Давай поспорим?

Глава 13.

Рома.

Бл*дство. Самый настоящий пи*дец. Я просто сбегаю с важной встречи с финнами, потому что услышал как она плачет. Что. Это. Было?

Мы готовились к этой встрече несколько недель, уговаривали их, составляли план. Саня выклевал всем мозг о том, какие финны дотошные и просил выверить каждую цифру, каждую, мать ее, запятую. А тут, когда все уже в сборе, рассаживаются, я заявляю:

— Александр Николаевич, можно на пару слов? — Черт, и как теперь его оставить одного с этими засранцами финнами и свалить к ней. К НЕЙ!

— Ромыч, что случилось? — уже с опаской смотрит на меня друг.

— Мне надо уехать!

— ЧТО? Ты ох*ел?

— Нет.

— А что тогда, бл*ть?

— Мне…надо, — вот как ему объяснить, что она плачет и мне нужно к ней. Срочно!

— Ромыч, умоляю не сейчас.

— Саня, ты сам прекрасно справишься. Я тебе тут не нужен. Хочешь, приеду через час? Но именно сейчас должен ехать…

— Я не пойму, тебе работа не нужна?

— А если бы Полине нужна была помощь, ты бы не послал этих финнов нах*р? — чересчур громко сказал я и задел за живое лучшего друга. Косяк, Рома.

Саня, не говоря ни слова, разворачивается и уходит, оставляя меня одного. Ладно, с ним разберусь позже.

На максимальной скорости, какая возможна в это время (сколько же штрафов я соберу…) я подъезжаю сюда. К этому месту, где сидит Каренина. В слезах.

Что ж, “Придорожное” — самое верное название для того места, куда я зашел. Мне даже показалось, что я видел таракана, он уполз в сторону кухни. Двое не самых приятных мужиков что-то очень громко обсуждают и косятся на нее. На Каренину. А она сидит, руками себя обняла, смотрит на не выпитый кофе. Молодец, что не пила его. Не знаешь, какой водой его разбавили. По щекам мокрые дорожки слез. И сердце вдруг защемило, будто по нему полоснули пару раз упругим кнутом. Странно. Я никогда такого не испытывал.

— Ты же плачешь не из-за этого кофе, — подошел я к ее столу, а ведь она даже не заметила, как я вошел в помещение.

— Рома! Ты приехал!

Настя резко встала, что чуть стул, на котором она сидела, не упал, и бросилась ко мне. Прильнула и обняла. Сейчас она пахнет собой: нежной лавандой. Без тех духов, что я чувствовал на ней на том свидании.

— Ты плакала, — все, что я смог из себя выдавить. — Может, расскажешь, что случилось?

— Да, конечно. Только давай уйдем из этого места. Тут тараканы, — шепотом сказала Настя.

— Ты тоже его видела? Рыжий такой. Он в сторону кухни убежал. Мерзкий. Как ты вообще сюда попала?

— Ногами. Пришла. Надо будет им отрицательный отзыв на tripadviser оставить.

— Я тебя умоляю, Каренина. Тут сама Летучая не поможет.

Мы вышли к моей машине, криво припаркованный. Уж очень я спешил. Хотя никогда не оставляю так машину. И по привычке открыл ей дверь. По привычки, черт. У меня привычка открывать ей дверь!

— Куда едем? — спросила Настя.

— Ты мне скажи.

— Если честно, я хочу есть.

— Понял.

Мы заехали в ресторан, что недалеко от работы, мне же еще надо будет забежать к Сане, узнать, как все прошло. Если, конечно, у меня еще есть работа. И друг.

— Ну рассказывай, Настя.

Она за обе щеки уплетают пасту с морепродуктами и лишь иногда поглядывает на меня, будто проверяет, на месте я или нет. А меня так завораживает этот вид набитых щек и с каким аппетитом она ест. Наверно, это какое-то отклонение. Как называется психическое расстройство, когда человеку нравится, как едят? Хотя мне нравится, как ест только она. Мне даже кажется, если она сейчас начнет причмокивать от удовольствия, я замурлычу, как мартовский кот.

Она отодвинула от себя тарелку, когда на ней не осталось и капли соуса. Клянусь, я улыбнулся.

— Я понимаю, что для тебе это покажется не серьезным и возможно как-то по-детски, но … В общем, маме нужны деньги на операцию в Германии. Сумма этой операции — это приблизительная стоимость нашей квартиры. Мы узнавали. И неделю назад мы продали ее одной семье. Только был уговор, что до нашего отъезда в этой квартире мы будем жить. Потому что больше и негде. А сегодня прихожу домой…а там они…все, — снова этот всхлип, от которого я начинаю звереть, — обсуждают, с чего начать ремонт в моей комнате. Сидят на моей кровати. А я должна буду спать на раскладушке в зале. С мамой.

Черт, она заплакала. Для нее это действительно важно. И больно.

— Я понимаю, что через неделю другую мы все равно оттуда уедем. Что не стоит привязываться к месту и к вещам. Но, Рома, я там выросла. Там мое … это часть меня, понимаешь? А сейчас его у меня забирают. Жестоко и несправедливо.

Я пересел к ней на диван и приобнял. Как друг подставил плечо. Только я не хочу быть ей просто другом. А кем тогда хочу? Бл*ть, я хочу быть для нее всем.

— Настя, они по сути правы. Теперь это их квартира. И в ваше положение они входить не обязаны. Твоя мама должна была позаботиться об этом заранее, — утешать я не умею. Получается, мне надо учиться?

— Я знаю, Рома, знаю. Но блин, как же это больно, — она опять уткнулась мне в грудь, где рубашка уже насквозь промокла. А мне хорошо. Ей плохо сейчас, а мне хорошо. Запах лаванды он же еще успокаивает? Вот и мне тоже спокойно становится.

Поток ее слез прекратился, когда она выговорилась. Минус одна рубашка.

— Десерт будешь?

Всхлип.

— Буду. Торт хочу.

А потом я еще смотрел как она ест торт. Как накалывает вилочкой кусочек и отправляет в свой аппетитный ротик, слегка облизывая вилку. А следом я облизываю ее своим взглядом.

— Мне нужно подняться в офис еще. Ты меня подождешь?

Что делать дальше, я не знаю. Снять ей гостиницу — пошло. Уговорить вернуться — ни за что. Отвезти ко мне — было бы идеально.

— Конечно. А потом … куда? — робко спросила она.

— А куда ты хочешь?

— Я?

— Могу снять…

— Я хочу к тебе. — Что? Я не ослышался?

— Ко мне?

— Если это будет удобно… — черт, она еще и спрашивает удобно ли мне. Да, бл*ть!

— Конечно, Насть.

До офиса мы дошли молча, так же молча поднимались на лифте и шли к кабинету. Неловко, что ли. Какое-то тягостное молчание. Неприятное.

Мы дошли до Саниного кабинета. Дверь плотно закрыта. Может финны еще там? Наверно, надо постучаться… Глухо так стучусь, оправдываясь и извиняясь. А потом открываю. Каренина все это время стоит за моей спиной, и ее нервозность я чувствую. Что, к слову, не добавляет мне уверенности.

— Сань, не занят?

— Проходи.

Настя идет за мной по пятам.

— Хотел узнать, как прошла встреча.

Друг сидит за компом, свет от которого подсвечивает его лицо, а вокруг темнота. Слишком поздно. Зловещее зрелище. Наверно, Карениной сейчас страшно.

— Тебя это все еще интересует? — издевательски спросил он, а сама нет да нет, поглядывает то на меня, то на Настю, а та вообще схватила меня за край пиджака. Хорошая компания, ничего не скажешь.

— Вообще-то да.

— Контракт пока не заключили. Но они заинтересованы. Просили составить еще пару расчетов. Хорошо, что мы с немцами работаем. Это их подкупает.

— Понятно.

Мы стоим и ждем, непонятно чего. Саня зырит то в монитор, то на Каренину, то на меня. Треугольник соблазнения, мать его. Рефлекторно прячу Настю за свою спину. Нечего на нее так смотреть.

— А ты? Успел, куда хотел? — взгляд в монитор, а сам, сука, лыбиться. Простил!

— Как видишь… — и разворачиваюсь, чтобы увести Настю из-под его изучающего взгляда.

Только у двери вспоминаю, что перед тем, как рвануть к ней, сказал то, что не должен был. Друг, который посыпал солью раны.

— Сань, прости, что тогда в коридоре про Полину сказал…Не должен был, — черт, от него аж холодом повеяло.

— Проехали.

Я никогда в своей жизни не влюблялся. Даже сильной симпатии ни к кому не было. Повезло? Черт, я уже не знаю. Раньше думал, что да. Глядя на то, что может происходить с человек под действием этой самой любви. Это в сказках и в романах пишут про окрыленное чувство, бабочек в животе и желание стать лучше для другого. То, что было с Саней — это боль, разочарование, ненависть и злость. И сам ему напомнил об этом.

Думаю об этом и изредка кошусь на Настю. Стоит ждет со мной лифт. Руками опять себя обняла. Холодно?

— Боже, как ты с ним работаешь?

— Нормально. Это он выглядит таким строгим и жестким. Познакомишься поближе — узнаешь, что это лишь рабочая маска, — какой нахер познакомишься поближе? Да я ее на пушечный выстрел к нему не подпущу.

Лето в этом году очень теплое, если не сказать жаркое. И какое счастье, выйти вечером и ощутить эту легкую прохладу. Кайф! Настя все еще обнимает себя руками, и мне это не нравится.

— Тебе холодно?

Она лишь пожала плечами, неопределенно. А я на всякий случай накинул свой пиджак ей на плечи и прижал к себе. Если холодно, пусть согревается. В мыслях немного другой способ ее согреть, но пока и так сойдет. Она прижимается ко мне и опять утыкается мне в грудь. А я как обдолбанный втягиваю носом ее запах, как кокаиновый нарик. Чистый воды кайф! Так и стоим, пока на лестницу не выходит Саня. Он остановился в нескольких метрах от нас. Думает, не заметил его. Настя, конечно, его не видит. Уткнулась и посапывает у меня. А я все вижу. Стоит он, голову набок слегка склонил. Разглядывает. Не вижу, но чувствую, как лыбится. Может даже сдерживается, чтобы не заржать. Что, дождался, наконец? А если бы нам было лет двадцать, я показал бы фак. Но мне, мать твою, тридцать шесть на днях будет. Остается только кликнуть Настю, чтобы садилась уже в машину и уехать. Да, не забыть открыть дверь ей.

Подъезжая к дому, понял, что чувствую волнение. Не первый раз веду девушку домой, но переживаю. Очевидно, не я один. Настя с такой осторожностью заходит в коридор: сначала одной ножкой переступила через порог, потом подтянула другую. Стоит, переминается. Дальше пока не спешит идти. Так и стоим: она и я позади нее. Одной рукой дотянулся до выключателя и вся прихожая озарилась ярким светом.

— Уау! — тихо сказал Настя. — У тебя один коридор, как моя комната.

— Да, поэтому можно пройти чуть дальше, чтобы я тоже вошел в квартиру и закрыл за нами дверь.

А дальше она аккуратно и почему-то очень медленно снимает свои кроссовки и ставит их ровно на обувницу. Один к одному. И шаг за шагом двигается в сторону кухни. А я за ней следом. Смотрю за ее реакцией. Да просто смотрю на нее.

Выключатель нашла на кухне сразу. И в этот раз от яркого света не жмурила глаза.

— Большая кухня. Но могу поспорить, что ты пользуешься только холодильником и кофемашиной, — сказала она уже более уверенно, проводя пальцем по столешнице. Эротично она, бл*ть, это сделала.

Я стою и молчу. Пусть сама додумывает: права она или нет. Подходит к острову, отодвигает барный стул и садится. Оглядывается. Будто примеряется. А потом резко встает и уже уверенным шагом идет дальше. Ее верный пес Роман следует за ней по пятам.

Следующая остановка — гостиная. Она у меня смежная с кухней, но при необходимости есть перегородка. Кучу бабла за нее тогда отвалил. Настя обходит каждый уголок и рассматривает каждый предмет. Я как на экзамене. И в тайне надеюсь, чтобы какая-нибудь деваха не закинула свой лифчик под диван. Генеральная уборка у меня по договору раз в месяц. А до нее еще неделя. Книги, сувениры (признаю, грешу), огромная напольная ваза (задумка, бл*ть, дизайнера), за что получаю вопросительный взгляд, понимаю, и развожу руками, плазма, огромная плазма и такой же большой диван. А тут, по глазам вижу, нравится. Знала бы ты, Каренина, что хочу сделать с тобой на этом самом диване.