Делион. По следам древней печати

Глава 6

Речноземье некогда было процветающим королевством с долгими многовековыми традициями. Однако во время Великой войны было стерто с лица земли ордами Тьмы, королевская семья и многие знатные роды были уничтожены темниками и поклонниками Скованного. После победы над Тьмой объединенного войска под командованием Альма Победодержца некогда суверенное королевство попала под протекцию Империи. До сих пор Риверланд входит в состав Империи в качестве одной из провинций.

(с) Путеводитель по Делиону.

Их путь пролегал через зловонную болотистую местность окрестных лесов, через буреломы, колючие кустарники и топкую вязкую жижу. На самом деле это были даже не болота, а их преддверие, дальше к югу начинались настоящие зловонные рассадники различных болезней — топи с застоявшейся водой. В простонародье они назывались Смрадными болотами. Несмотря на жуткую вонь, которая казалось пропитала всю окрестность, каждый ягодный куст и даже шкуры животных, здесь проживал самый разный люд. Некоторые места облюбовали разбойники, скрывавшиеся от рока Судии, богиней, следившей за имперскими законами, беглые рабы с других имперских провинций, отшельники, и опальные колдуны. Именно здешние разбойники получили хорошую плату от Галария, чтобы те напали на Диньер во время казни. Крестьян здесь было меньшинство — на такой топкой и вязкой местности не росло ничего пригодного в пищу, пожалуй, кроме полбы и щавеля. Диких съедобных зверей здесь не водилось с тех пор, как появились Смрадные болота. Мясо здешних животных было пропитано вонью топей, и в пищу годился только их жир.

Что же удерживало местных жителей в такой враждебной местности? Дело в том, что Смрадные болота богаты торфом — главным топливом Речноземья, именно отсюда вывозится торф, чтобы обогревать многочисленные замки речных земель. Но помимо торфа, в топях добывают местную руду. Да, она не столь качественная, как гасконское железо, по для пик, копий и умбонов щитов столь нечистая с примесями руда вполне подходит.

Практически всю дорогу от Диньера, где не состоялась роковая казнь мальчишки, путники ехали молча, пока наконец не сделали привал в овраге с валежником. Лошади устали идти по топкой местности, с корягами и сучьями, да и путникам пришлось не сладко. Флавиан до сих пор не верил в то, что он остался в живых. Костлявая рука из другого мира уже плотно сжимала его за шею, но словно в какой-нибудь сказке, Флавиана вырвали из лап смерти и вот он, теперь живой, пусть и потрепанный заключением в темнице. Даже зловонье болот кажется слаще воздуха темницы.

У него было много вопросов к рыжебородому воину, однако Флавиан был так сильно измотан, что его язык не мог связать и двух слов. Рыжий ехал молча и не тревожил спасенного пастуха, хотя видимо он был совсем не разговорчивым. Однако воин вел их, как заправский следопыт, выслеживающий дичь, выбирая звериные тропы и минуя глубокие и смрадные топи. Пока они не оказались здесь, в этом чудесном овраге, который, как казалось, миновала окрестная влажность. Флавиан прислонился спиной к корням какой-то большого болотного дерева и задремал. Но быстро проснулся от холода и дрожи, к счастью для пастуха, рыжий занимался тем, что разводил костер.

Рыжебородый сделал несколько ударов кремня о кресало и сноп искр тут же воспламенил трут. Пламя не вспыхнуло и спутник Флавиана начал раздувать огонь, пока не добился своего. Огонь был тусклым, а хворост слишком влажным, поэтому от костра повалил едкий столп дыма. Несмотря на это, Флавиан обрадовался костру и подсев поближе, протянул руки к танцующим в серой дымке языкам огня.

Рыжий греться не стал и куда-то ушел, однако вскоре вернулся с бурдюком в руках и протянул его Флавиану.

— Грейся, — впервые за долгое время рыжий произнес слово.

Его голос был безжизненный, можно сказать потусторонним. В нем не слышалось ни одной из эмоций, ни радости, ни печали, ни горести или злости. Впрочем, и на веснушчатом лице спутника за все время не появилось ни одной эмоции. Единственный жест, который выдавал в нем живого человека, а не восставшего бездушного мертвеца — поглаживание огненно-рыжих усов.

Флавиан взял бурдюк, откупорил его и кивнул своему спасителю в знак благодарности. Сделав несколько глотков он был приятно удивлен тому, что в его организм попало терпкое, приятное на вкус вино. Он жадно проглотил еще половину фляги, совершенно позабыв о каких-либо норм приличий.

— Спасибо, — пастух утер губы рукавом своей грязной и засаленной рубахи, в которой его еще несколько стражей назад вели на казнь. — Меня зовут Флавиан.

Воин, сидевший с другой стороны костра, повернулся лицом к юноше, и пастух впервые посмотрел в его глаза… Глаза, которые словно смотрели через все твои сущности в никуда. Его взгляд был безжизненным и, как и голос, не выражал никаких эмоций.

— Я знаю, как тебя зовут, Флавиан, — ответил тот. — Мое имя — Галарий.

«Галарий», — подумал про себя пастух. «Значит он не из этих земель и не из Нозернхолла.»

Тысячи вопросов возникло в голове Флавиана, и он даже не знал, с чего начать. Кто он такой? Почему Галарий его спас? Откуда он знал, что Флавиана ожидает казнь? Куда они направляются?

— Я вижу твое лицо, — голос Галария был подобен стали, скованной льдом. — Здесь, нас могут услышать.

Тон рыжего говорил о том, что он не готов сейчас отвечать на вопросы Флавиана. От этого, почему-то, настроение пастуха резко упало, и он подвинулся к костру, пытаясь насладиться теплом ласкающегося, словно домашний щенок, пламени. Это сравнение заставило его вспомнить о Снежке и в его животе засвербело чувство тревоги.

«Где ты, мой четвероногий друг? Я надеюсь тебя и Аргия боги уберегли от того, что случилось со мной», — Флавиан вдруг ужаснулся от того кошмара, в котором он проболтался о печати.

Ему стало не по себе и теперь даже кострище, где раздавался треск горящих сучьев, не согревало его, и он почувствовал дрожь по всему телу. Аргий может быть в опасности, но как пастух может помочь ему, даже не зная, где сейчас его друг? Тепло костра сделало свое дело и Флавиана сморило в глубокую дрёму.

***

Когда Галарий нашел лошадей в том месте, где и ожидал их увидеть, а именно у мельника, неподалеку от города, где не состоялась казнь, то Флавиану стало понятно, что этот побег был отчасти продуман самим рыжебородым и тем, кто ему помогал. Причем в этот сговор были включены и некоторые из стражников, что открыли ворота товарищам Галария, и перерезали горло лучникам на башнях. Получается, что и мельник, чья мельница находилась в окрестностях, близ протекающей реки, знал о том, что случится в тот день. Флавиан не решался все это время задать вопрос своему спасителю, кто он такой и за что его приговорили к казне. Мальчишка мог был быть уверен только в том, что Галарий могучий воин, который словно бы сошел со страниц древних сказаний. Но кем являлся рыжий на самом деле, Флавиан даже не догадывался.

— Просыпайся, — тяжелая рука Галария легла на плечо пастуха.

Когда Флавиан открыл глаза, он увидел, как через кроны деревьев с трудом пробивается золотистая утренняя зарница. Костер ярко горел, видимо воин не сомкнул и глаза за всю ночь. Одежда Флавиана теперь на воняла месячным потом, а полностью пропахла дымом от костра. Но было холодно, не прогревшееся земля забирала у своих гостей их тепло. Сетьюд смог кое-как встать на ноги и подошел к костру почти вплотную. Тем временем, Галарий занимался с лошадьми, отвязывая их от деревьев.

— Куда мы направляемся? — решил задать вопрос пастух, потирая свои слипшиеся глаза.

— В Верхние Руды, — ответил рыжий воин, не оглядываясь на спутника.

Он снял со своей лошади махровую суму и бросил ее Флавиану. Тот неуклюже поймал ее. Увесистая сума была с потертостями и несколько раз штопалась.

— Что это?

Галарий вновь не обернулся и продолжал заниматься своей лошадью. Обе кобылицы были чем-то напуганы или встревожены, переступаясь с ноги на ногу. Рыжий пытался их успокоить.

— Провиант, — ответил Галарий. — В золе от костра лежит репа и гуснус, положи их в суму. В суме есть вяленая крольчатина.

От одной только мысли о том, что лежит в этом махровом мешке, у Флавина потекли слюни, он теребил в руках заветную сумку с нормальной едой.

«Боги, всемилостивые!», — взмолился Флавиан, чувствуя, как скручивает об голода его живот. «Сколько же я не ел?»

Тогда ему казалось, что он самый счастливый человек на земле. А что еще надо человеку, кроме как поесть и дышать вольным воздухом, пусть даже пропитанным болотной вонью? Он проклял свое тюремное заключения, вспоминая куски засохшего хлеба и чашу мутной, отдающей тиной воды. Пастух уже хотел было приступать к трапезе, однако, всю эту идиллию развеял рыжебородый.

— Запрыгивай на лошадь, поешь по дороге, — ответил он и кивнул головой в сторону ездовых животных. — Что-то пугает их.

Флавиану пришлось отсрочить свой скромный пир, он не стал возражать своему спасителю. Почему-то ему казалось, что если Галарий говорит сделать так, то сделать это необходимо. Кажется, он начал доверять этому человеку. После того, что случилось в Диньере, после того, как Галарий показал свое мастерство владения мечом, он казался Флавиану настоящей глыбой и авторитетом.

Путники тронулись в путь. Рыжебородый по-прежнему был немногословен, однако сумел обрисовать блеклыми грязными красками картину того, через какую местность они должны проехать, чтобы попасть в Верхние Руды. Им предстоит преодолеть густой низменный лес, растущий в болотистых топях, где водятся только лягушки и пробужденные от зимней спячки комары. Галарий сказал, что большая часть снежного покрова растаяла, и поэтому может быть, что некоторые тропы могло затопить. Флавиан понимал, что в этом случае, им придется бросить лошадей, и искренне не желал этого. Почему-то он привязался к своей лошади. Она чем-то напоминала ему Звездочку, скорее всего своим мягким характером и любопытством к окружающему миру.

Там, где тропы были прямыми, а местность была благосклонна к всадникам, Флавиану удалось закинуть себе в рот тушеную в углях репу и тогда она показалась ему пищей богов. Добравшись до вяленой крольчатины, пастух закрыл глаза от удовольствия и мысленно перенесся в беззаботные дни на склоны Пятихолмия. Крольчатина была жесткой, и Флавиан разгрызал мясо, словно дракон, пировавший северными мамонтами, репу же и другую зелень, он вовсе не пережевывал, глотая куски целиком.

После такого сытного обеда, пастуха начало клонить в сон, и чтобы избежать казуса, он решил разговорить своего спутника.

— Так куда мы направляемся? Что это за Верхние…?

Галарий ехал первым, аккуратно выбирая дорогу среди этой болотистой местности. Поэтому вполне могло быть, что он не расслышал вопрос Флавиана, однако, спустя некоторое время, он все же ответил пастуху.

— Руды, — сухо ответил рыжебородый, и на этом весь разговор мог бы закончиться, если бы Флавиан не подбросил бы дров в огонь.

— Почему именно туда? — несмотря на то, что спать на жесткой и холодной земле удовольствия не принесло, по крайней мере Флавиан чувствовал себя намного вольготнее, чем в темнице. — Там безопасно?