Давай поспорим?

— Что ты со мной делаешь, Настя, — прошептал он мне ушко.

И берет меня, чтобы уложить на кровать. Наконец-то я ощущаю вес его тела на себе. Самая сладкая и желанная тяжесть. Пусть заканчивается воздух в легких, пусть не могу вдохнуть, пусть хрустят все косточки. Рома зацеловывает каждый миллиметр от шеи до пальчиков на ногах. То едва касаясь, то слегка прикусываю, вызывая стон наслаждения и ворох мурашек.

С каждым его движением, пожар в животе разгорается. Нестерпимо горячо и влажно. Между ног. Если не коснуться, не провести ладонью, можно сгореть. И когда я чувствую его руку у себя на лобке, как его пальце аккуратно начинают меня ласкать, задевать клитор и мягко его тереть, уже более громкие стоны наполнили комнату.

Я не чувствовала раньше то, что чувствую сейчас. Фейерверк эмоций. Фейерверк и чувств, и наслаждений. Я как флейта, которая играет нужную ему мелодию, нажимая на нужные ему точки. Флейта в руках опытного флейтиста.

Оргазм, который накрыл меня от его ласк, заставил меня раскрыть глаза на доли секунды, чтобы увидеть звездочки, летящие в разные стороны. Мощно. Сильно. Божественно.

Рома дал мне минуту, чтобы прийти в себя. Это и мало, и много одновременно. Я не хочу, чтобы он отстранялся. Мне нужно его тепло, его запах. Но и онемевшие пальцы ног никак не помогали вернуться.

Сильно колотящееся сердце звучало как биты музыки в клубе — оглушающе громко. Но это была самая дорогая мне музыка. Его сердце. Оно вот здесь, рядом с моим. Которое бьется так же быстро и оглушающе громко. Получится ли у нас исполнить дуэт? Или мы, как и многие, разойдемся, чтобы играть свою музыку уже другим?

Он снова принялся меня целовать, сначала нежно и едва касаясь, потом его напор стал жестче. Его нетерпение я чувствовала кожей. Рома наклонился надо мной, чтобы заглянуть в мои потемневшие глаза. Какого они сейчас цвета? Того же виски?

— Обещай, что ни о чем не будешь жалеть? — тихо произнес он.

— Обещаю.

Его напор я чувствовала там, внизу. Стало и горячо, и страшно. Хотелось большего, чтобы уже наполнил меня собой, ощутить, как растягиваются стенки, эта сладкая, немного ноющая, но такая приятная боль.

Продвигаясь мучительно медленно, будто боясь причинить то, о чем будет сам жалеть. Я чувствую как напрягаются его мышцы. Все. Рома — само средоточие. Если таковое возможно сейчас. А потом резкий толчок. До упора. До распахнутых глаз и резкого выдоха. Хорошо.

— Что? — откуда-то слышится Ромин голос.

— Не останавливайся, прошу.

— Потом вернемся к этому разговору. Но сейчас точно держись.

Рома не щадил меня нисколько, как и обещал. Бешеный ритм, который он сразу взял, вколачиваясь в меня до упора. Жадно. Присваивая. Одновременно лаская меня, ублажая и целую доступные ему места: шея, ключица, впадина между ней, скулы.

Потом развернул меня и поставил на четвереньки. Я в таком состоянии, что превратилась в податливую и теплую глину. Можно лепить, что душе будет угодно. Это порочная и пошлая поза приносит такое удовольствие, что я сама уже двигаю бедрами ему навстречу. Горячие и влажные шлепки разносятся по всей комнате и действуют возбуждающе. Еще чуть-чуть. Еще. Горячий поток начинает подниматься от копчика, концентрируясь внизу живота, закручиваясь в пружину.

Рома слегка хватает меня за горло в немой просьбе прильнуть к его торсу. И сам жадно покрывает поцелуями шею сзади. Слегка задевая зубами и иногда покусывая.

— Ну давай, кончай, маленькая, — звучит, как приказ, который через пару секунд выполняю.

Оргазм, обрушившийся лавиной, смел меня со своего пути. Я где-то глубоко, откуда тяжело вынырнуть. Мое тело меня не слушается, пуская токи до самых пальчиков. Сколько прошло времени, а онемение так и не проходит. Я жадно ловлю воздух ртом, не могу надышаться. А в самый пиковый момент Рома покусывает меня за шею, как тот самый лев, помечая свою самку. Наверняка, останутся следы.

После такой наполненности и эйфории приходит опустошение. Как на американских горках, когда ты преодолел самые высокие точки и мертвые петли, твой вагончик медленно останавливается, подъезжая к финишу. А потом резкое торможение, что тебя слегка отбрасывает вперед. И если бы не ремни безопасности, можно удариться носом.

Я лежу на Роме не в силах пошевелиться. Совсем. Одна нога перекинута через его бедро, а голова покоится на его плече. Мне хорошо и тепло. Спокойно. О чем думает Рома? Об этом не спрашивают мужчину сразу после секса, ведь так? Только вижу, как он устремил свой задумчивый взгляд в потолок. И взгляд такой, будто решает сложную математическую задачу.

— Кто он? — грустно спросил Рома.

Это он о….

— Бл*ть, Настя, я думал что у тебя ни разу еще не было. Я думал, ты девственница, — продолжил он.

Вот он о чем. И что мне сейчас ему все рассказывать? И он правда хочет это знать?

— Его звали Егор. Он с параллельного потока. Понравился мне с первого курса, но он долго меня не замечал. Это и понятно, кто будет смотреть на девушку, вечно летающую в облаках, в необъятной толстовке, с кучей конопушек и в очках. Так себе сочетание. А потом, два года назад, что-то изменилось. Мне так показалось. Он пригласил меня в кафе. Помню, как рассказывала маме, что парень, в которого я была влюблена еще с первого курса, пригласил меня в кафе. Она радовалась, даже прослезилась, что ее дочка совсем стала взрослой, на свидание ее зовут. А у меня даже одеть было нечего. Одно платье, и то с выпускного. Она дала мне деньги, чтобы я пошла в магазин и купила себе то, в чем хочу пойти. А потом этот наряд будет висеть на вешалке в шкафу и напоминать об этом событии.

Рома притянул меня к себе еще теснее и уткнулся носом в мою макушку. И я отчетливо слышу, как он вдыхает запах моих волос. Так странно и одновременно трепетно.

— Я купила темно-синее платье. Красивое.

— И где оно сейчас? Висит в шкафу и навевает о воспоминаниях? — могу поклясться, что я слышу нотки недовольства в его голосе.

— Нет. Скорее всего радует какую-нибудь бомжиху в нашем районе, — улыбнулась я, только улыбка вышла какой-то горькой. — Я его выкинула потом. Мама ругалась.

— Ты его любила?

— Егора? Нет. Влюблена — да, такой светлой, девичьей влюбленностью, мечтающая о каких-то поцелуях ночных, прогулках за ручку, вечерних киносеансах на последнем ряду, милых смсок… А в итоге мои чувства ему были не нужны.

Вроде и давно уже отболело, вроде уже ничего не чувствую, а вспомнив сейчас все, как начиналось, какие букеты мне дарил, обещания давал — больно опять стало, что как вещью попользовались. Заметили, приласкали, пыль протерли и поставили на место, переключив свое внимание на более яркий предмет.

Ждать сейчас от Ромы какой-то монолог, что первая любовь не всегда бывает счастливой или вообще взаимной — глупо. Сейчас это точно по-детски глупо и наивно.

— Е-гор… Дебильное имя.