном, разговору конца-края не было, в моей голове даже мысли не было о том, чтобы его закончить. Мы сидели, разговаривали, и я уже потеряла счет времени. И затем, когда небо уже начало сереть в приближении рассвета, он отвел меня в место под названием «Pioneer Café», которое на выходных было открыто круглосуточно, где мы заказали ранний завтрак и проговорили до тех пор, пока не взошло солнце.

В конце концов, я начала зевать, глаза слипались, и даже Зейна, который привык долго быть на ногах, клонило в сон.

— Мне нужно поспать, — сказала я, отодвигая уже пустую тарелку.

Зейн обмакнул последний кусочек тоста в желток и засунул в рот, глядя на меня.

— У меня есть предложение, — сказал он, пережевывая тост. — Можешь назвать меня сумасшедшим.

— Ладно, — сказала я настороженно.

— Давай пойдем ко мне.

Я нахмурилась.

— И почему ты считаешь это сумасшедшим?

Он приподнял бровь.

— Я еще не договорил.

— Ну, так и?

— Мы можем пойти ко мне, лечь в кровать… — он выдержал драматическую паузу.

— Хорошо, — не выдержала я. — И?

Он наклонился ближе ко мне и прошептал.

— И мы можем поспать.

Я откинулась в кресле, удивленно моргая.

— Ты действительно сумасшедший. — Я порвала остатки салфетки. — Просто сон?

Он кивнул.

— Просто сон. — Он провел пальцем по моим костяшкам. — Завтра я работаю только с четырех, поэтому мы можем выспаться. Приготовлю тебе завтрак, вернее не я, а Ксавьер приготовит тебе завтрак, но притворимся, что его приготовил я.

Я указала на свою тарелку.

— Это разве не завтрак?

— Нет, завтраком считается то, что ты съел после того как проснулся, в независимости от времени.

— О.

Он положил пару двадцаток на стол и наклонил голову в мою сторону.

— Итак, Амаранта. Что скажешь?

— Скажу… что мне нравится, когда ты произносишь мое полное имя, и давай поспим вместе.