Делион. По следам древней печати

— Снежок, — произнес Флавиан с широкой улыбкой на устах.

Пастушья собака были гиперактивной и чересчур игривой, в отличие от своего хозяина страх ей не был ведом, Снежок мог кинуться как на лошадь, так и на голодного волка. Новость о друге из Утворта согревала заледенелую от страха и безысходности душу Флавиана.

«Снежок», — Флавиан был бы рад сейчас увидеть свою собаку и обнять ее, крепко прижав пса к собственной груди.

Мысль о том, что он скоро увидит Аргия и Снежка наполнила эту поездку до Рэвенфилда смыслом. Чтобы хоть как-то убить время до прибытия в замок, пастух начал прокручивать в голове разные варианты диалогов, которые они будут вести со своим приятелем. В первую очередь стоит перед ликом Судии попросить прощения у друга, за то, что Флавиан втянул его во все это дерьмо. Ну а потом… Нет, рассказы о неудавшейся казни, заключении в темницу и ужины из человечины не совсем подходили к формату первой после долгой разлуки встречи.

— И куда этот парень направлялся? — задал вопрос Флавиан, желая услышать тот ответ, на который он надеялся.

— А почем знать мне, — пожал плечами Жирак. — Но дорога эта ведет токмо в Град Вороний. Местные обычно плавают по рекам, только чужие пользуются трактом.

Флавиану не терпелось поскорее увидеть Аргия и крепко обнять своего единственного друга. В предвкушении скорой встречи и бессонной ночи для историй их похождений и приключений, пастух устроился поудобнее на четырехколесной развалюхи и замолчал до самого прибытия в город.

Когда в скором времени северянин увидел на горизонте великолепные высокие стены города, что раскинулся на широком холме, прямо под боком полноводной реки, то он понял, почему это поселение называлось Рэвенфилдом, что дословно переводится, как «воронье поле». Над донжоном замка, и нижним городом, что раскинулся вокруг высотных башен, были заметны тысячи мелких черных точек, летающие над шпилями замка. Десятки тысяч воронов, царственно и совершенно по-свойски восседали на каменных стенах города. Черные и серые птицы летали вокруг высоких, вырастающих из стен башен, карканье воронов разносилось по всей окрестности.

Для Флавиана, который никогда даже и не покидал пределы Утворта, гигантский город и огромное скопление птиц являлось воистину уникальным зрелищем. И вот, словно бы со страниц дядиных книг, сошел этот город, как образец речноземной архитектуры.

— Шо ж, вы еще наверняка не слыхали мифы о нашем чудном городе? — Жирак увидел, как Флавиан завороженно рассматривает заполонившее небо воронов. — Как говаривают легенды, эти вороны — обычный заколдованный люд, шо были обличены в перья. Старики, которые услышали эти легенды от своих пращуров, говаривают, что жил этот народ в предгорьях Альбуса и Вефилиевых холмах, шо нынче известны как Мертвенные курганы и Кольцегорье. Жил этот народ, пока не завязалась у них заварушка с вампирами и прочей нечистью. Ну вот, птичий народ, название которое уже и не вспомнят даже старики, одерживал над нечистью победу за победой. Некоторые говорят, что вампиры пригласили к себе могучего чернокнижника, другие же распускают слухи, что нечисть вызвала к себе одного из Павших.

Флавиана передернуло то ли от страха, то ли от красочного описания легенды. Для Жирака Павшие — часть легенды, Флавиан же видел их своими глазами.

— Ну и обратил он этот народ в воронов. А вампиры с прочей нечистью осели на этих местах. Ныне же их зовут Мертвенными курганами. Не знаю, бабьи ли это россказни, или правда. Да я думаю это уже и не имеет значения.

Человек существо суеверное, готовое дать неизвестному для него факту, или природному явлению любое удобно вразумительное объяснение. По крайней мере, так учил Флавиана его дядя, который старался, чтобы племянник умел отделять плевела вымысла от зерна правды. Это было не всегда легко — обычно грань между божественным вмешательством и людским суеверием столь тонка, что это все перемешивается в едином тигле, образую толстый слой налета мифов и легенд.

За всю поездку, которая тянулась чуть менее, чем стражу, Флавиан отбил на этой деревянной телеге всю задницу.

«Две ноги — идеальное средство передвижения», — вывел для себя итог Сетьюд, вспомнив, с какими болезненными мучениями он передвигался на лошади Аргия.

В замок вела только одна сухопутная дорога, которая обрела свою популярность благодаря имперским легионам, предпочитающим передвигаться по суше. Сложно было представить, сколько бы потребовалось лодок, чтобы переправить имперский легион численностью в пять тысяч человек до Рэвенфилда. Изначально город создавался как небольшой замок, сторожевой форпост на границах с землями нечисти. Ни одна ученая книга не скажет, сколько веков люди жили на той земле, где сейчас стоит Рэвенфилд. В основном, в замке несли свою службу безземельные, межевые рыцари, четвертые или последующие сыны феодалов, которым ничего не доставалось в наследство. Все эти рыцари сторожили границу Речноземья от нападения разрозненных сил нечисти — вампиров, упырей, зомби, оборотней и других мутантов, изменивших свой облик из-за Тьмы. Со временем, борьба с нечистью погрязла в мелких пограничных дрязгах, редких стычках, форпост превратился в крупный замок, различные речноземные рыцари и авантюристы, вроде Петера Разбойника, оседали на этих землях и заводили семью. Окраинный замок, построенный на Вороньем поле в скором времени нарекли Рэвенфилдом и он сильно разросся, как по периметру, так и по населению. По приказу речноземных королей и лордов, ссыльные крестьяне и преступники разных мастей начали здесь селиться, дабы обеспечивать рыцарей и их ездовых животных съестными припасами. Ссыльным дали в надел по равной части земли, с которой они кормились сами, и кормили воинов Рэвенфилда. Так возник старый Рэвенфилд, та часть замка, которая сейчас называется высоким городом. Со временем посадов стало так много, что пришлось строить вторые стены. Первая стена отделяла Верхний город, что находился на самой вершине холма, образовавшийся вокруг донжона, вторая же стена отделяла нижний город от окружающей опасности.

Но и второй, высокой и не обделенной грозными башнями стены стало недостаточно, чтобы замок смог приютить у себя всех желающих. Многочисленные деревянные и каменные постройки раскинулись возле внешней стены, причем с холма было заметно, что все они грудятся и прижимаются ближе к стенам Вороньего города, как какие-нибудь слепые недавно окотившиеся котята к сиськам своей матери. Помимо прочего, рыцари создали целую цепь укреплений, к востоку от города, состоявшую из тридцати трех больших сторожек и семи небольших крепостей, чтобы было удобнее следить за передвижением нежити. В случае опасности, рыцари на местах поджигали огромную жаровню, заваленную сухой хвойной древесиной и таким образом цепочка из сторожек благодаря огням из горящих костров передавала весть о приближение нежити дальше на запад. Когда человек видел столб дыма, он разжигал костер и на своей сторожевой башни, и так длилось пока, известия о нападения созданий тьмы не достигало северного нагорья — Малибур, которое Флавиан мог разглядеть даже отсюда. Тогда, рыцари Рэвенфилда выступали в поход, на восток, чтобы сразиться с силами нежити.

Навстречу путникам ехал целый торговый обоз, состоявший из пяти крытых повозок, в которые были запряжены мелкие, но коренастые и выносливые лошади. Загорелые купцы и их слуги перешучивались между собой и обсуждали новости, передаваемые из уст в уста, Флавиан понимал, возможно скудно, но понимал, что никакой гонец не успеет разнести вести так, как юркие купцы, который пройдут свой обратный путь через Простор, Трехречье, в Гасконь и успеют посеять на благодатную почву доверчивых людей слухи и новости, коими полнится Рэвенфилд.

Когда телега проезжала мимо крытых повозок, Флавиан почуял запах пряностей, шафрана и ладана, видимо купцы везли свой товар издалека, скорее всего с Западных Пустошей. Вообще, было легко отличить местного торгаша от иноземного — местные всегда пользовались полноводными реками провинции, словно кровеносной артерией и на своих ладьях с низкой посадкой могли всего за несколько седмиц проплыть через весь Риверланд. Иноземные же по привычки, не доверяя местным, ходили по трактам, причем соединяясь в более крупные караваны, которые было труднее ограбить. Рэвенфилд обрел дурную славу, со своими речными разбойниками, которые грабили как торговый речной флот, так и пешие караваны торговцев.

«Боги, смерть и разбойники — три вещи, которые всегда были в Делионе», — как-то сказал Флавиану дядя.

Возле центрального тракта, где были дворовые поместья, некоторые из которых были только частично огорожены деревянным забором или каменной кладкой, стояли и другие здания. Некоторые, наиболее предприимчивые из крестьян торговали прямо здесь своими товарами, наверняка боясь быть разоренными в стенах города более опытными купцами — рыбные изделия, травы, дешевые жемчужины, настойки как алкогольные, так и лекарственные, дешевые меха и другие товары лежали под крытыми кожаным тентом прилавками.

— Эй, брат Жирак, хочешь угощу тебя рыбкой! — крикнул один из торгашей травнику, размахивая своей правой ладонью. — Всего ж за пол рубленного дуката!

Травник обернулся к неудачливому смерду и сплюнул тому практически под ноги.

— Йожка, в тот раз, от твоей рыбы мне пришлось ночевать в сортире.

— Так это ж, негодяй Леван, клянусь двенадцатью, наверняка, чем-то приправил ее, — торгаш развел руками, делая вид, что он тут не причем, сбрасывая всю вину на конкурента.

Он что-то еще пробасил вслед уезжающей телеге, которая наконец-то катила по нормальной утрамбованной дороге. По левую часть тракта стояла небольшое прямоугольное здание, из которого несло хмелем и солодом.

— Ух, пивоварня Коско, — облизался Жирак. — Зараза, вкусное пиво у него.

Пастух подметил, что большая часть домов громоздится именно с левой от тракта стороны, что было неудивительно. Обширная доля поселения располагалась к реке, которая протекала через эти земли, а сам холм, на котором стоял Рэвенфилд, омывался водами этой полноводной реки.

Вблизи замок выглядел еще более внушительно. Речноземные инженеры вырыли вокруг замка глубокий и широкий ров, пустив в него речные воды, которые наполнили ров практически до краев. Но вода здесь была застоявшаяся и дурно пахло, судя по всему местные использовали ров в качестве сброса помоев и мусора. Зеленая и мутная вода была покрыта тиной, корягами и всяким мусором, а через этот ров был перекинут широкий мост на двух громадных скованных цепях, которые продевались в рычажный механизм ворот.

Колеса телеги преодолели небольшое препятствие в виде деревянного бордюра, судя по утрамбованной земле мост не поднимали уже давно. Лошадь с характерным звуком начала цокать своими подковами по толстому и монументальному подъемному мосту, где спокойно могли разъехаться две телеги.

Стены были воздвигнуты на небольшом пригорке, который по мере движения на север поднимался, вместе с каменным строением и казалось, что они нависали над всяких, входящим внутрь города. Бойницы, в виде каменных вытянутых башен располагались через каждые тридцать шагов, в них было видны каменные окна по всему периметру, где можно было спокойно вести прицельный огонь по неприятелю. Воротный проем был очень широкими, а врата, если они закрывались, то только с помощью цепного механизма, опускающего попеременно три железные решетки. По обе стороны от ворот, со стены спускались два гигантских полотна, судя по всему вытканных либо из шерсти, либо из какого-нибудь другого материала. Они быль столь массивные, что ветер даже не смел трепать их края, они напоминали каждому въезжающему в город, кому он принадлежит. По правую сторону висел знаменитый имперский герб, символ вечного Величия Империи и тотемное животное практически всех правящих в ней императоров — величественный грифон, стоящий на двух задних лапах, прикрытый знаменитым саваном Фонарщика. Передние лапы были направлены в стороны запада, в левой лапе тотемное животное держала символ Империи — конусообразную, двенадцатиконечную корону, а в правой же у грифона лежало копье. Само существо было серого цвета, с синими крыльями и красными лапами на фоне ярко-желтого, или золотистого полотна.