(не)моё чудовище

46. Вероника

- Ника! Ты должна мне все-все рассказать! - требует восторженный голос Катьки, буквально оглушая меня из телефонного динамика с утра пораньше.

А у меня, на секундочку, похмелье! И общее состояние полной разбитости из-за очередного кошмара, который разбудил меня за час до будильника и, как следствие, не дал даже малого - элементарно выспаться!

Зажав между плечом и щекой смартфон, я возвращаюсь к шкафу, чтобы определиться, в конце-концов, с сегодняшним нарядом.

- Екатерина, ты о чем? - рассеянно спрашиваю я подругу, - Все-все - это что?

- Светка Орлова - помнишь такую? С нашего потока! Она рассказала, что ты поссорилась с Махловским! Неужели ты его наконец-то кинула?!

Вообще-то Катя никогда без нужды не лезет ни в мои дела, ни в мою душу. Так что я неприятно удивляюсь и машинально морщусь.

- Откуда? - спрашиваю я недовольно.

- Откуда информация? - уточняет подруга, - Так говорю ж - Светка Орлова! Мы с ней вчера вечером переписывались - ну, случайно получилось - а она сейчас менеджером в каком-то клубешнике работает. И на днях тебя видела там с Махловским. Удивилась, конечно, оказывается у нее с ним тоже шуры-муры, вот же козел, правда? Так вот, она видела, что вы покусались и потому интересуется - вы как бы разошлись или это временная размолвка?

- Шуры-муры, говоришь… - задумчиво тяну я, останавливая свой выбор на ярко-красном, в узкую полосочку, платье. Потому из ящика выуживаю и соответсвующее ему белье - красное и ажурное, безумно красивое и сексуальное. Самое оно для поднятия настроения!

Да я, в принципе, и так подозревала, что у мажорчика кто-то есть, кроме меня. И не факт, что одна. Особенно тогда, когда меня не было аж две недели!

- Ты лучше скажи, дорогая, почему по этому вопросу ты звонишь мне в такую рань? - спрашиваю я.

- Вот именно потому, что ты столько дней в Москве, а мы с тобой толком и не поговорили! - возмущенно пыхтит Катя, - А чувствует моя пятая точка - что-то у тебя, подруга, не всё ажуре! Неужели ты из-за козла этого расстроилась? Он того не стоит! Ты ж у меня девка еще в самом соку!

- Кать, я, вообще-то, на работу собираюсь. Мне немножко как бы неудобно… Но что бы тебе было спокойно - все у меня нормально. И Махловский - это последнее, из-за чего я буду переживать.

- Вот это правильно… Вот это хорошо… - тут же успокаиватся почему-то взбудораженная подруга.

- Гормоны скачут? - понимающе спрашиваю я, - Мамочкины инстинкты зашкаливают?

- Ой, Ник, и не говори! - вздыхает девушка, - Вот всего ничего беременна, а чувствую - скоро начну побелку вприкуску с мылом жрать, как с Лёнькой было… У тебя правда всё хорошо, милая?

- Ну…

Да уж… Врунья из меня всегда была так себе. Особенно с Катькой.

- Что “ну”?! - тут же взвивается она, - Что “ну”, Самойлова?! Что у тебя случилось, быстро говори!

- Давай так, - придав голосу строгости, произношу я, - Сегодня после работы я заеду к вам. С твоим любимым тортом и витаминами в виде инжира. Хочешь инжир? Помниться, когда ты была беременна Леонидом, ты была готова жрать его килограммами!

- Хочу! - капризно заявляет подруга.

- Вот! Я приеду, и мы поболтаем, договорились?

- Сегодня?

- Сегодня!

- После работы?

- После работы, - терпеливо отвечаю я.

- К нам домой?

- К вам домой… Артур не будет против?

- Да кто ж его спрашивать будет? Капризы беременной жены надо исполнять, понятно?

- Оторвать язык тому, кому непонятно, - хмыкаю я.

Но все-таки непонятно - что ж ее так торкнуло-то? Вообще-то она спала и видела, чтобы я кинула Пашку и нашла себе куда как лучшую партию. Может, постарше, может, посолиднее. Но чтоб не такого раздолбая и ходока по бабам. Но она всегда говорила о своих желаниях редко и скупо, уважая мой выбор и мои решения. И даже мудро находила для них свои же собственные объяснения, что уже поддерживало меня и внушало уверенность, что не такая уж я и дура…

Сбросив вызов, я поспешно одеваюсь и навожу макияж. Быстрыми, немного дергаными движениями вожу кисточками и спонжами и отстраненно думаю, что, видимо, у Катьки на фоне этой её беременности и правда активизировалась какая-то чуйка, раз решила, что у меня не все в порядке. И, надо отметить, после короткого разговора с ней меня немного, но отпустило. Даже мигрень чуть-чуть отступила. Или же это таблетка, выпитая вместе с утренним кофе, подействовала…

… Впервые за многие годы я безбожно опаздываю, из-за чего страшно нервничаю. Ненавижу быть непунктуальной! Еще и пробка из-за классической аварии, видимо, такого же опаздывающего, как и я, катастрофически не желает рассасываться, поэтому я, раздраженная данным недоразумением, набираю Светлану Аркадьевну, чтобы предупредить.

- Хорошо, Ника, я тебя поняла. Молодец, что сообщила, - совершенно спокойно реагирует начальница отдела, - Пожалуйста, только не торопись и смотри по сторонам, когда будешь дорогу переходить. Лучше опоздать, чем переломать себе конечности. Ты нам нужна здоровая и полная сил.

- Спасибо, Светлана Аркадьевна, - виновато благодарю я, - Мне правда очень неловко…

- Не стоит, это ведь впервые. Так что с почином тебя, что ли… - женщина тихонько и коротко смеется. - Я тебя прикрою.

- Спасибо!

Несмотря на отмашку, я все равно продолжаю нервничать, из-за чего противные молочки в висках начинают стучат сильнее и интенсивнее. Я машинально тру их и морщусь, но, разумеется, это мало помогает. Как и визжащий на соседнем кресле ребенок дошкольного возраста, чья мать, похоже, считает подобное поведение вполне нормальным и не думает успокаивать свое расшалившееся чадо…

Обычно меня не столь бесят подобные ситуации. К тому же они вполне стандартны - по утрам в общественном транспорте детей, которых родители везут в школу/садик/поликлинику/к бабушке/к дедушке, всегда достаточно. Иногда, под влиянием вдохновения, я даже могу попробовать сама выкинуть что-нибудь этакое (моську скорчить или пошутить), чтобы отвлечь капризное дитя.

Но сегодня был день, явно далекий от педагогических изысканий. И мне хотелось только одного - чтобы этот ребенок все-таки заткнулся, а проклятая мигрень - хотя бы чуть-чуть, но утихла.

Кто-то, кстати, не выдерживает и делает горе-мамаше громкое и довольно грубое замечание. Та совершенно некрасиво огрызается, и потому в автобусе поднимается шум и эмоциональный гвал, заставляя мою бедную головушку разболеться только сильнее.

Когда транспорт наконец-то достигает моей остановки, я ужом выскальзываю из толпы и, оказавшись на улице, под прохладным ветерком и в относительной тишине, блаженно вздыхаю, глубоко вбирая в себя свежий (опять-таки - относительно) воздух. Отвлеченно досадуя на себя на тему “надо было все-таки вызвать такси!” и поспешно перебирая обутыми в ботильоны на шпильке ногами, я очень спешу к центральному входу и практически не обращаю внимания на окружающие меня людские потоки.

Ох, не зря меня Светлана Аркадьевна предупреждала! “Смотри по сторонам, - говорила она, - Ты нам нужна здоровая и полная сил!”

Но я же торопыга! Еще и не в самом лучшем расположении духа торопыга!

Вот и получаю я за свою поспешность по полной программе!

Нет, машина меня не сбивает, слава Богу. Однако, выскочив на парковку, я едва-едва не попадаю под колеса резко затормозившего черного страшилища - и инстинктивно делаю не то ласточку, не то перепуганного осьминога, который категорически отказывается так некрасиво и позорно погибать. То есть - руки и ноги в разные стороны, на физиономии - выражение глубокого ужаса и полное разочарование в полной несправедливости моей горе-судьбы.

Не справившись ни с собственной координацией, ни с гравитацией, я, споткнувшись и шарахнувшись в сторону, вполне себе ожидаемо не только громко матюкаюсь, но и не самым красивым образом валюсь на бок. Больно ударяюсь бедром об асфальт, матюкаюсь еще раз и тут же болезненно стону от пробившей лодыжку боль.

Определенно, неудачный день! А ведь только первая половина дня! Что ж меня ждет дальше? Неужели что-то еще похуже?!

Разумеется, я пытаюсь подняться. Но, как пьяная, не могу найти ни опору, ни сил упереться в землю. Определенно, неловкая ситуация… Из-за этого сильнейшая злость внутри меня вспыхивает огнем и с силой толкает в грудь и в горло, вызывая приступ тошноты и неконтролируемый поток слез.

Жалкая!

Дурная!

Несчастная!

Эх, Самойлова, Самойлова…

Но мир не без добрых людей, и это хорошо. И кто-то крепко и надежно подхватывает меня под локотки и уверенно поднимает вверх и продолжает удерживать, пока я выравниваю собственное тело.

Я облегченно вздыхаю и, оборачиваясь, жарко благодарю своего неожиданного благодетеля:

- Спасибо! Вы очень лю…

Правда, фразу я не заканчиваю и проглатываю ее окончание, вытаращив глаза на бородатое, криво улыбающееся лицо, которое трудно спутать с кем-либо еще, кроме как…

Самойлов, мать его!

Лев Маркович, скотобаза этакая!

Очередное ругательство срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его воспитано остановить. Но оно вызывает у чудовища лишь еще более кривой и немного восторженный оскал, будто ему понравилось то, как я матерюсь.

Но не это самое страшное!

Страшно то, что, почувствовав близость тела чудовища, знакомую крепость его объятий и крышесносящий и ни с чем не сравнимый аромат его туалетной воды, я теряюсь. А еще вспыхиваю. И от стыда (неприятно так опростоволоситься на глазах знакомого тебе человека), и от болезненного спазма внизу живота (далеко не целомудренного происхождения).

Жуть-то какая! Да ведь это напоминает какое-то кино! За что же мне такое счастье?!

- … за любезность, - позорно икнув, в итоге выдаю я хрипло, - Можете меня пустить, Лев Маркович.

- Ты в порядке, девочка? - тихо и проникновенно спрашивает чудовище.

- Жить буду. Это ваша машина меня чуть не сбила?

- Моя.

- Ясно… Пустите, говорю.

Смирнов морщится, но отпускает. Правда, перед этим сжимает мои локти чуть сильнее и на секунду прижимает к своему торсу, чем вызывает у меня целый табун мурашек по коже. И вполне ожидаемый и не самый приятный нервный вздох.

И опять - это похоже на кинцо - третьесортное и проходное. Романтично-сопливое и с привкусом наивных девичьих фантазий.

Такое посмотришь и забудешь. За редким-редким исключением. Но под особое настроение - иногда очень хорошо заходящее.

Жаль, что я не в этом самом настроении. И поддаваться его мрачно-страстному и жадному обаянию не имею никакого желания.

Или все-таки имею? Особенно беря во внимания мои сегодняшние ночные фантазии на больную, то есть нетрезвую голову?

Ой-ёй… Это я что - только что губу облизала? Блин-блинский… А у Смирнова вон как взгляд потемнел, - превратился из серого в практически черный! Ужас ужасный!

Но - очередной спазм скручивает внутренности, и я, ошеломленная, делаю шаг назад. И тут же вскрикиваю от пронзившей лодыжку и заднюю сторону бедра боли, опасно накреняюсь и снова оказываюсь в мужских объятиях.

И хотя возбуждение опять накатывает на меня обжигающе-горячей волной (я не могу его ни удержать, ни контролировать), я тем не менее умудряюсь удержать серьезное выражение лица и просящийся на щеки яркий румянец. Потому что ничего хорошего в том, чтобы продемонстрировать мужчине ненормальную реакцию своего тела, нет.