Тридцать девять и девять

Бестолочь. Дурак и нытик. Все это правда. Он ни на что не способен! Мало того — он потащил за собой своих друзей, своих родителей, которые верили, что он что-то может, и во всем ему помогали! Теперь отцу придется снова разгребать его проблемы. Только что же здесь можно сделать? Убить ее разве что… Отличный был бы вариант, если бы во все это не было втянуто столько людей, которым так много уже известно! Еще и Катька наверняка с кем-нибудь своей историей делилась… Конечно, Данил согласен жить с ней вместе, только бы не потерять дочь! Он покажет ей, какие бывают на свете мужья, она еще сто раз пожалеет о том, что решила таким способом его к себе привязать! Но можно только представить, как на его бедной доченьке будет отражаться ненависть Данила к ее родной матери. Тоже тупик. И он везде, куда ни посмотри!

Но почему, чтобы всего-навсего завести ребенка, как все, Данилу нужно решать столько проблем и постоянно чего-то бояться? Ну тупой он. Ну не способен он быть чьим-то мужем, так что, и ребенка иметь нельзя? А может, он в тысячу раз лучше, чем какая-нибудь одинокая мамаша, но к ней, конечно, никаких претензий — лишь понимание, поддержка и искреннее сочувствие! Зато Данил — ненормальный, бестолковый и ни на что не годный. Разве это справедливо? Разве справедливо будет, если у него заберут дочь только потому, что он не сумел сам ее родить? Почему он всегда должен терять то, что для него дороже всего? То, что потерять гораздо тяжелее, чем самому умереть?..

***

Еще немного побродив по комнате и в последний раз тяжело вздохнув, Валерка, выйдя в коридор, взял телефон и вернулся на кухню, решая, звонить ему в Киев или сразу в Москву. Однако к этому звонку предстоит еще подготовиться, исполнив мечту одного из своих новых знакомых — свеженького секретаря Киевской парторганизации.

— Алло, Петя? Я не разбудил? Есть одна проблема срочная. Хочу машину свою скинуть, тебе первому предлагаю, но есть нюансы. Бабки нужны уже завтра и в Севастополе.

Криво улыбаясь после проведенных переговоров, Валерка придавил рычаг телефонного аппарата. Ну ничего себе новое поколение прогрессивных мыслителей! С такой скоростью под себя грести — духу надолго не хватит, элементарное чувство меры должно присутствовать! Ладно, катайтесь на здоровье, так уж и быть. А Валерий Борисович займется обучением одной бульварной красотки, рвущейся к нему в невестки, правилам хорошего тона. Девочка, похоже, не совсем понимает, с кем она вздумала поиграть и во что так храбро ввязалась.

Людмила, войдя на рассвете к Данилу в спальню, забрала начинающую хныкать Свету, чтобы дать сыну возможность немного отдохнуть перед службой. Он даже не раздевался — так и уснул поперек дивана, уткнувшись лбом в деревянные прутья детской кроватки. Совсем замотался, бедный. Скорей бы все окончилось. Эта история уже всем надоела, провалиться бы той рыжей девке на месте! Она, видите ли, не хочет с их Даней разводиться. Конечно, она его любит — отчего же не полюбить, Люда прекрасно ее понимает! Видала она таких влюбленных табуны еще с его школьных лет! Нашла себе мужа, дрянь такая! Да Людка сама ее сожрет, не говоря уже о Валерке, который настроился весьма серьезно. И кому, как не Людмиле, знать, что ее обозленному супругу под руку лучше не попадаться!

***

Ей казалось, все это происходит не с ней. Это просто страшный сон, это не может быть ее жизнью! Ночной обыск по доносу кого-то из соседей, арест и тюремная камера… Но этот сон не кончается уже вторые сутки, и не кончаются жуткие допросы, где с каждым своим словом Катя вязнет все больше, и все больше страшных обвинений… Валютные махинации, незаконное хранение, теперь проституция и продажа ребенка… Но не она же все это придумала! Да только в детали даже вникать никто не хочет: они слышат только то, что сами считают нужным, ведь доллары нашли у нее, и ей больше отсюда не выйти. Никогда уже не выйти, она совершенно точно видит настроение следователя… Восемь лет за валюту плюс все остальное — минимум лет десять получится, как они ей обещают, и то с учетом Катиного признания и их исключительной доброты…

К ней даже прийти сюда некому, не то что чем-то помочь! Она просила позвонить ее мужу, который может подтвердить слова о том, что он сам предложил заплатить за ребенка, но Катя даже понять не может, связывались ли с ним вообще. А если его нашли, и он не пришел даже для того, чтобы передать ей хотя бы вещи первой необходимости — еще хуже, тогда у нее вообще нет надежды на помощь. Даже с подругами своими она в последние месяцы почти не общалась… Ах, если бы знала Катя, чем эта история закончится, она бы на порог его тогда не пустила! Как же хорошо, как спокойно жила она до недавнего времени, и зачем только нужна была ей эта Италия, ясно же, что чудес не бывает… Теперь Катина жизнь окончена. Она не хочет сгнить в тюрьме, уж лучше умереть сейчас, ведь впереди — один сплошной кошмар…

— На выход! — снова услышала Катя уже знакомую команду, но она ведь только что с допроса, она все уже признала, чего еще им от нее нужно?! К ней пришли? Неужели он все-таки о ней вспомнил…

Но это был не он. Незнакомый ухмыляющийся тип, развалившийся на стуле в комнате для свиданий. Еще один обвинитель — Катя уже наизусть выучила это мерзкое выражение их надменных морд. Она села напротив, уронив голову на сложенные ладони, и просто завыла, не в силах выдержать всего, что на нее свалилось…

— А что так сразу, милая? — сочувственно смотрел Валерка на это жалкое создание. — Мы даже не познакомились!

— Чего еще вам надо?.. — скулила полностью раздавленная Катя. — Я все уже сказала, я больше не могу! Я просто умереть хочу, вы это понимаете?!..

— Ну, как вариант.

Она даже немного затихла, настолько спокойно это прозвучало, и совсем не изменилось презрительное выражение его лица и холодных, будто ледяных, ярко-синих сощуренных глаз.

— Кто вы?.. — с трудом выдавила из себя Катя, глядя на Валерку с выражением какого-то первобытного ужаса.

Он даже черт ее лица различить не мог, так она опухла и поплыла от непрерывных рыданий. Нехило ее раскорежило… А ведь всего-то двое суток ее прессовали. И вовсе не сильно, чисто в рамках… Профессионально работают местные ребята, уважение им от Валерки и немного сверху от обговоренной суммы. Москва знает, кого подключить для качественной отработки схемы. За такую работу и заплатить не жалко, хотя дорого, конечно, вышло. В Киеве было бы проще, но здесь Валерка на чужой территории, с кадрами нужными не знаком, и экономия здесь неуместна.

— Кто я, Катерина? — улыбнулся он ей. — Твоя последняя надежда на свободу.

— На свободу?.. — изумленно повторила Катя.

Нет, Валерка не зверь, хотя вариант с самоубийством в камере от осознания тяжести собственной вины до сих пор рассматривал, как вполне пригодный. Особенно когда представлял себе, как некий сопливый Петенька разъезжает по Киеву на его родной машине. Однако, по всему видать, Катюха сейчас согласится на что угодно, и здесь обойдется без крайностей. От великой любви подлечили ее основательно. Валеркину «Вольво» она и так отработает, без лишних затрат. Ведь ее труп будет стоить гораздо дороже, чем закрытие всего делопроизводства.

— Именно, деточка, именно, — подтвердил Валерка ее смутную надежду. — Но тут уж от тебя зависит…

— Я все сделаю! — преданно глядя в глаза, выкрикнула Катя. — Я все подпишу, что надо! Пожалуйста, скажите, что…

— Да не тарахти ты. Нетерпеливая ты какая-то, Катерина. Для начала напишем одну бумажку. Чистосердечное, так сказать! — подсунул ей Валерка лежащий на столе лист.

— Да я уже все признала, все эти протоколы ваши подписала!..

— Я читал, читал, Катюша, ты не беспокойся. Там были некоторые неточности. Теперь я продиктую, чтоб все красиво. И чтобы было что вспомнить, если тебя вдруг ни с того ни с сего потянет на родину.

***

Валерки долго нет, но Людмила больше переживает за Даню, который носится со Светкой на руках по квартире, явно не находя себе места. Вбегая в кухню, он запихивает в рот что-нибудь съедобное — первое попавшее в поле его зрения — и исчезает в коридоре снова. Людка десять раз говорила, чтобы он хотя бы оставил в покое ребенка, но он вцепился в свое сокровище мертвой хваткой.

А за своего мужа Люда готова перед кем угодно поручиться. Уходя, он был полностью уверен в успехе, а если Валерка в чем-то уверен, то, хочешь не хочешь, поверишь в это и ты. Только вот Даня вечно во всем сомневается и предпочитает сам завалить дело, нежели доверить его кому-то еще.

И когда Людкин супруг наконец появился, она сразу поняла, что все хорошо. Зато Данечка так и не научился определять по Валеркиному виду, притворяется его отец недовольным или расстроен на самом деле, иначе не подскочил бы к нему с таким озабоченным видом.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Данил тяжело вздыхающего отца, который медленно снимал туфли, опираясь руками о стену прихожей. — Ты все-таки ходил к ней домой?

— Ага. На хату, можно сказать.

— И что, папа? Что-то не в порядке опять, да?!

— Да! — вскинул голову отец и, бросив папку на тумбочку, стал метаться по прихожей, хватаясь за голову и заламывая руки. — Все пропало! Уезжаю! Где мой чемодан, где веревка?! И мыла, мыла мне дайте! Это конец!..

Данил уже понял, конечно, что папа изображает своего сыночка накануне вечером, и не мог сдержать смеха, слушая его драматичные пассажи. Теперь он видел, что отец очень доволен, раз решил над Данилом поиздеваться.

— Ладно, хорош маленьких обижать! — повеселевшим голосом сказал Данил. — Рассказывай лучше.

— На! — подняв папку, Валерка сунул ее Данилу под нос. — Папаша, отдай ребенка! — он взял проснувшуюся Светку и, прижимая к себе, пошел в коридор. — Все, моя хорошая. Дедушка уже тебя купил, купил, не плачь! Уйди, бабка, — отвернулся он от подошедшей со счастливой улыбочкой Людки. — Идем отсюда, а то ходят тут всякие старушки, детей пугают.

Данил вошел в комнату, когда Валерка уже переодевался, положив Свету на диван. Даня держал деньги в одной руке и добровольное Катькино признание — в другой.

— Это что?.. — потерянно спросил он у отца. — Ты все же решил забрать у нее бабки? Ну ладно, а это? — перевел он взгляд на исписанный листок.

— Это страховое свидетельство, сыночка, — объяснил отец, подмигивая махающей руками внучке. — От непредвиденных случаев. Ну и доплата к нему на раздачу долгов.

— Да как она могла на себя такое написать?! Это же срок, реально! Да ты у меня… да ты просто красавец!

Разве нужно еще что-нибудь Валерке, кроме этих крепких родных объятий? Даня умеет быть благодарным. Всегда умел. Он мог ничего не говорить, а просто смотреть на тебя вот так — в полный размер своих лучистых серых глаз — и просто тебе улыбаться, чтобы ты почувствовал эту благодарность и еще кое-что гораздо большее: то, о чем дети обычно не говорят своим родителям, да и зачем? Все и без слов понятно.

***

Данил чуть ли не на руках вынес Катюху из здания суда. Это лучшая мамочка на свете! Без запинки отвечая на все вопросы судьи, она отказалась и от Давыдова, и от своего ребенка сразу, безоговорочно и наотрез, моментально соглашаясь на любые условия. Она будто репетировала все эти дни: так четко, без запинки произносила все ответы, словно зазубренный урок, явно наводя судью на подозрения относительно своей способности к мышлению. Она вообще не задумывалась, отречения реально отскакивали от ее зубов.