Шторм. Отмеченный Судьбой

Глава 2.20. Отчаяние

Горел бы ты в Аду, Богданов! Каждый раз, когда вмешивался в семью, все её члены так или иначе страдали. Вадим Петрович смотрел на Александра, судорожно соображая, что сказать:

– Саш…

– Я спросил у тебя, мы – брат и сестра?

Он держался из последних сил. Биение сердца, каждый его удар, с шумом отдавались в ушах. Пульс наверняка зашкаливал. Внутри творилось что-то непонятное. Частое дыхание словно давало обратный эффект: воздуха не хватало – то ли от волнения, то ли от страха, то ли от отчаяния. Шторм не понимал, какое из чувств преобладало. Даже в Чечне, в окружении вооружённых до зубов боевиков, не ощущал такой безысходности, как сейчас.

Стоявшая рядом Катя смотрела на Вадима Петровича и тоже ждала ответа. Весь её мир в одно мгновение пошатнулся и готов был упасть в бездну. Но Судьба не могла так жестоко поступить с ними. Те несколько часов счастья… Неужели цена за них была настолько высока?

– Генерал-майор Богданов – твой отец, – наконец в полной тишине прозвучал зловещий приговор, погрузив во мрак и погасив последний луч надежды, ещё теплившийся в душе.

Катя закрыла рот рукой, чтобы заглушить готовый вырваться из груди стон отчаяния. По щекам покатились слёзы, остановить которые она была не в силах. Взгляд устремился на отца, стоявшего в полной прострации.

Секунда – сорвавшись с места, Александр бросился в сторону дяди, но стоявший рядом генерал-майор среагировал быстрее. Заключив его в кольцо сильных рук, как в смирительную рубашку, – благо высокий рост и крепкое телосложение позволили – он изо всех сил пытался удержать обезумевшего Шторма.

– Это не может… не может быть правдой, слышишь? – кричал не в себе Александр, вырываясь из стальной хватки.

– Катя, уйди отсюда! – бросил Артём дочери, оттаскивая парня подальше от Ерёменко.

Выбежавшие на шум женщины – Алевтина и Оксана – ошарашенно смотрели на участников безумного представления, не понимая, что происходит.

– Уведи её! – приказал генерал-майор жене.

Алевтина Николаевна поспешила исполнить требование супруга, потянув дочь за холодную руку к квартире.

– Она – не моя сестра! – надрывался Шторм. – Она не может быть ею! Не может!

Его глаза блестели: то ли от слёз, то ли от гнева, что полыхал внутри. Здравый смысл отсутствовал. Пелена, которая отгородила от всех, пропускала только одну фразу: генерал-майор – твой отец, а в сознании пульсировала страшная, то и дело громко повторяющаяся истина: ты спал с собственной сестрой.

– Успокойся, сержант, – хрипел Артём, чувствуя, что сдерживать его уже скоро не сможет.

– Она – не сестра!

Собрав последние силы, Богданов отбросил Александра к двери своей квартиры и, когда тот снова двинулся к Вадиму Петровичу, нанёс удар кулаком в челюсть. Шторм упал, ощутив сильную боль в скуле. Безумие, что охватило разум, ослабло. По мере того, как болезненные ощущения увеличивались, гнев, клокотавший внутри, уходил. Во рту появился тошнотный привкус крови.

– Успокойся, я тебе сказал! – донёсся сквозь туман голос генерал-майора.

Александр сплюнул на белую плитку красную жижу и покачал головой, приходя в себя. Хорошо ударил. Сильно. Темнота перед глазами таяла, позволяя увидеть очертания предметов и силуэты людей.

– Твоя мать не хотела, чтобы об этом кто-то знал, – тихо произнёс Вадим Петрович, увидев, что Александр поднялся на ноги.

Шторм старался не встречаться ни с кем из мужчин глазами. Казалось, даже не слушал, что говорилось. Вытирая кровь из разбитого уголка губы, он рассеяно смотрел в пол.

– Это был её секрет, не мой. Будь моя воля, – Ерёменко бросил гневный взгляд на Богданова, – я бы рассказал об этом ещё несколько лет назад. Но Света не хотела, чтобы ты стал похожим на отца. Она боялась, что он отправит тебя по своим стопам и сделает офицером, ничего не видящим, кроме службы.

Бывшие друзья смотрели друг на друга и молчали. Для кого больше предназначались эти слова – для Александра или для Артёма – было неясно, но то, что мужчинам давно следовало поговорить по душам, понимал каждый.

Шторм стоял, опустив плечи и потупив взор. Щека, куда пришёлся удар, горела огнём.

– Ты – молодец, – наконец безжизненно проговорил он. – Проблема только в том, что, несмотря на все твои потуги, я всё равно стал похожим на него. Судьба… – Александр посмотрел сначала на одного родственника, а потом на другого. Во взгляде сквозила безнадёжность: абсолютная и физически ощутимая. – Судьба… Но я даже предположить не мог, что она окажется настолько жестокой сукой и сделает Катю моей сестрой. – Он крепко зажмурился, и по щеке покатилась слеза. В груди, где должно было быть сердце, зияла огромная дыра. – Ведь я же люблю её… Я люблю…

– Саш….

Но Александр не обратил внимания на дядю. Он открыл глаза и посмотрел на генерал-майора:

– Люблю.

Невербальное общение длилось недолго, однако что тот увидел в его взгляде, осталось загадкой. Спустя несколько секунд Шторм медленно направился к лестнице. Никто не говорил ни слова, все лишь пристально следили за его размеренными действиями. Словно тень, Александр стал не спеша спускаться по ступенькам.

– Саш! – бросилась за ним, подавшая признаки жизни Оксана Владимировна.

– Куда ты пошёл? – не двигаясь, громко спросил Вадим Петрович.

Ответа не последовало.

– Оставьте его.

Как по команде, Вадим и Оксана посмотрели на Артёма.

– Сержант вспыльчивый, но не дурак. Дайте ему время.

– Ты!..

– Нет, это ты, – с таким же вызовом в голосе произнёс мужчина. – Не умеешь держать язык за зубами, не берись хранить чужие секреты! Через десять минут буду ждать на улице.

С этими словами Артём направился к своей квартире. Только армейская выдержка, отточенная годами, позволила держать себя в руках. Если бы не она, они бы с сержантом уже давно пинали холодный труп Ерёменко по лестничной клетке, пытаясь выяснить детали. Слова Вадима об отцовстве не укладывались в голове, но самое страшное, что по срокам это вполне могло оказаться правдой.

Со Светой они не виделись двадцать лет, а когда расставались, наговорили друг другу столько, что повода искать встречи возникнуть не могло. От части Вадим был прав: в своё время служба действительно стала всем, но он никогда бы не оставил женщину, если бы знал, что она ждала ребёнка. Тем более того самого, который мог продолжить династию.

Войдя в квартиру, Артём услышал голос жены, доносившийся из комнаты дочери. Он медленно прошёл через гостиную и остановился у двери. Рука уже приготовилась постучать, но вдруг замерла. А что им скажет? Как объяснит слова Ерёменко? Дьявол! Решать деликатные вопросы вне военной системы было тяжело. То ли дело в армии: отдал приказ и жди исполнения. Этой простоты и безоговорочного следования инструкциям очень не хватало в гражданской жизни.

Решив, что разговор с семьёй лучше отложить, пока сам не узнает всех деталей, Богданов развернулся и быстрым шагом пошёл к выходу из квартиры. Когда Вадим всё расскажет, тогда можно будет наметить план дальнейших действий, сейчас же смотреть в глаза жене не сможет. И не только жене…

*****

Катя сидела на кровати, уставившись в одну точку. Сил биться в истерике или кричать не было. По щекам текли слёзы. Вопросы и суета матери не воспринимались, как будто кто-то выключил громкость. Состояние полного безразличия ко всему и всем. Апатия… Как давно не испытывала подобного. Всего лишь несколько часов назад мир был наполнен яркими красками, а сейчас всё погрузилось во мрак.

Мозг и сознание в целом находились в шоке. Господи, лучше бы они в девяносто третьем уехали из Москвы с отцом: пусть была передовая, чем то, что произошло теперь.

– Мам… – глухой безжизненный голос нарушил тишину в комнате.

Алевтина Николаевна, вытерев мокрые щёки, с надеждой посмотрела на дочь – слава Богу, ожила:

– Я здесь, родная. Что случилось?

– Когда вы познакомились с папой? – проигнорировала её вопрос Катя. – Где? Как это было?

Женщина ожидала всего, чего угодно, но точно не этого. На лице отразилась растерянность.

– В госпитале. Они с офицерами проходили плановый осмотр, а я входила в состав медицинской комиссии. После этого мы ещё несколько раз пересекались по рабочим делам, а дальше сработали чувства. – На губах Алевтины Николаевны появилась смущённая улыбка. – Твой папа не был особым романтиком, но временами даже его прагматизм давал брешь, и он становился джентльменом. – Но вдруг лицо снова приобрело былую серьёзность и обеспокоенность. – Скажи мне, что произошло на лестничной клетке, доченька? Шторм… Это он виноват?

При упоминании имени Александра к глазам снова подступили слёзы.

– У папы был кто-то до тебя? – несмотря на боль, рвущую сердце, упорно продолжала допрос Катя. – Жена, дети… Может, другая семья?

– Да что ты такое говоришь? – вспылила Алевтина Николаевна.

Катя вытерла мокрые щёки и легла, отвернувшись к стене.

– Я хочу побыть одна, мам.

Если стоило с кого-то спрашивать правду, то только с отца, но это однозначно будет не сейчас. Сейчас хотелось одного: остаться одной и громко закричать, выпустить всю боль наружу, – но даже тогда Катя сомневалась, что станет легче.

Брат и сестра… Разум не желал принимать это. Ни разум, ни тем более сердце. Здесь наверняка была какая-то ошибка, или они услышали лишь часть фразы и неверно её истолковали. Но какой бы аргумент в опровержение ни привела, против слов Вадима Петровича возразить было нечего: генерал-майор Богданов – твой отец. Что уж тут непонятного? С губ сорвался стон, и, уткнувшись в подушку, она горько заплакала.

Глава 2.21. Рыцарь в третьем колене