По зову рода

Глава 15. Призывающий бурю

Сборы в поход начались задолго до того, как Казимира доставили в Белозерск. Привычно заполненные горожанами улицы теперь опустели. По приказу Велерада запрещено было загромождать проезды телегами, торговыми лотками или проводить лошадей незадействованных в предстоящей кампании. Каждый день прибывали новые воины, получившие весточку от кнеса. Иногда это были небольшие группы по десять-пятнадцать всадников, но чаще приезжали по двое, трое, четверо. Конечно же, это были семьи, — отцы с сыновьями, братья, свояки. Собраны все были тоже по-разному.

Каждый всадник имел боевого коня, те, что побогаче двоих, кроме того от двух до трех заводных лошадей приводили для самого перехода и перемещения обоза с провизией и обслугой. Одеты воины тоже были разномастно. Вычурные открытые шлемы со стрелкой, защищавшей переносицу у одних, маски полушлемы у других. Кто-то мог похвастаться кольчугой, иные кольчужной бронёй двойного плетения, а кто-то довольствовался кожаными куртками с пришитыми поверх металлическими бляшками. Каждый всадник вооружался длинным копьём и мечом. У иных к седлу дополнительно крепились топоры или булавы, луки и даже метательные дротики. Едиными в этом пёстром воинстве были только щиты — ромбовидные деревянные с изображением могучего дерева, раскинувшегося над озером.

Обслугу обоза составляли крестьяне, которых, конечно же, никто не собирался вооружать. Казимира это поначалу расстроило. А ну как нападут и на нас? Что тогда делать? Он обратился с подобным вопросом к воеводе, на что Ратибор лишь рассмеялся.

— Никто вас не тронет, — тот лишь отмахивался. — Дались вы кому-то! Скажешь тоже. Резать крестьян… Что за вздор? А пахать-то, кто будет? Кто провизию для войска, да кнеса соберёт? Заруби себе на носу, мудрый ты наш ведун, селянин — это и есть самое ценное сокровище любого кнеса, потому, как стоит он дороже и злата, и пушнины. Без крестьянина ничего делаться не будет! Урожай без него не народится, а опосля не соберётся, руда не добудется, а опосля не переплавится. Поэтому вас вооружать никто не станет — толку от толпы с вилами и топорами никакого, драться вас не обучали, а пораниться коли в пекло полезете уж это вы завсегда.

— А ежели нас неприятель захватит? — не унимался ведун.

— Значит у тебя будет новый кнес, — и глазом не моргнув, заявил Ратибор.

За городскими стенами творилось такое, что Казимир и представить себе не мог. Если раньше он считал огромной толпой обычную деревенскую ярмарку, то какого же было его удивление, когда он увидал десятки повозок с овсом, сотни костров, горящих между палатками и шатрами, снующих повсюду людей, катящих, несущих и волокущих многочисленные припасы и снедь. Одни разгружали привезённое, другие напротив загружали, третьи крепили к телегам разобранные камнемётные пращи, вертлюги от осадных самострелов, укладывали длиннющие лестницы, а также окованные сталью брёвна таранов.

Всего под своей рукой кнес Велерад собрал четыре сотни всадников собственной дружины, ещё двести человек степной конницы привёл с собой печенежский друг кнеса — могучий Карама́. Казимир раньше никогда не видел печенегов, только слышал о них, и рассказы те никогда не бывали добрыми. В его представлении они слыли кровожадными воинами с востока, увешанные черепами убитых врагов — дикие, злые и беспощадные. Какого же было его удивление, когда ведун увидел… простых людей, таких же как он сам.

Их открытые шлемы венчали шишаки с конскими хвостами, вооружались печенеги длинными копьями и прямыми мечами, круглые обтянутые кожей щиты с изображением трех перекрещенных стрел висели на крупах коней, короткие луки в седельных сумках, стёганные кожаные курки на теле, но главное лица… Они вовсе не походили на половцев или хазар. Ведун мог бы поклясться, что, если бы ему не сказали, он ни в жисть не догадался, кто перед ним.

— Здорово, озеричи, — весело крикнул богатырь с серыми глазами.

Его обветренные щёки и лоб имели медный загар, над верхней губой росли реденькие усы, а через правую бровь пролегал застарелый шрам.

— Привет и тебе, Карама! — зычно отвечал кнес, оборачиваясь.

Велерад целыми днями занимался смотром и муштрой своего воинства, в числе прочего пресекая попытки бойцов подгулять и добыть медовухи, а потому тотчас появился в рядах ратников, едва прошла молва о том, что прибыли печенеги. Богатырь спешился, и они обнялись как братья, хлопая друг друга по спинам.

— Ну ты и раздобрел, — весело заметил Велерад. — Конь-то ещё держит?

— У меня много коней, — в тон ему ответствовал Карама. — Если один упадёт, не беда! — И они оба расхохотались.

— А где же Талмат? — спросил кнес, глянув за спину Карама. — Как всегда отстал из-за того, что не мог решить, какую девку сегодня осчастливить?

Лицо могучего воителя помрачнело, словно его по щеке ударили, губы поджались.

— Убили Талмата, — коротко бросил он. — Изу-бей зарезал.

Велерад осёкся, улыбка тотчас сошла с его светлого лица.

— Моё сердце скорбит с твоим, — тихо проговорил кнес. — А я ведь ему уже и невесту присмотрел подстать…

— Наглую и норовистую? — невесело улыбнувшись спросил Карама.

— Почти… — кивнул кнес. — Отдохни с дороги, — сказал он, опустив другу руку на плечо. — Останься сегодня в моём доме. Там и поговорим, — добавил Велерад.

— А кем был этот Талмат? — спросил Казимир у хлопочущего подле него старика, местного ведуна по имени Белун.

Тот скривился, он явно не хотел отвечать. Ещё с их первой встречи старый ведун невзлюбил молодого конкурента. И хоть Казимир ни коем образом не старался залезать в чужую вотчину, в поход кнес определил именно его. Белуна от этого известия, чуть удар не хватил. Невзирая на предстоящие трудности пути, он страсть, как хотел пойти с войском.

— Добычу он любит, — украдкой пояснил ведуну один из дворовых мальчишек, что были в услужении при палатах кнеса. — Говорят, дважды ходил к «Горам» ещё при батьке нашего Велерада, каждый раз возвращался весь в мехах, да злате.

— Так зачем же ему опять идти, ежели уже всё есть? — опешил простосердечный Казимир.

Мальчишка покосился на него, глядя, как на дурачка, и не нашёлся, что ответить, наверное, подумав, что тот шутит.

Ещё Казимир слыхал, что склочный старик пытался отговорить кнеса брать молодого «криволапого лопуха» вместо себя, но тот даже обсуждать это не стал, оставив Белуна при городе. Когда дело дошло до подготовки и сборов, Казимир, пускай и нехотя, но вынуждено пришел к старому ведуну за помощью. Целебные травы, коренья, припарки, грибы — для огромного войска нужна была целая прорва запасов, кои заготавливали городские собиратели. Всё это добро хранилось в амбаре Белуна. Когда явился «презренный шлында», старик бы рад послать его куда подальше, но опытный Ратибор заранее предупредил Казимира, как правильно вести разговор.

— Скажешь ему, что сам погрузишь всё необходимое в телегу, а забирать явятся мои ребятки Мечислав с Юрасом, — хохотнув, посулил воевода. — Он тебе не то, что амбар откроет, ещё таскать поможет, лишь бы мои орлы сами ничего не трогали!

Так Белун и оказался у Казимира во временном услужении, хоть и до последнего не хотел того признавать, при любом удобном случае демонстрируя своё превосходство.

— А кем был этот Талмат? — снова спросил Казимир, поняв, что Белун упорно делал вид, будто не слышал вопроса.

— Старший брат Карама… нашему кнесу, стал быть, названный брат.

— Названный? — удивился Казимир. — Это как?

— Давно это было… лет двадцать пять уж прошло… прежний кнес Белозерска Велизар, отец Велерада, разбил на поле сечи Метигая отца Карамы и Талмата.

— Они враждовали?

— Ну, конечно, враждовали, — раздражённо глянув на Казимира, ответил Белун. — Печенежская дружба, она как щит. Ежели рука с нужной стороны, то держит крепко, а ежели не с той, то и шипом может в рожу ткнуть. Когда Велизар побил Метигая, то поступил благородно… и мудро. Кнес не стал разорять и обижать людей поверженного врага. Он взял с того слово, что отныне биться они станут лишь плечом к плечу, а не друг с другом. А чтобы Метигай не забыл, взятой с него клятвы, Велизар забрал на воспитание его старшего сына — Талмата.

— Вот оно как… — протянул Казимир.

— Да, Талмат рос и обучался воинскому искусству с названным братом Велерадом у нас Белозерске. Они жили вместе и, говорят, стали друг дружке почти родня. Кнес и хотел, чтобы они стали роднёй…

— Кнес сказал, что присмотрел для него невесту, — припомнив недавний разговор, подсказал Казимир.

— Изначально речь шла вовсе не об этой пыне! — хмуро буркнул Белун. — Кнес собирался… А чего я вообще тебе это рассказываю? — вдруг осёкся старый ведун, глядя на молодого. — У тебя дел других нет, как со мной лясы точить? А ну, пшёл, прочь! Что с меня спросили, я всё вам дал.

Казимир только плечами пожал, набиваться в дружбу старому брюзге он не собирался. Ближе к вечеру в лагере под стенами вновь началась какая-то суматоха. В свете факелов мелькали серые тени, разбрасывая металлические отблески. Слышалась ругань, смех и непонятные ведуну слова на чуждом гортанном наречии. Виляя между многочисленными кострами и палатками, Казимир вышел к тому месту, откуда доносились крики. Его глазам предстали новоприбывшие воины. Молодцы были как на подбор светловолосые и ясноглазые, хотя ведун заметил и парочку рыжих, да пяток чернявых. Красные и голубые рубахи, кожаные штаны, у всех на плечах волчьи меха, хоть и лето на дворе, за спинами повязаны объёмистые позвякивающие мешки (с воинским снаряжением, вестимо) и круглые шиты с белыми и красными полосами. Некоторые воители посинили себе усы, а иные так разукрасили лица, что у Казимира не осталось сомнений в их принадлежности.

— Нурманы, — выдохнул он.

Варяжских наёмников прибыло сто двадцать человек. Они хотели было пройти в город, но их не пустили. Казимир прибыл как раз, когда затевалась ссора. Командовавший отрядом могучий и грозный варяг, опиравшийся на рукоять огромного двуручного топора, гневно рокотал, то и дело указывая на ворота. Застывший перед ним воин, казался крохотным и щуплым, хотя Казимир и знал, что так витязь выглядит лишь в сравнении с северным гигантом. Гордо сложив руки на груди, он качал головой, отвечая нурману тихо и с достоинством. Прислушавшись, Казимир понял, что понимает их, потому что они то и дело переходили с одного наречия на другое.

— Мы пришли защищай твой дом! — рычал викинг, разбрызгивая слюни. — А ты оставляй нас как собака под забор?

— Проход в Белозерск с оружием запрещён для любого иноземца, — и глазом не моргнув, отвечал ему молодой ратник. — Всё воинство отдыхает под стенами и печенеги, и русы, и варяги. Скажи, где вы будете, и я распоряжусь, чтобы вам доставили еду.

— Мы будем там! — громогласно ревел викинг, тыкая пальцем за спину витязя, указывая на ворота в город. — Дай, дорогу, ты, или пожалеешь!

Угроза не выглядела настоящей, однако привела всех окружающих в состояние внезапного напряжения. От костров то тут, то там вставали чьи-то тени и тянулись на ругань. Подле молодого витязя, словно из-под земли выросло ещё двое, став так плотно плечом к плечу, будто они сами были частоколом дубовых брёвен. Вглядевшись в их лица, Казимир ахнул, они были похожи друг на друга, как листья с одного деревца: серые глаза, курносые носы, полные губы, одинаковые ямочки в уголках рта и светло-русые волосы. Варяг тоже воззрился на них с изумлением, переводя взгляд с одного на другого. Надо сказать, в действиях тройки витязей не было и капли агрессии, но лишь твёрдая решимость и уверенность в собственной правоте. Чего-то поворчав для порядка, дабы не потерять лицо, нурман вынужденно уступил. Его хрипловатый и грубый голос ещё долго звучал, удаляясь. Кажется, все выдохнули. Кровопролитье откладывалось.