Роковое наследство

Глава 23

Лилиана позвонила на виллу Медзенга как раз тогда, когда Маркус беседовал с репортером. К телефону подошла Лия, и Лилиана поздравила ее с возвращением Бруну. А потом, к удивлению Лии, попросила к телефону Рафаэлу.

— Хочешь скандал устроить? — поинтересовалась Лия.

— И в мыслях не имела, — ответила Лилиана. — Просто тут рядом со мной человек, который очень бы хотел с ней поговорить. Он приехал по поручению сеньора Жеремиаса Бердинацци. Некий Отавинью.

— Ты хочешь поговорить с Отавинью, который приехал по поручению твоего дяди Жеремиаса? — спросила Лия Рафаэлу.

Удивленная Рафаэла взяла трубку, и они договорились о встречи в небольшом уютном кафе, которое за это время успел приглядеть и полюбить Отавинью.

Маркус появился в гостиной необыкновенно счастливый. Все эти дни он будто на крыльях летал.

— Сегодня отпразднуем случившееся чудо, — обратился он к Рафаэле. — Я тебя приглашаю.

— Ты знаешь, у меня встреча. Дядя Жеремиас прислал за мной…

— Того самого красавчика? — тут же вскипел Маркус.

— Если ты считаешь его, что Отавинью красавчик, то да, именно его.

— А ты будто не считаешь?

— Представь себе, что нет. И я тороплюсь, он уже ждет.

— Ну ладно, я тебя отвезу, а потом мы отпразднуем.

— Может меня отвезет Димас? Ты мне что, не доверяешь?

— Тебе — да, а ему — нет! И потом лучше, если я буду поблизости.

Лилиана пришла вместе с Отавинью, она не сомневалась, что это лучший способ повидаться с Маркусом, и не ошиблась. Но ошиблась она в том, что сможет с ним поговорить. Хотя они устроились за соседним столиком, Маркус только что и делал, что следил за Отавинью и Рафаэлой. Лилиану он слушал вполуха. Он услышал только, как она сказала:

— Раз ты не хочешь говорить о нашем ребенке, то хотя бы знай, что я потребую для него всех прав как для настоящего Медзенги.

— И правильно сделаешь, — бросил уже на ходу Маркус, который счел, что беседа Рафаэлы с этим противным типчиком и так слишком затянулась. Подойдя к столику, он сказал:

— Рафаэла, пошли! Твое время истекло!

Он взял за руку Рафаэлу и увел ее.

— Ну и тип! — возмутился Отавинью.

— В этом весь Маркус Медзенга, — меланхолично сказала подошедшая Лилиана.

— Это уж точно. А ты очень хорошая девушка, Лилиана, и я очень-очень рад, что с тобой познакомился, — сказал Отавинью, глядя на Лилиану.

— Я тоже, Отавинью, и было бы еще лучше, если бы ты не был влюблен в Рафаэлу, а я в Маркуса, да?

— Да, — со вздохом признался Отавинью.

Поведение Маркуса совсем не понравилось Рафаэле, но в кафе она, разумеется, ничего говорить не стала. Еще не хватало прилюдно ссориться!

Но потом она не преминула высказать ему свое недовольство, упрекнув за то, что он, оказывается, плохо относится к ней.

— Ведь приезд Отавинью в моих же интересах, — сказала Рафаэла Маркусу.

— Интересно, какие же это интересы? — сердито спросил тот.

— Дядя зовет меня обратно к себе, он хочет со мной поговорить.

— Шутишь, что ли? И думать забудь! — решительно заявил Маркус.

Изумлению Рафаэлы не было придела.

— Да что это ты себе позволяешь? Ты что, мой хозяин, что ли?

— Я не разрешаю тебе туда возвращаться, и в особенности в обществе Отавинью.

— Знаешь, это буду решать я, — жестоко ответила Рафаэла. — Я не привыкла, чтобы мной командовали.

— А мне это не нравится! — продолжал злиться Маркус.

Но очень скоро ему стало стыдно за свою вспышку, и он попросил у нее прощения. Рафаэла и вправду ни в чем перед ним не провинилась и не дала ему никакого повода для ревности. Но разве он виноват, если все равно ревновал, и ревновал безумно?!

— Хочешь, я завтра сам отвезу тебя к Жеремиасу?

— Но ты же понимаешь, что если ты приедешь вместе со мной, то у нас с дядюшкой никакого разговора не получится.

— Ну тогда я отвезу тебя в аэропорт. И ты что, полетишь одна с этим типом?

— Нет, там будет еще один летчик. А ты знаешь, Маркус, я ведь тебя люблю.

— И я… Так, что просто голову теряю, — со вздохом признался Маркус.

С улыбкой благодарности думал о Маркусе Бруну. Зе сказал ему, что только благодаря сыну они не отказались от поисков… У него выросли хорошие дети. Надо сказать, что время, проведенное наедине со смертью, не прошло для Бруну даром. Вся его жизнь прошла у него перед глазами, и на многое он посмотрел совсем по-иному. Ему стало жаль, что прошла она в делах и заботах, дети выросли без него… Да, много, много было в его жизни ошибок. И теперь он хотел исправить хотя бы некоторые из них. И начать он хотел со своей бывшей жены. Они никогда не были вместе, и то, что случилось, случилось совершенно закономерно, но теперь он чувствовал благодарность и к Лейе, как-никак она родила ему двоих детей… теперь он хотел отплатить ей за это быками, они принадлежали ей по праву.

И еще он не хотел расставаться с Луаной. Луана была его женщиной, его любовью, и если Бог выпустил его живым из сельвы, то для того, чтобы он дал счастья этой девушке. А что она Бердинацци, то это его нисколько не волновало. Бердинацци обидели Медзенга, а не наоборот. Но он не чувствовал себя обиженным. Бог воздал ему за все: за труды — богатством, за неудачную семейную жизнь — хорошими детьми, а теперь вот и наградил его и жизнью и любовью.

— Больше ты не уйдешь от меня? — спросил он Луану. — Ты теперь поняла, что это была самая большая глупость с твоей жизни?

— Да, поняла, — застенчиво улыбнулась Луана. — Но ты знаешь, мне надо еще что-то сказать тебе, и боюсь, что ты на меня рассердишься.

— Что за глупость! — рассмеялся Бруну. — Как я могу на тебя сердиться?

— А я знаю, что можешь, ну если не сердиться, то… Во всяком случае, это сильно осложнит нам жизнь… Ты не догадываешься, о чем я?

И Бруну внезапно понял — понял все: и почему ушла от него Луана, и почему хочет и не может ему сказать свою новость. И сердце у него забилось и радостно, и тревожно. Смятение охватило его.

— Ребенок? — спросил он. — Да? Угадал? И что же нам теперь делать?

— Вот видишь, — печально сказала Луана, — я сделала правильно, что ушла. Не волнуйся. Я уйду. Я ведь знала, что делала.

— Нет, неправда, я хочу ребенка, я не хочу чтобы ты уходила, — сказал Бруну, обнимая ее.

И Луана, уткнувшись ему в грудь, заплакала.

А он думал, что хорошо, что узнал о ребенке после того, как побывал в лапах у смерти, — до этого неизвестно еще, что пришло бы ему в голову… и он опять поблагодарил Бога за Его милость к нему… Хотя прекрасно понимал, как осложнит появление ребенка их положение с Луаной и, может быть, отношения со старшими детьми… Но что об этом думать? Жизнь вообще не простая штука. Она и создана для того, чтобы преодолевать всевозможные трудности.

И он стал целовать заплаканные глаза Луаны, единственной своей возлюбленной. Теперь он уже не звал ее собой. Ей куда лучше было остаться возле преданной и умудренной житейским опытом Донаны. Теперь он понимал, почему Луана так хотела этого. А ему нужно возвращаться в город, браться за дела, которых за это время накопилось невпроворот, пора было выполнять принятые на себя деловые обязательства, — словом, опять начинать привычную деловую жизнь…

— Я вернусь, вернусь очень скоро, — пообещал он.

И Луана улыбнулась ему.

Приехав домой, Бруну удивился отсутствию Лейи, и Маркус объяснил:

— Мы поссорились с матерью, она хотела начать продавать быков, и все для того, чтобы содержать своего проходимца!

Бруну кивнул. Он хотел отдать Лейе быков, но теперь ему нужно было подумать. Хорошенько подумать обо всем. Не торопился он сообщать своим взрослым детям и о ребенке от Луаны.

Лейя узнала от Лии, что Бруну жив, и не замедлила сообщить новость Ралфу.

— Худшего известия ты сообщить мне не могла, — раздраженно заявил Ралф. — Верно, он заключил сделку с дьяволом, если выпуталась из такой переделки.

Как ни странно, Лейя теперь более объективно судила Бруну, она видела, как его помощь нужна детям, что свою империю он строил для семьи и он был не виноват, что на многое в жизни они смотрели по-разному. Но и она не была в этом виновата.

Что-то в этом духе она и попыталась объяснить Ралфу, чем разозлила его окончательно.

— Он для тебя теперь герой? — крикнул он. — Почему бы тебе не отправиться к нему? Поваляешься в ногах, и он опять тебя примет.

— И повалялась бы, если бы любила, — ответила Лейя, — но я люблю не его, а тебя.

— А я тебя нет, — выпалил Ралф. — Я устал от тебя. И с тобой я валандался только из-за денег твоего муженька! А теперь прощай!

Раздраженный Ралф хлопнул дверью.

И хоть было это не в первый раз, Лейя все равно пришла в отчаяние. Она приходила в отчаяние от того, что Ралф изгадил, испакостил ее и без того не слишком удачную жизнь, что он унижает ее на каждом шагу, а она опять и опять готова прощать его и ему верить, стоит ему сказать: «Я вернулся к тебе. Я погорячился».

И только смерть, смерть его, Ралфа, освободит ее от этой горькой, унизительной связи.

А Ралф, обнимая Сузану, клялся ей в неизменной любви, и, что самое интересное, сейчас он чувствовал, что, пожалуй, опять влюблен в эту опасную женщину.

«Интересно, кто она, — думал Отавинью, глядя на Рафаэлу, пока они летели в имение Жеремиаса, — опасная авантюристка или искренняя неопытная девушка, случайно попавшая в скверную историю?» при этом он чувствовал, что, каков бы ни был ответ, он не способен изменить его чувства — он был влюблен в Рафаэлу, и с каждой секундой все сильнее.

Тот же вопрос задавал себе Жеремиас и тоже чувствовал, что вообще-то ему наплевать, кто эта девочка, к которой он так привязался.

Но все-таки из тактических соображений он особой радости не выказал и учинил Рафаэле подлинный допрос. Перво-наперво он расспросил ее, как получилось, что она связалась с Фаусту и стала участницей обмана.

Рафаэла объяснила, что ехала без особой надежды, что ее примут, так как все равно не могла доказать, что она внучка Жеремиаса. А Фаусту знал, что сеньор Бердинацци ищет племянницу. Поэтому она и согласилась выдать себя за племянницу, чтобы уж действовать наверняка. Но для нее главным было не наследство — ей нужно было хоть на кого-то опереться.

— А теперь ты нашла себе опору в лице Маркуса Медзенги? — недовольно спросил старик.

Рафаэла дипломатично промолчала.

— А если мы поедим в Италию, — продолжал свой допрос старик, — я не могу надеяться, что ты внучка моего брата?

Рафаэла опять промолчала, пожав плечами: сколько можно повторять, что лично у нее никаких доказательств нет?

Разговор кончился почти ничем, но никто особенно ничего и не ждал от него — все дело было в том, что решит старый Бердинацци.

Перед сном Рафаэлу ждал еще один сюрприз. Отавинью признался ей в любви. Но, как часто бывает у людей застенчивых, свои самые искренние, самые чистые чувства он высказал в крайне грубой форме:

— Ты ведь знаешь, что я давным-давно по тебе сохну, может, откроешь мне окошко, а?

И заслужил в ответ такой взгляд, который прожог его насквозь.

А про себя Рафаэла рассмеялась над наивностью молодого человека, которому она не собиралась давать спуску. Как, впрочем, никому на свете! Даже своему любимому мужчине — Маркусу.