Неотразимый

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Шэйн

От станции метро в Бруклине мы идем рука об руку.

Со стороны может показаться, что две хорошие подруги прижимаются друг к другу, чтобы согреться, в то время, как ветер с Ист-Ривер проносится через офисные здания и улочки, превращая их в аэродинамические трубы. Холодный бриз покачивает помпоны на шапочках и вызывает слезы. Рабочий день завершен, люди спешат в метро, на такси, занять место в баре в «счастливые часы», чтобы получить «Мохито» за полцены.

Никто не обращает на нас пристального внимания, не замечает бисеринок пота над моей верхней губой, того, как Кери впивается в мое запястье и как странно ее правая рука скрывается под коричневой курткой, чтобы удобнее было прижимать пистолет к моим ребрам.

Я крепко сжимаю челюсть и заставляю себя двигаться, шаг за шагом, хотя все во мне кричит, что надо бежать. Лучше получить пулю здесь, на людной улице, где у меня есть шанс спастись. Кери обещала, что если я буду вести себя тихо и сделаю все, что она скажет, то мне не причинят вреда. Но чутье подсказывает, что если я позволю ей увести себя подальше от толпы, где мы останемся наедине — она, я и пистолет — то мне уже не удастся никуда пойти.

Пять раз я чуть не срываюсь с места между станцией метро и заброшенным полуразвалившимся зданием под Бруклинским мостом, но затем вспоминаю о двух розовых полосках. Думаю о малыше и шансе потерять его, риск слишком велик. Одна жизнь — возможно, я бы сбежала. Но сейчас нас двое.

Две жизни, которые зависят от того, как я буду подчиняться, поэтому продолжаю идти рядом с похитителем, молясь, чтобы не допустить фатальной ошибки.

Молюсь, чтобы Эдди пришла в себя и вызвала полицию. Молюсь, чтобы Аарон посчитал странным, что я ушла с женщиной, слоняющейся вокруг здания и оставляющей мне странные послания, и позвонил руководству.

Молюсь, чтобы мне представилась возможность вырваться и оказаться в безопасности.

Похищение уже не удалось — Кери не планировала того, что в квартире окажется Эдди или кто-то еще, кто сможет опознать в ней человека, который насильно увел меня из дома. Она взвинчена, раздражена и взволнована сильнее, чем в последнюю нашу встречу. Если мне повезет, то это заставит ее сделать ошибку, которую я смогу использовать в своих целях.

А если тебе не повезет, то она застрелит вас раньше, чем планировала, и убежит до того, как ее поймают.

Сжимаю губы, борясь с приступом тошноты, когда Кери протаскивает меня через ржавую дверь прямиком к заваленной мусором лестнице. Я замираю. Горло перехватывает, когда дверь захлопывается и коридор погружается в темноту. Над головой проносится поезд, грохот вагонов и скрип колес по рельсам такие громкие, словно я лежу под рельсами.

Так громко, что никто не услышит выстрел.

Никто не услышит мой крик.

Никто не услышит мой последний вдох.

— Шагай. Наверх, — Кери толкает меня в спину как раз в тот момент, когда мой страх достигает апогея и заставляет мир вокруг закружиться, а несчастный желудок выворачивает наизнанку. Я склоняюсь как раз в тот момент, когда тошнота подступает, и меня вырвало рядом с обувью.

Меня тошнит до тех пор, пока внутри ничего не остается, и из меня выходят тонкие струйки желчи на грязный пол. Я смотрю вниз на грязную кафельную плитку, на которой лежит крысиный помет, обертка от мороженного, зеленое битое стекло, моя блевотина. А что, если это то, что я вижу в последний раз? Приставит ли Кери пистолет к моей голове и выстрелит сейчас, избавив себя от необходимости подниматься туда, куда планировала прежде?

Я зажмуриваю глаза, вытирая рот рукавом, борясь за восстановление контроля, чтобы успокоиться и подумать о чем-то хорошем, чем-то прекрасном. Мне не хочется умирать так, в ужасе и отчаянии, столкнувшись лицом к лицу с доказательствами того, что жизнь может быть ужасной.

Я думаю о родителях, о тете Тэнси, Уэсли и всех друзьях, что помогали мне подняться, заставляли меня верить в хорошее и в хороших людей. Думаю о Кэт и Пенни, Эдди и Фифи, и моих котятах, дико кричащих на ферме. Но больше всего я думаю о Джейке. Думаю о его лице, аромате и теплых руках. Его глазах, что смотрят на меня так, словно я самая прекрасная вещь, которую он видел. Никогда прежде я не чувствовала себя особенной или незаменимой, до встречи с ним.

Я сосредотачиваюсь на воспоминании о нашей прошлой ночи, его улыбке и прикосновениях, о том, как приятно засыпать с ним вместе, и тошнота в конце концов проходит. Я перестаю блевать, поезд проносится надо мной. Мир погружается в тишину, а я все еще жива.

На данный момент.

— Поднимайся, — голос Кери становится мягче. — У меня есть сода, крекеры и имбирный чай. Слышала, это помогает справится с утренней тошнотой.

Я встаю, смотрю на нее и слегка киваю.

— Спасибо.

— У меня есть запасная щетка и туалетные принадлежности, — говорит она, задирая подбородок. — Я же сказала, что не причиню тебе вреда. Не смогу навредить беременной. Вот почему действую самостоятельно. Я видела, как грубо обошлись с тобой парни на Хэллоуин. Если бы знала, что ты беременна, не наняла бы их. Честно. Я не такая.

— Ты наняла их? — говорю я, гадая, появится ли у меня шанс сказать Джейку, что я была права. — И что входило в их обязанности?

— Немного надавить на тебя, — говорит Кери, — а затем потребовать покрыть карточные долги Джейка. Полагаю, этого было бы достаточно, чтобы напугать тебя.

— Но Джейк не говорил мне, что у него есть долги. Это не сработало бы, Кери.

Она пожимает плечами.

— Это не имеет значения. Ты беременна и план пришлось изменить.

— Как? Что ты собираешься со мной делать? — спрашиваю я, с трудом сглотнув.

— Просто поднимайся наверх, — теплота во взгляде исчезает, сменяясь паникой и решимостью, что напоминает мне безумную версию Джейка. Слава Богу, что они не остались вместе. Рано или поздно эти двое убили бы друг друга.

— Сейчас же, — рявкает она. — У нас не так много времени, как я думала.

Я поднимаюсь по лестнице, размышляя о том, что она задумала и как отговорить ее.

— Понимаю, для тебя это тяжело. Узнать, что мы с Джейком ждем ребенка.

— Побереги дыхание, — говорит она. — Мне не интересен девчачий треп.

Я тихо поднимаюсь на первый пролет, останавливаясь до того момента, пока она не подталкивает меня к дальнейшим действиям. Поднимаюсь еще на один пролет, перепрыгивая через ступеньку, чтобы не наступить на использованный презерватив, брошенный в центре ступеньки.

— Хорошенькое местечко. Арендная плата невысокая?

— Следующим летом дом снесут, — говорит она. — А пока это самое дешевое местечко в Дамбо. И самое пустынное. Все приняли предложение арендодателя и съехали.

— Но тебе нравится модное гетто и аромат крысиного помета?

— Мне нравится уединение, когда рисую, — жестом она заставляет меня подняться на третий пролет. — Я здесь не остаюсь на ночь. И мы надолго не задержимся. Только заберем запасы.

— Запасы…

Она снова толкает между лопаток.

— Я вставлю тебе кляп, если не можешь держать рот на замке.

— Для меня это сложно, — знаю, что испытываю судьбу, но разговоры помогают унять страх, а это именно то, что мне надо сейчас. — Моя дурная привычка. Никогда не знаю, когда надо замолчать. А какая у тебя привычка? Кроме той, что ты зациклилась на мужчине, который не заинтересован в том, чтобы жить с тобой долго и счастливо.

Следующий толчок — сильнее, чем прежний — не был неожиданным, но заставляет меня потерять равновесие. Я падаю, ударяясь голенью о ступеньку. Шиплю от боли, снова поднимаясь на ноги и проклиная путь до последнего пролета.

— Ты чересчур разговорчива для богатенькой сучки.

— Спасибо, — говорю я. — Это католическая школа.

— В конце коридора, последняя дверь направо, — Кери прижимает ствол пистолета к моей спине. — Двигайся быстро и тихо. Когда мы войдем, я хочу, чтобы ты пересекла комнату, села за стол и завела руки за спину. Ясно? Не отвечай, иди. Сейчас же.

Я двигаюсь, чувствуя, как Кери теряет терпение по отношению ко мне, и, если это случится, мне не понравится.

Пока мы идем, мой взгляд мечется вперед и назад по коридору. Там были другие двери, возможно, люди, но очередной поезд проносится над нами, и я ничего не слышу, кроме грохота метро и скрипа половиц под ногами. Здание, кажется, находится на грани разрушения, не требуется никакой инспекционной команды. Не верю, что люди легально могут здесь жить, но я была в гостях у друзей, квартиры которых были не лучше. И это не первый мой презерватив на лестнице, но ощущение скрипящих половиц под ногами — что-то новое.

Как только я захожу в квартиру Кери, так радуюсь увидеть кафельную плитку и ковры, что практически мчусь к столу на другой стороне комнаты. Кери идет за мной, связывает между собой мои запястья через рейки стула, и я изучаю обстановку. Рассматриваю огромные портреты детей на стенах лофта, пустые холсты у дальней стены. Пространство открыто, за исключением дверного проема в углу, где находится, как я полагаю, ванна. Больше дверей нет, но много окон, в одном из которых виднеется пожарная лестница.

Пожарная лестница. Первое место, куда я направлюсь, как только Кери даст мне шанс. Я должна верить, что она перепишет сценарий и вернет мне свободу.

— Ты останешься здесь, пока я отнесу сумки в машину, — Кери убирает пистолет за пояс черных брюк и перекидывает гигантскую сумку через плечо, хватая еще несколько одноразовых пакетов с продуктами. — Опасное соседство — ты не можешь оставить в машине продукты более, чем на пару минут, иначе тебе разобьют окно. Кричи, если хочешь, рядом нет никого, кто услышит тебя. Единственная женщина, живущая на этом этаже, оглохла два года назад.

— Я не стану кричать, обещаю, — прикусываю губу, пока на глазах не проступают слезы. Чувствую, что так я добьюсь лучших результатов, нежели сарказмом. — Но скажи, куда мы собираемся? Прошу. Я боюсь за ребенка, и если бы знала, куда мы собираемся…

У нее снова смягчается выражение лица, но она не ставит сумки.

— Мы поедем в мою хижину на севере штата. Родовое гнездо, где жили мои дедушка и бабушка. Он изолирован, но у нас будет все необходимое, чтобы пережить зиму.

— Зиму? — я моргаю, повторяя эхом ее слова. Ответ настолько неожиданный, что я забываю напустить на себя жалкий вид,

— Зиму и весну, — веселая улыбка появляется на ее лице, но она единственная, кто понимает шутку. — И часть лета тоже. Ты родишь в июле или августе, верно? Примерно в это время или чуть раньше?

У меня отвисает челюсть, и впервые в своей жизни я не могу подобрать слов. Она потрясла меня.

— Как только малыш родится, ты уйдешь, — твердо говорит она. — Я отпущу тебя, чтобы ты смогла вернуться в цивилизацию, а мы с малышом Джейка отправимся туда, где нас никто не найдет, и будем жить счастливо.

Я качаю головой в полной растерянности, и все, что могу, это смотреть и ждать, что она скажет, что шутит. Она же шутила.

— Если я не могу получить Джейка, то у меня останется его сын, — она выпрямляется, в глазах появляется хищный блеск. — И я буду хорошей матерью. Я буду такой хорошей матерью, что однажды Джейк увидит, что именно я должна была находиться рядом с ним.