Роковое наследство

Глава 37

Трудно давалось Луане решение о поездке к Бердинацци. Она не знала, задержится ли там, и если задержится, то надолго ли. Ей хотелось разобраться, что за человек ее дядюшка и в самом ли деле он так раскаивается, как говорит. Жизнь научила Луану быть готовой ко всему. В первый раз она сбежала от Бруну, потому что была не уверена в нем. И не хотела подчиняться тому решению, которое, по ее мнению, он должен был принять. Второй раз она уезжала от него, потому что он потребовал от нее безоговорочного подчинения в тех вещах, которые она не считала безоговорочными. А он даже не почувствовал, что требует слишком многого. Собравшись поехать к Бердинацци, Луана сказала Бруну:

— Я поеду, но скоро вернусь. Я не бросаю тебя.

А Бруну повторил:

— Если уедешь, можешь не возвращаться.

— Будь по-твоему, — со вздохом сказала Луана, — но помни хотя бы, что это ты так решил.

Она позвонила Жеремиасу и сказала, что хочет повидаться с ним.

— Я приеду за тобой в аэропорт, — радостно прокричал Жеремиас.

Проявив жестокость с Луаной и сразу же почувствовав себя и виноватым и несчастным, Бруну пожалел Лию. Сейчас он сам испытал, что такое разлука для любящих, и не хотел такой участи для дочери.

— Я слышал, Апарасиу купил фургон, — сказал он Лие, которая и стремилась, да все никак не могла решиться уехать со Светлячком.

А Дуэт уже вовсю разъезжал и показывал в дополнение к концерту еще и цирковые номера, которые тоже пользовались большим успехом. Чтобы отправиться в дальнее странствие, ждали только решения Лии.

— Да, папа, — подтвердила Лия. — И замечательный! На нем хоть на край света можно уехать.

— Ну и поезжай себе с Богом. А если что-то не заладится, всегда помни, что у тебя есть дом, — сказал Бруну и крепко обнял дочь.

— Едим! Едим! — на пороге квартиры появилась сияющая Лия, и Светлячок радостно заключил ее в объятия. — Хоть завтра! Отец согласился…

Согласие Бруну на самостоятельную жизнь дочери значило для нее даже больше, чем согласие на свадьбу, и Апарасиу понял это.

— Едим завтра же! — подхватил он, кружа Лию по комнате.

Настал новый день, а с ним и новая жизнь — путешествие началось!..

Новая жизнь началась и у Луаны. Жеремиас отвел ей прекрасную комнату и всячески баловал племянницу. Луана сразу же прониклась симпатией к Жудити и чувствовала, как настороженно относится к ней Рафаэла, хотя та всячески предлагала ей свою помощь. Сначала предложила показать имение и молочные фермы.

— Должна же ты знать свое хозяйство, — заявила она.

— Это не мое хозяйство, — равнодушно ответила Луана. — Спасибо, но я предпочитаю посидеть и поговорить с Жудити.

А Жудити, поглядев вслед не слишком довольной отказом Рафаэле, сказала:

— По-моему, тебе надо опасаться и ее, и ее муженька. Они тебе завидуют.

Второй раз Рафаэла предложила свою помощь, когда выяснилось, что Луана едва умеет читать и писать.

— Я могу заняться твоим образованием, — заявила она.

— Зачем, голубка? — ответил ей старый Жеремиас. — Уж лучше я найму ей учительницу. Жаль, жаль, что ты не нашла меня раньше, племянница, — посоветовал он. — Училась бы за границей, воспитана была бы как принцесса.

Луана не без насмешливости развела руками — мол, принимайте такую, какая есть.

Жеремиас сообразил, что сказал не то, и тут же поправился:

— Ты мне и так дороже всех на свете! А захочешь, все наверстаешь!

— Вы бы, дядюшка, как-нибудь разобрались с племянницами, — вступил в разговор Отавинью, — а то, выходит, что я женат разом на двух Мариетах Бердинацци.

— Нет, одна из них, совершенно точно, незамужняя, — резко ответила Луана.

— Но ты прав, Отавинью! Документами я займусь непременно, — пообещал старый Бердинацци, — с ними и впрямь нужно разобраться.

Вечером в спальне Рафаэла сказала Отавинью:

— Слыхал? Дядюшка собрался разбираться с бумагами. Хорошо бы дело не дошло до завещания. Или он хоть бы раньше помер, что ли!

— Ты уже во второй раз желаешь дядюшке смерти, — заметил Отавинью. — Не боишься?

— Чего? — рассмеялась Рафаэла. — Ты что, думаешь, я его убить хочу? Напрасно так думаешь.

— А как прикажешь тебя понимать? — недоуменно спросил Отавинью.

— Да никак. У меня, как и у дядюшки, семь пятниц на неделе!

С этим мнением о дядюшке Отавинью не мог не согласиться.

Не расторг Жеремиас и акта о купле-продаже фазенды Лейи, поскольку не явился поручитель. И волею обстоятельств выходило так, что она должна была остаться у Жеремиаса, чем он был весьма доволен.

Зато Лейя находилась на грани нервного стресса. Мало того что Ралф исчез и она потеряла свою фазенду, не получив за нее ни единого реала, так ее мучили еще и странные визиты, и не менее странные звонки.

К ней заявилась, например, Марита, молоденькая любовница Ралфа, с которой Лейя как-то застала в постели.

— Мне нужен Ралф, — заявила Марита. — Куда вы его дели? Ведь видела, что вы грозили ему пистолетом, так что могли убить!

Лейя с ужасом припомнила, что действительно так оно и было. И если Ралф действительно погиб, то подозрения могло пасть на нее.

А следом раздался звонок неизвестного, который советовал ей отправиться в морг и опознать труп, найденный на пляже.

Лейя в ужасе позвонила Маркусу, желая с ним посоветоваться.

— Не поддавайся паники, — сказал Маркус, — и сходи в морг. Поступай так, чтобы к тебе не прилипло никаких подозрений.

— Ты прав, ты прав, сынок, — пролепетала Лейя и на следующее же утро отправилась в морг.

То, что она там увидела, было так ужасно и так мало походило на Ралфа, что она с чистой совестью ответила: «Нет, не он». Да она и смотреть-то едва могла, так ей стало плохо в морге…

Придя домой, Лейя тут же сообщила об этом Маркусу и, похоже, обрадовала его.

А вскоре вновь раздался звонок неизвестного:

— Неужели вы не узнали собственного мужа? — удивился голос. — Значит, придется мне опознать его. Я его очень, очень хорошо знал…

Лейя с ужасом повесила трубку. И, несмотря ни на что, продолжала ждать Ралфа. Теперь всеми силами души она молила о том, чтобы он был жив.

Бруну никому не хотел признаваться в том, что свадьба расстроилась из-за Луаны. Он срочно выдумал себе дела, которые требовали его присутствия, и уехал в Рибейран-Прету. Но поехал он в Арагвайю к своему преданному другу Зе, от которого Бруну не скрывал правды.

— Не заслуживает она вас, — произнес мрачно верный Зе.

А когда Бруну сказал, что лучшая его фазенда досталась все тому же Бердинацци, то Зе так и затрясло от ненависти.

— Хотите, я убью его? — внезапно предложил он.

— Ты даже на это ради меня готов? — удивленно спросил Бруну.

— Только дайте знак, — так же серьезно ответил Зе. — Этот вор опять обокрал вас, он украл у вас не только состояние, но и счастье.

Тут Зе не ошибся. Бруну душила ненависть к бесчестному Бердинацци, но он с болью вспоминал, что и Луана тоже Бердинацци. Они ведь двоюродные брат и сестра, и наверняка любовь их была большим грехом.

«Но когда мы полюбили друг друга, мы не знали об этом. Ни она, ни я. А теперь Луана, которую я любил, мертва. Теперь есть только Мариета Бердинацци. И она права, что уехала к своему единственному родственнику», — наконец решил он.

И тут же его обожгла мысль о будущем ребенке: «Я выкраду его, — пообещал себе Бруну. — Это мой ребенок. Он — Медзенга!»

Так проводил он ночи без сна и не знал покоя. Мысленно он смерился со своей бедой, но плоть и кровь не желали считаться с разумом.

Какие только ужасы не мерещились Бруну! А что, если старый вор принудит Луану сделать аборт! Он на все способен, этот старый прожженный мерзавец! «В порошок! Сотру в порошок!» — стонал Бруну, стискивая зубы и сжимая кулаки.

Только время могло излечить его раны…

Маркус понимал, как страдает его отец, и очень ему сочувствовал. Он и сам переживал то же самое: и его возлюбленная предпочла богатство любви.

— Деньги, проклятые деньги, — скрежетал зубами Маркус. Он невольно стал лучше относиться к матери. Уж ее-то никто не мог упрекнуть в корыстолюбии — она любила страшного мерзавца, и любила без оглядки.

Но как только Маркус вспоминал о Ралфе, ему становилось не по себе. Всеми силами он старался отвлечь себя от мыслей о нем, но ему это не слишком-то удавалось.

«Я не виноват, я ни в чем не виноват, — твердил Маркус. — Этот человек был негодяем из негодяев, и он получил свое заслужено!»

Маркус внимательно следил за всем, что касалось неизвестного, найденного на пляже. Труп пока еще никто не опознал, и Маркус надеялся, что беднягу похоронят неопознанным и уже не нужно будет ни за чем следить. Однако невольно он и сам стал задумываться о смерти, которая, как оказалось, ходит буквально рядом с каждым человеком. И, думая о смерти, становился и мягче, и снисходительнее к людям.

Как-то к нему заглянула Лилиана. Маркус давно не видел ее. Сейчас она показалась ему лучше, чем когда была просто хорошенькой девчонкой. Поначалу он по старой памяти рассердился на нее, а потом смягчился.

Лилиана спросила о Лие, с которой хотела повидаться, и была удивлена тем, что та отправилась со Светлячком в странствие на фургоне.

— Как поживает наш малыш? — осведомился Маркус.

— Пока еще только мой, — улыбнулась Лилиана. — А чувствует он себя отлично.

— Может, он у тебя от кого-то другого? — сразу же насторожился Маркус.

— Кроме тебя, у меня никого не было, — очень серьезно ответила Лилиана.

И впервые Маркус подумал, что верность женщины не такое уж маленькое достоинство. Похудевшая, с животиком, Лилиана выглядела такой трогательной, такой беззащитной…

— Может, поужинаем вместе? — неожиданно для себя спросил Маркус и с удивлением отметил, что обрадовался тому выражению счастья, какое появилось на лице Лилианы.

У Лилианы последнее время было мало радостей. Дома царила напряженная, недоброжелательная атмосфера. Отношения отца и матери никак не налаживались. И причиной всему была, конечно, Роза. Она по-прежнему считала, что Шакита спит с ее мужем.

— Почему бы и нет? — шипела она. — Приехал отдохнувший, можно и поразвлечься!

Розу до крайности раздражало, что муж старается поменьше бывать дома, что он опять с головой ушел в свои политические дела.

Отдохнув, сенатор действительно согласился остаться и на следующий срок, как ему было предложено, но наотрез отказался выставлять свою кандидатуру на выборах президента. Он всерьез решил заняться проблемой безземельных и вновь поехал на встречу с Режину. Шакита деятельно помогала ему, теперь она практически стала его секретарем.

Лилиана видела, как серьезно работает отец, и ей были обидны постоянные наскоки матери. Она видела себялюбие Розы, ее мелочную обидчивость, ее тщеславие и порой думала про себя: «А что, если с Маркусом я веду себя точно так же, как мама? Требую от него чего-то несусветного. Совсем не хочу понять, что он живет своей мужской жизнью, а в ней мы, женщины, занимаем хотя и существенное, но совсем не первое и не главное место, как на то претендует моя мать…»

Приглашение Маркуса несказанно обрадовало ее. Сбылось то, о чем она не переставала мечтать. А мечтала она, чтобы Маркус перестал видеть в ней врага, перестал отмахиваться от нее как от назойливой мухи, и увидел в ней человека, который привязан к нему, верен ему и предан…