Неотразимый

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Джейк

Она такая хорошая. Такая красивая. Такая идеальная.

Ощущения оказываются даже лучше, чем в наш первый раз, и что-то внутри меня подсказывает, что все будет лишь слаще, горячее и сексуальнее. Каждый раз с Шэйн будет лучше предыдущего, потому что с каждой новой встречей она подпускает меня ближе.

Ближе к ней, женщине, которая показывает мне то, чего я никогда прежде не видел, и заставляет меня так ярко ощущать все происходящее, что, клянусь, эхо ее оргазмов отдается в каждой клеточке моего тела.

И, черт, это невероятно. Обжигающая нирвана пронзает мои яйца, проходит по позвоночнику, зажигает меня, искореняя желание излиться в нее. У меня никогда прежде не было проблем с выдержкой в постели, но сегодня я бью личный рекорд.

К тому моменту, как я переворачиваю Шэйн на живот и вхожу в нее сзади, она кончает уже трижды, но мне нужно еще. Еще раз, чтобы я тоже кончил, излился в ее сладостное лоно.

— Еще разок, детка, — шепчу я ей в шею, двигаясь. Мои яйца шлепают по ее бедрам. — Я хочу ощутить это еще раз.

— Не могу, — задыхается она, двигая бедрами и давая мне возможности войти глубже. — Я уже выдохлась. Это невероятно, Джейк. Я словно под кайфом.

— Хочу доставить тебе еще большее удовольствие, — я протягиваю руку между нашими телами, нахожу ее клитор, а другой рукой накрываю ее ладони, прижимая ее к матрасу. — Еще раз. Дай мне почувствовать, как твоя сладкая киска сжимает мой член, принцесса. Я хочу кончить с тобой, давай.

Она стонет, прогибаясь.

— О Боже, Джейк. Боже…

— Ты почти у цели. Я чувствую это, — сдвигаю лодыжки, пока головка моего члена не оказывается сжатой ее тугой вагиной. — Давай, малышка. Кончи для меня. Кончи, Шэйн. Боже, да. Да, бл*ть.

Она кончает дико, бесстыдно крича и с силой сжимая мой член внутри. Я забываюсь. Резко кончаю, врываясь глубоко в нее, и Шэйн принимает меня полностью, ее тело сжимается вокруг моего члена, крепко, пока я обильно и продолжительно изливаюсь в нее.

Оргазм накрывает меня так сильно, что взор затуманивается, я не способен рассуждать, и на пару секунд теряю контроль. Не осознаю, кто я и где я, почему я здесь, но, когда возвращаюсь, обнаруживаю, что лежу на Шэйн, прикусив нежную плоть на ее плече, крепко обнимая за талию и ощущая ее твердую спину, прижимающуюся к моим ребрам.

Я приподнимаюсь с нее, беспокоясь о том, что она не сможет нормально дышать, но Шэйн протягивает руку и шлепает меня по заднице.

— Останься, — просит она, впиваясь ногтями в только что отшлепанный участок моего тела, заставляя одобрительно зарычать. — Всего на пару минут.

— Я тебя не раздавлю?

— Раздавишь, но мне нравится ощущать твой вес на себе, — вздохнув. говорит она. — Это удерживает меня от того, чтобы воспарить от оргазма.

Я расслабляюсь на ней, с улыбкой зарываясь в ее волосы и подбираясь к ее шее.

— Можешь воспарить, если хочешь.

— Нет, я хочу остаться здесь, с тобой, — ласково пошлепывает меня по заднице. — Ты хорошо поработал, Дракон.

— Ты тоже, Принцесса, — я целую в шею, провожу языком по влажной коже. — А твой пот такой вкусный. Почти столь же приятен на вкус, как и твоя киска.

Она тихо смеется.

— Что смешного? — спрашиваю я, когда объяснений не следует.

— Ты уже дважды добирался до моего лона, а я до сих пор не сделала тебе минет, — говорит она. — Прежде со мной такого не было.

— Ты встречалась не с теми мужчинами. Мне нравится пробовать тебя, ощущать, как ты кончаешь мне в рот, — я одобрительно хмыкаю. — Одна мысль об этом заставила бы меня снова возбудиться, если бы я только что не опустошил свою мошонку.

Она смеется громче, внутренние мышцы ее влагалища сокращаются и выталкивают мой обмякший член.

— Ох, черт. Прости.

— Рано или поздно это случилось бы, — я перекатываюсь на матрас, улыбаясь, когда она сворачивается клубочком на своей стороне, глядя на меня из-за своих светлых растрепанных прядей. Я нежно убираю волосы от ее лица. — Возможно ли, что за последние минуты ты стала еще более прекрасной?

Она усмехается.

— У тебя взгляд затуманен оргазмом. Так говорят мои подруги.

— Я и не подозревал, что оргазм затуманивает взгляд, — я приближаюсь к ней, провожу рукой по соблазнительному изгибу ее талии вниз, к бедру. Потребность прикоснуться к ней — непреодолимое желание, которому я не могу сопротивляться. — Не думаю, что дело в этом. Всему причина ты сама.

— Ты и сам прекрасен. Полагаю, что могла бы получить зависимость от твоего тела. Серьезную зависимость.

Моя улыбка становится шире.

— Хорошо.

— Но ломка была бы ужасной, — говорит она, закидывая свою ногу на мою. — Хуже, чем отказаться от рафинированного сахара, который я не употребляла два месяца и вовсе не получила удовольствия от этого. Потеря трех фунтов этого не стоила.

— Не придется ни от чего отказываться, потому что я никуда не уйду. И худеть тебе не нужно, — я игриво осматриваю ее изгибы. — Ты идеальна во всех отношениях. Особенно твоя чертовски привлекательная задница. Я же говорил тебе, как люблю твою попку?

Она смеется.

— Да, полагаю ты упоминал об этом раз десять, мистер Любитель Попок.

— Я не Любитель попок. Просто твой мужчина. И мне нравится каждая твоя частичка, внутри и снаружи.

— Считаешь мою печень сексуальной? — спрашивает она, поводив бровью.

— Чертовски сексуальной. Но я говорю о том, как ты смешишь меня. И проявляешь себя такой, как есть, на весь мир, не обращая внимания на то, наблюдают ли за тобой или нет. Ты всегда остаешься собой, и это делает тебя особенной.

— Спасибо, — говорит она, смягчив взгляд. — Ты знаешь меня лучше моего прежнего парня.

— Мне кажется, что мы уже давно знакомы, — говорю я от всего сердца до того, как моя храбрость меня покинет. — Словно я знаком с тобой долгие годы. Или словно ждал возможности познакомиться с тобой ближе.

— Мне тоже, — она тянется, кладет ладонь мне на грудь. Нежность от этого прикосновения вызывает во мне что-то более сладостное, чем вожделение. — Так расскажи мне, Дракон. Восполни мне пробелы, о которых я не знала.

Так я рассказываю ей о начале своей карьеры, каким неожиданным потрясением стало для меня то, что все мои мечты сбывались, как мой разум не был готов к успеху, пришедшему ко мне раньше запланированного срока. Она рассказывает мне о том, как сменила специальность с педиатрии на ветеринарию на середине обучения, как тетя полностью поддержала ее, хотя до этого момента у Шэйн не было даже домашнего питомца.

— Я так боялась работать с больными детьми, из-за которых все время грустила бы, и знала, что очень люблю животных, — говорит она. — Я справилась после сотни часов занятий в ветеринарной школе и десяти кошек.

— Ты скучаешь по практике, — я продолжаю прежде, чем она успевает ответить, потому что правда написана у нее на лице. — Тебе следует пройти сертификацию и заняться тем, что ты любишь.

— Но тогда нужно найти того, кто займется благотворительностью, а это не так просто, как кажется. Я знаю все нюансы, потому что долгое время помогала тете Тэнси.

— Так тебе нужно время, чтобы найти нужного человека и обучить его, — настаиваю я. — Жизнь слишком коротка. Тебе нужно любить свою работу. И нужно перевезти твоих кошек в город.

Она смеется.

— О Боже. Можешь представить десять кошек у меня дома? Как будто это ребенок, но на самом деле квартира станет сумасшедшим домом, да и в деревне им лучше. Хотя я бы хотела однажды завести щенка. Полагаю, небольшим породам собак город подходит. Мне лишь стоит убедить ТСЖ разрешить заводить домашних животных в доме. Они запрещают это на протяжении пятидесяти лет.

— Ну, если кто-то и смог бы изменить их мнение, то это явно ты, — говорю я, целуя в ответ ее руку.

Она улыбается и рассказывает мне о времени, когда убедила сменить талисман школы с троянского коня на бойцовскую тыкву, просто потому, что ее друзьям это казалось смешным. Я говорю ей о том, как переоделся школьным талисманом, чтобы заработать денег на ярмарке вакансий, и потерял сознание от жары. Шэйн признается, что некоторые виды спорта вызывают у нее скуку, но к хоккею она смогла бы привыкнуть. Я признаюсь, что искусство вызывает у меня сон, но я с наслаждением пил с ней шампанское на крыше музея, любуясь статуями.

Мы одеваемся. Я натягиваю боксеры и майку, а Шэйн — пижаму, перебираемся на диван, чтобы посмотреть телевизор, но продолжаем разговаривать. Я рассказываю, каким маленьким засранцем был в детстве, а она говорит о своей скромности и том, что вылезла из своей скорлупы только после смерти родителей.

— Как ты и сказал прежде, жизнь слишком коротка. Вскоре после аварии я могла думать лишь о том, что у меня не так много времени, — говорит она, проводя пальцами по моей груди вверх и вниз. — Однажды я проснулась, и все мои мысли вырвались из меня. Сперва тетя Тэнси считала, что я лишилась рассудка, но, в конце концов, осознала, что это была новая я, и приняла это. Слова извергались из меня безостановочно.

— Мне нравится, когда ты рассказываешь о чем-то, — я протягиваю руку, с серьезным видом рассматривая ее. — И мне нравится Фергюс. Поверить не могу, что дожил до тридцати и не назвал свое предплечье.

Она хмыкает в знак согласия.

— Серьезное упущение. Особенно если учесть, что Фергюс такой забавный и милый.

Она поглаживает мое предплечье, и это мило и глупо, но в то же время, так естественно. Внутри меня зарождается нечто, похожее на любовь, и теперь полагаю, пришло время поведать ей ужасные моменты моего детства.

— Насчет того, что накопал Баш… Когда мне было шесть, отец стал брать меня к себе на работу, — говорю я. — И под работой я подразумеваю то, что он крал вещи. Мой отец называл «работой» то, что можно забрать все что плохо лежит, так как весь мир ему должен.

Шэйн ерзает в моих объятиях, поднимая на меня грустные глаза.

— Прости. Это ужасно. Ты же был ребенком.

Я пожимаю плечами.

— Ага, ну у малышей маленькие тела, которые легко можно пропихнуть в окна. Отец был практичным человеком. И позволил бы мне выйти из семейного бизнеса только тогда, когда я вырос. Но на протяжении полугода я ходил с ним, пока мама не узнала о том, что происходит. Они сильно поругались, и он ударил ее. Это и раньше происходило, но впервые у меня на глазах.

Шэйн отстраняется, садится рядом со мной на корточки и берет за руку, крепко сжимает.

— Мама ударилась головой об угол стола и упала на пол, — картина четко предстает предо мной, как в ночь, когда это случилось. Я вижу все, и волна страха захлестывает меня, когда я осознаю, что могу потерять самого любимого в мире человека. — Кровь растекалась по всему линолеуму, а отец все еще кричал… Я так напугался, что сбежал. Я бежал и бежал, пока не потерялся в соседнем районе, который выглядел еще более пугающим, чем мой. Двое копов встретили меня, выслушали и сказали, что помогут.

В глазах Шэйн появляется понимание.

— Но они не помогли?

— Нет, помогли, — говорю я, опуская взгляд на наши сплетенные руки. — Они отвезли меня домой, арестовали этот кусок дерьма, сказали маме, что нужно делать, чтобы получить судебный запрет. Я считал, что все хорошо. Но у моего отца оказался приятель в участке, капитан, с которым он делился своим достатком, а тот, в свою очередь, закрывал глаза на нарушения и все, что происходило в нашем районе.