Давай поспорим?

Глава 27.

Настя.

— Пока, Рома.

Если бы мне сейчас предоставили выбор, любить или нет. Я бы выбрала второе.

Любить — это больно.

Любить — это открыться другому человеку и ждать отравленную стрелу в самое уязвимое — в сердце.

Любить — это значит прощать.

А я получается не люблю. Не могу простить. Не могу любить. Формула, которую надо запомнить как аксиому и закрепить намертво самыми прочными гвоздями у себя в голове.

— Настя, я приготовила ужин, ты пойдешь?

Зоя, девушка, с которой я познакомилась в хостеле. Я забронировала его, потому что он был ближайший к больнице и по цене мне подходил. Зоя приехала по учебе на несколько месяцев, но какие-то проволочки с документами и она уже какую неделю не может переехать в общежитие. Но мне ее задержка с переездом только на руку. В ее компании не ощущаю себя одинокой. А это чувство преследует меня с тех пор, как перешагнула зону досмотра багажа. Я не одна физически, но вот эта пустота внутри, она такая глухая, что мне стало тяжело ее переносить. И если бы не постоянные вечерние разговоры с Зоей, просмотры фильмов, да наши с ней походы по музеям — наверно, сошла бы с ума.

Я дала себе время. Дала время нам.

— Ты плачешь, Насть? — Зоя заходит ко мне в комнату. Она одета в смешной джинсовый комбинезон и какую-то глупую футболку, которую она купила на Кубе.

— Я ему позвонила и все сказала.

Через какое-то время нашего с Зоей знакомства я решила поделиться с ней моей историей. Хранить все в себе было уже просто невозможно. У меня было очень много мыслей. От них нельзя было сбежать. Даже ночью я могла проснуться и начать опять думать и думать, пока усталость все-таки меня не сморит.

— Настя, все правильно.

Правильно.

Я все сделала правильно.

— Ты понимаешь, что нельзя спорить на людей, это игры для взрослых, где нечего делать таким светлым и чистым девушкам, как ты. Рано или поздно тебя это погубит. Ты потонешь в своих чувствах к нему, когда они ему будут просто не нужны. Знаешь почему? Ему это надоест.

— Зоя, он мне казался таким искренним… Я впервые за долгое время чувствовала поддержку.

А еще наша с ним последняя ночь. Мне казалось, каждое его движение, каждое его слово — отголосок его души. Это был он сам, настоящий, без оболочек, масок и шуток. Я не могу никак понять, это тоже была игра или нечто большее? Можно ли вообще испытывать что-то к человеку, если он никогда тебе не нравился, не привлекал. Он был просто вещью, разменной монетой. Это мир такой жестокий или я такая наивная?

Мы с ним из разных миров. Мир добрых сказок никогда не пересечется с математической моделью создания вселенной. Только осталось ли во мне хоть что-то от тех сказок? А Рома, он остался тем же прагматиком?

— Настя, посмотри на меня. Твоя задача сейчас оказывать поддержку матери и закончить обучение. Знаешь, как говорят в психологии, сместить фокус внимания. А потом увидишь, прошлое тебе будет казаться хорошим стартом, опытом.

Ночью я опять плохо спала. Мне снился Рома, он не справился с управлением и попал в аварию. Видела в красках искореженный автомобиль, кровь и много машин с мигалками. Было желание набрать и услышать его голос, просто, как он ответит на звонок, услышать его вдох, что он жив и с ним все хорошо. Ведь хорошо? Это просто сон.

Если меня кто-нибудь спросит, как прошел у меня этот месяц. Я отвечу… ничего я не отвечу. Человек может жить, а может существовать. Выполнять рутину, смотреть телевизор, общаться, пить кофе и покупать хлеб. Но в это время он не здесь. Тело его здесь, а мысли, душа где-то там, мучается, пытается найти ответы на вопросы или просто лечится молчанием. Я существовала этот месяц.

“Наш самолет совершил посадку в городе-герое Москва”

— Мам, просыпайся, мы приземлились.

— Уже? Мне казалось я только-только глаза закрыла.

— Да, полет быстро прошел.

Мы выходим из терминала, а я вдыхаю воздух родного города. Меня не было чуть больше месяца, а он остался прежним — дорогой, с выхлопными газами и привкусом проблем.

— Я забронировала нам недорогую гостиницу на неделю. Думаю нам хватит времени, чтобы найти подходящую квартиру для съема. Посчитала, оставшихся денег должно хватить на месяц. Я потом устроюсь куда-нибудь…

— Ой, а я тебе не говорила, Настюш?

— Что?

— Представляешь… наши покупатели…они отказались.

— Подожди, а как мы тогда оплатили операцию?

— Так… фонд помог. Помнишь, ты обращалась в самом начале? Вот они за день позвонили и мы с ними все обговорили.

— Правда? То есть мы можем вернуться…домой?

— Да, Настя. Господи, как я о таком могла забыть. Мысли уже о другом были.

— Да ничего, мам, главное, то у нас есть дом.

Первый раз я искренне рассмеялась.

Вот вижу уже нашу пятиэтажку, лавочку, ее до сих пор никак не отремонтируют, а из окна первого этажа видны те же цветы, будто даже не выросли за это время. Ступеньки те же и та же дверь. Понимаю, звучит глупо, но когда возвращаешься туда, где тебя уже не ждали, начинаешь примечать каждую трещину и пылинку.

Дверь открывается со скрипом. Надо бы смазать. И запах, все еще пахнет побелкой и краской. Но это все пустяки. Мне начало казаться, что я потеряла частичку себя, когда мы ее продали. Не было у меня дома.

Был, у Ромы. С ним был дом.

А потом я второй раз искренне рассмеялась, потому что в углу комнаты лежат мои романы, журналы и плюшевый медведь. Давно его порывалась выкинуть, но сейчас даже его готова обнять и кружиться.

— Мама, я так счастлива!

— Дочь, я рада.

— Боже, так хорошо, что они отказались от нее. Ведь она им совершенно не подходит. Этим напыщенным, высокомерным снобам. Только не моя комнаты. Боже, родные мои книжки, полочки, пледик мой. Ой, смотри, мам, даже цветы! Фиалки твои смотри, они цветут!

— Да, дочь, вижу.

— Когда ты все успела вернуть на место? И ведь помнишь, где все лежало.

— Я… первый раз в жизни воспользовалась услугами клининга.

— Впрочем, это неважно. Я… очень рада, что у меня снова есть дом.

В ту ночь я уснула быстро и ни разу не просыпалась.

***

Я пропустила неделю занятий в институте, приходится догонять. В первый день я познакомилась со всеми ребятами, кто-то из них так же после академа, кто-то перевелся из другого института, но основная часть группы те, кто были вместе с первого курса.

Психологи бы назвали эту стадию — принятие. Наверно, это так. Я готова перешагнуть и идти дальше. Постоянная же пустота внутри… Моя бабушка всегда говорила, что время лечит. Что ж, и в этом буду ей верить. Кто я такая, чтобы спорить с нашей великой бабушкой.

— Настя, мы хотим группой пойти посидеть куда-нибудь, отпраздновать начало года. Ты как, с нами?

— Простите, я пасс. Мне, в отличие от вас, надо учить то, что вы прошли.

— Ну, не будь букой, — говорит Наташа, мы с ней сидим вместе на всех парах.

— Не, ребят, правда. В следующий раз.

— Знаешь, как называют таких, как ты? Ботанша, — обиделась Наташа.

— Посмотрю, как ты заговоришь, когда пойдем на зачет, — ответил я.

— Эй, девчонки, посмотрите какой мужчина. Боже! — слышу я голос одногруппницы, когда уже собралась уходить.

Мы стоим на улице у главного корпуса. Вокруг нас ходят студенты. Шумно, громко, пыльно. Только я ничего уже не замечаю. Я опять одинока.

Рома стоит у своей машины, руки, как всегда, в карманах брюк. И смотрит. На меня.

Маленькая куколка, что долго была у меня в душе, начинает оживать. Внутри нее ничего не происходило, она тихо спала в своем коконе. А сейчас оболочка лопается и из нее, цепляясь еще не окрепшими ножками за края, выползает имаго. Это еще не бабочка, но она обязательно ею станет.

Все, что я так тщательно раскладывала по полочкам в своей голове, летит с большой скорости с обрыва. Его взгляд — педаль газа, его хмурые брови — резкий поворот, его губы — сам обрыв. Падение, взрыв и адское пекло в душе.

— Привет.

— Привет.

— Ты… что-то хотел?

— Увидеть. Тебя.

— Мм…

Вижу, что девчонки из моей группы никуда не уходят и смотрят на нас. Опять лишнее внимание, а потом куча вопрос, от которых мне предстоит отбиваться.

— Я… пойду, наверное…

— Нет.

— Почему?

— Я еще на тебя смотрю.

Моя совсем молоденькая и худенькая имаго расправляет крылья. Они еще слабые, практически прозрачные. Но ее первый полет только вопрос времени. Только займет это час? Два? А может целый день?

— Настя, если ты сказала мне пока, это не значит, что я готов его принять и отпустить тебя.

Мы цепляемся взглядами. Мне кажется в его серых и холодных глазах я вижу свое отражение. Оно маленькое, хрупкое. Он видит меня такой?

Его львица. Нет, Рома, я не львица. Они сильные, свирепые охотницы. Они — основа прайда, нет львиц — и все будут голодать. Способные защитить свое потомство и себя. Но нуждающиеся в предводителе. А я та бабочка, что зарождается у меня внутри, пусть у нее не окрепли крылышки, пусть она проживет все лишь пару дней, пусть ее опалит пламя, на которое она летит. Но я — она. Нужна ли льву бабочка, от которой он сможет отмахнуться? Его взмах станет смертельным для нее.

А потом он садится в машину и уезжает, оставляя следы шин.

Стой. Не уезжай! Хочется бежать, как в тех романтических фильмах. За последний месяц я их пересмотрела тоннами. Такие глупые и наивные главные герои. Я не в фильме. И я не побегу за ним. И он не остановится.

Но он меня не отпускает…

— Настя, а кто это был? — первая подбежала Наташка.

— Рома. Мой Рома.

— Нихерасики. Но выглядел он хмуро. Поссорились?

— Расстались.

— Жаль.

Нет, тебе не жаль. А мне… странно.

Девчонки еще какое-то время пытались выпросить у меня ответы на их вопросы. Как мы познакомились? Как долго были вместе? А где он работает? А есть ли у него друг, с которым можно познакомится? Я чувствую, как меня разрывают на части, достают информацию раскаленными щипцами. А я сражаюсь из последних сил, чтобы сберечь частичку того, что принадлежит только нам с ним.

Рома, как я и просила, не писал и никак не давал о себе знать. Только приезжал к институту, провожал меня взглядом до входа в метро, и уезжал. Я ведь наблюдала за ним из-за стеклянной двери.

А по субботам курьер приезжал с красивыми цветами от него. Розы, пионы, множество мелких ромашек, смешанных с гипсофилой, просто воздушное облако гипсофил. Моя комната превратилась в ботанический сад.

— Мам, а где мой первый букет? Розы?

Я начинаю бегать по всей квартире в поисках вазы с моим букетом. Даже не было мысли, что это не иголка, которую невозможно найти. Это ваза с цветами. Но нет, я как ошалелая бегала и искала.

— Мама, где он?

— Настя, что ты кричишь?

— Где мои розы?

Чувствую, как голос срывается, из горла вырывается какой-то хрип, а слезы начинают литься из глаз. Безумие, невозможно описать, что я сейчас чувствую.

— Ой, Насть, они завяли и я их выкинула.

Я кидаюсь к мусорному ведру и вижу темно-зеленые стебли своих роз. Забираю их оттуда и несу обратно к себе в комнату.

— Никогда, никогда не бери мои вещи, — кричу из своей комнаты, захлопываю дверь и утыкаюсь в подушку. У меня истерика.