Рябиновое танго

— А мне твой шашлык больше нравится, — усмехнулся Вселдыч. — Макс, ешь хорошо, и обязательно чаю Пашкиного попей, он поможет тебе восстановить силы.

Максим никогда не пил такого чая. Пашка залил кипятком какие-то травы, листья малины, смородины, кусочки чаги. Пока Максим пил чай, Пашка читал ему лекцию про «лазовые» и «нелазовые» кедры. Из его объяснений Макс понял, что если на кедр можно залезть — кедра «лазовая».

«Почему они говорят не кедр, а кедра? Может, по аналогии с названиями других деревьев: береза, сосна, пихта», — думал Максим, а Пашка тем временем на практике показывал, как это нужно делать.

Для своего возраста («поди, под шестьдесят») он делал это очень ловко. Забравшись на дерево достаточно высоко, он тряс макушку, руками и ногами стряхивал шишки с веток.

Для «нелазовой кедры» использовали и шест, и сколоченную кое-как лестницу, а совсем уж «нелазовой» доставались удары деревянной кувалды, которая называлась колотом, или довольно толстого бревна, которым мужики орудовали вдвоем, используя его как таран. Бить нужно было сильно, чтобы стряхнуть с дерева шишки.

— А не вредно это для дерева? — забеспокоился Максим.

— А боксеры себя и по головам, и по торсам молотят почем зря, а живы и относительно здоровы. Так чё тогда кедре сделается? — смеялся Пашка.

— Мы на это место лет шесть уже ходим, и пока я не вижу, чтобы деревья как-то изменились, — заметил Вселдыч.

Сбитые разными способами шишки нужно было до наступления темноты собрать в кучу, что они и сделали. К концу дня Максим не чувствовал ни рук, ни ног, но никто не собирался останавливаться. Наскоро поужинав, развели большой костер и приступили к другой работе. Теперь каждую шишку, попросту говоря, нужно было раздавить, чтобы из нее посыпался орех. Для этого шишку клали на деревянную наклонную ребристую доску и прокатывали по шишке ребристым же валиком. Если шишка была крепкая, нужно было хорошенько постучать по ней. Сердцевину шишки отбрасывали сразу в мусор, а «копейку» — крупную верхнюю чешую шишки вместе с орехами опять скидывали в кучу. Часов в девять стало совсем темно, не помогал и свет от костра. Вселдыч скомандовал:

— Отбой!

Максим думал, что уснет сразу, настолько он устал. Но сон не шел. Как-то тяжело, муторно было на душе, но Максим не понимал отчего. Он опять слышал десятки новых запахов: благоухал рядом куст смородины; шел смолистый дух от могучего кедра; пахло дымком от костра, хвоей от пола палатки; мох у входа в палатку тоже имел свой запах — запах земли и травы.

«Воздух такой густой, что его, наверное, можно резать ножом и употреблять кусками», — подумал Макс.

Нанюхавшись, он все же уснул, так и не вычислив источник своего беспокойства.

С рассветом мужики зашевелились. Пашка взялся приготовить нехитрый завтрак. И второй день как две капли воды был похож на первый, да и все остальные — тоже. Работа была трудной и нудной. Гора раздавленных шишек теперь пропускалась через крупное сито, потом «копейка» отсеивалась еще через одно сито.

— А отвеивать уже дома будем на электровентиляторе. Тогда орех сыпется перед ним, а самый мелкий мусор отлетает дальше.

— И это будет последняя операция в заготовке ореха? — поинтересовался Максим.

— Нет, его еще надо будет сушить. Лучше это делать на солнце, но можно и в печи. Но сам понимаешь, сушим мы только для себя, а для продажи только подсушиваем.

Во время работы Вселдыч постоянно посматривал в сторону Максима. Но Макс работал хорошо и ныть не собирался. Постепенно он втянулся в работу, у него появилось время для маленьких наблюдений. Тайга — не лес в Подмосковье, где он любил бывать с родителями. Она реально обитаема. Максим это видел и слышал даже на том небольшом ее пятачке, который они освоили. Их не очень боялись белки, кедровки — птицы, которые тоже кормятся орехом, бурундуки. Издалека Пашка показал Максиму рысь. А большая, нагулявшая за лето жирка «капалуха» — самка глухаря — послужила им пищей, из нее Пашка сварил отличный бульон. В зобу у нее тоже были орехи.

— Вишь, — смеялся Пашка, — все орешки любят!

Но в тайге были не только орехи. Пашка приносил ягоды брусники, грибы. Грибы он замечательно жарил на топленом масле, которое им дала Анна Михайловна, чтобы отмывать от кедровой смолы руки.

— А тут много! — показывал Пашка банку с маслом. — На всех хватит!

И опять смеялся.

«Ничего не портит ему настроения: ни усталость, ни монотонный тяжелый труд, ни таежный гнус. Он всюду успевает!» — думал Макс, поглядывая на Пашку.

— Да, веселый у меня тесть, — словно прочитав мысли Максима, улыбнулся Вселдыч. — Всю жизнь у него этому учусь. Знаешь, я ни разу не слышал, чтобы они с тещей ругались. Наверное, трудная жизнь учит радоваться мелочам. Есть банка тушенки в запасе — ему в радость, урожай ореха в тайге — счастье, зять приехал — и радость, и счастье. А мы в холе и неге живем, так еще умудряемся жизнь кому-нибудь портить.

Максим слушал рассуждения Вселдыча и полностью был с ним согласен.

«Да, Вселдыч сдержал свое слово и показал мне совсем другую жизнь, с другими ценностями и приоритетами. Жизнь, где надо не просто жить, а выживать. И выживать по возможности весело», — думал он.

Готовый орех ссыпали в мешки. Часть их Пашка спрятал, а часть — погрузил на Лешего, который за эти пять дней отдохнул вволю. Сами они несли немного похудевшие за эти дни рюкзаки с одеждой, спальниками и оставшейся провизией.

— О, щас придем и сразу в баньку! — мечтал Пашка по дороге. — Нюра, поди, уже ждет нас, баньку истопила, пельменей налепила, — говорил он о жене с такой теплотой в голосе, что разглаживались все морщинки его темного от природы и загорелого до черноты лица.

— Да, банька — это здорово! Ну, Макс, теперь-то я тебя выпарю! Век не забудешь! — мечтал о бане и Вселдыч.

— А я, пожалуй, многое из этой поездки не забуду. Спасибо, Вселдыч!

— А ты приезжай к нам еще, — предложил Пашка, — ты парень что надо!

И банька была что надо! Максим уже не выскочил из нее, как в первый раз с Андреем, а вкусил парилку по полной программе Вселдыча, чем заслужил его безмолвное одобрение.

И пельмени были удивительно вкусными, и удовлетворение от хорошо сделанного дела было полным. И ночь, проведенная на сеновале, — звездной, и заноза в сердце — вполне ощутимой.

«Конечно, я забуду ту ночь с незнакомкой. Все еще так свежо, живо в памяти, потому что было совсем недавно. Это как свежая царапина: пока не затянется, все будет беспокоить, напоминать о себе. Время… Мне нужно время, чтобы забыть… Мне нужно время, чтобы помнить…» — стоял Максим перед сложной дилеммой.

На следующий день они начали готовиться к рыбалке. Максим только наблюдал, а Вселдыч и Пашка готовились к ней со знанием дела. Собирали крючки, лески, сами мастерили мушек. Даже червей они копали по своей методе: в огороде, в зоне их предполагаемого ареала, они довольно глубоко вгоняли в землю лом и изо всех сил качали его из стороны в сторону.

— Землетрясение! — смеялся Пашка. — Щас полезут!

И черви лезли, рыбаки только успевали укладывать их в банку со мхом.

— Рыбаки, вы со своей рыбалкой даже поесть забыли. Идите-ка ужинать, — позвала их Анна Михайловна.

— Так, подожди есть, Максим, — остановил его за столом Вселдыч. — Эти котлеты из медвежатины, чтоб ты знал. Поэтому сам решай, есть их или нет. Есть еще ветчина, сосиски.

— Да ладно, назвался груздем… — напомнил ему Макс. — А где медведя-то взяли?

— Ну, не медведя, а только его переднюю лапу, — улыбнулся Пашка. — Это Нюра в счет долга у соседа взяла. Денег у него нету, а медведь есть, вот и рассчитался он с нами таким образом. Чё делать-то? Жить всем надо.

Максим начал есть котлеты немного с опаской, но, распробовав, перестал думать о том, что ест.

— Ну и как котлеты? — Вселдыч с интересом смотрел на Максима.

— Котлеты как котлеты! Мясо как мясо! — ответил Макс вполне искренне.

— Тогда ешь, и спать. Завтра рано вставать.

А встали не просто рано. Было еще темно, когда Максим услышал стук по крыше, под которой спал. Позавтракали в темпе и сели на мотоцикл, который как взнузданный конь стоял готовый к отправке. На нем ехали двенадцать километров до известного уже Максу Талона, где у Пашки жил брат. Из Талона около часа ехали уже двумя мотоциклами. А потом шли по тайге пешком до реки Белой, где, собственно, и началась рыбалка.

Белая — небольшая горная речушка с приличным течением. Прежде чем Макс вытащил своего первого хариуса, ему пришлось изучать методику его ловли.

— Главное, вовремя подсечь! — учил Вселдыч.

— Не рви червя, хариус клюет только на целого, — поучал Пашка.

Макс шел за ним, за Максом — Вселдыч, за ним — талонские мужики.

«Как на ходу можно что-нибудь поймать?» — думал Макс, но вскоре вытащил своего первого хариуса.

Макс внимательно рассмотрел рыбину, показал ее издалека всем и бросил обратно в воду.

В ту же секунду раздался истошный вопль Пашки:

— Ты чё сделал?! Ты зачем полкило мяса выбросил?!

— Э, Макс, ты тут свои карельские замашки брось. Мы не ради забавы здесь комаров кормим, а ради самого продукта — рыбы, — слишком поздно предупредил Максима Вселдыч. — Для чего у тебя за спиной берестяной короб с орляком? Вот туда и бросай рыбу. На привале почистим, посолим, переложим папоротником и дальше пойдем.

По Белой дошли до реки с красивым названием Лебедь. Она была шире и полноводнее. На Лебеди рыбачили мало, потому что короба были уже полны рыбой. Сделали ночевку у костра под открытым небом. На обратном пути не рыбачили. Лишь перед уходом с Белой наловили хариуса, которого уже не солили, а несли свежим. С хорошим уловом до мотоциклов, оставленных в конце дороги, шли тяжело. Максим даже обрадовался, когда их увидел.

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! — смеялся Пашка.

Дорогу только условно можно было назвать дорогой. Глядя на нее, Макс почему-то вспомнил, что рокада — это путь сообщения, идущий вдоль фронта.

— По этой дороге когда-то возили рабочих к самой дальней талонской драге, — пояснил Вселдыч. — Кстати, эта драга за весь свой советский срок службы дала родине если не тонну золота, то добрую ее половину. Представляешь, Макс?

— Не представляю, конечно. А сейчас в Мрассу есть старатели?

— Есть, конечно, подпольщики. Ты у Пашки спроси.

— Я бы купил маленький самородочек, а потом бы посадил его на цепь. Ну, на память, конечно, — пояснил Макс.

— Найдем! — поняв, о чем идет речь, пообещал Пашка.

До Мрассу доехали сравнительно быстро. Теперь Макс имел возможность рассмотреть окрестности. Дорога то петляла среди гор, то с трудом поднималась в гору, то стремительно бежала с горы. Мотоцикл натужно, тяжело преодолевал подъем, зато с ветерком спускался с горы с выключенным мотором. У дороги рос лиственный лес, за которым стеной стояли высокие могучие пихты. Они будто специально выставили впереди себя кокетливые, белоствольные, кудрявые березки, боясь сразу испугать человека своим грозным видом. И горная дорога, и лес существовали гармонично, а бегущий по этой дороге ревущий мотоцикл беззастенчиво нарушал их гармонию и казался маленьким злым монстром.