По зову рода

Глава 2. Суровый рок

Он шёл долго, хоть и не далече. Мягко ступая с кочки на кочку, словно путая следы, Казимир брёл знакомыми тропинками, углубляясь в чащу. Лапы папоротника местами доходили до пояса, образуя непроглядный подлесок. С ветки на ветку прыгали молодые совсем еще крошечные белки. Они весело суетились, на лету подхватывая раскрывшиеся сосновые шишки. Их задорному пощёлкиванию вторил стук проснувшегося дятла. Сноровистый лесной плотник уже вовсю трудился, старательно выковыривая из-под коры личинок.

Казимир любил бывать в родному бору. Он привык к одиночеству, но тут невольно чувствовал единение с лесными обитателями. Здесь всё жило своей собственной жизнью, независимо и вопреки прочим. Опустив ладонь, молодой ведун осторожно касался стеблей трав кончиками пальцев, будто ласкал. Порой он закрывал глаза, всецело отдаваясь чарующей неге, погружаясь в мир шепчущих на ветру ветвей. Лишь на краткий миг, но ему нравилось растворяться в благоухании особого лесного аромата. В такие моменты пытливый ум силился сбросить смертную оболочку, чтобы унестись далеко-далеко, за пределы возможностей и даже самого сознания.

В стороне послышался хруст и пофыркивание. Статный сохатый выступил вперед, поднимая громадные кустистые рога, напоминающие застывший росчерк молнии. Глядя на вторгшегося в его лесной простор человека, лось изучал того большим глазом, а затем едва заметно склонил голову. Казимир остановился и поклонился в ответ. Сохатый повёл носом, будто собираясь удостовериться в том, достоин ли его гость снисхождения. Нет, никакой опасности. Причмокивая, лось пережёвывал подхваченный губами подберёзовик. Потеряв интерес к человеку, он опустил голову, чтобы сорвать ещё один гриб. Казимир же двинулся в путь, стараясь не беспокоить без нужды хозяина чащобы.

Лес сгущался, становясь всё более непроходимым. То и дело попадались замшелые валуны, на которые Казимир даже не пытался взбираться. Ещё не хватало шею свернуть. Обходить же порой было не просто: с одной стороны ёлки стоят, что твой частокол, с другой болотце. И вроде лужи-то пустяковые, но Казимир знал, что угоди в такую даже одной ногой, и хлопот не оберёшься. Уж больно почва в торфянике податливая и коварная. Хотя за то он её и полюбил. Сюда мало кто хаживал, разве что бывалые хозяйки в годах совались по клюкву, да и то не забредали далече.

Пройдя еще с версту, Казимир вышел к небольшому поросшему тростником лесному озеру. Тёмная и мутная вода была непроглядной даже у самого берега, ладонь опусти — не увидишь. Корни деревьев на обрывистом склоне уходили в водную гладь, словно опутывая озеро крепкими и цепкими объятиями.

«Плохая вода там, мёртвая, — говорили в деревне. — Не то, что пить, даже закупнуться опасно».

Казимир опустился на колени, зачерпнув пригоршню, и с наслаждением принялся глотать. Вода струилась по его щекам и жиденькой бородёнке, а он наполнял ладони снова и снова. Напившись, ведун растёр лицо, довольно фыркая, и поднялся. С другой стороны озера из камышей послышалось недовольное гаканье, внезапный пришелец потревожил семейство уток, которое недавно обзавелось прибавком. Мамаша, величаво загребая перепончатыми лапами, выплыла меж стеблей торчащей из воды травы, чтобы рассмотреть того, кто нарушил их утренний покой. Казимир поднял над головой руку, раскрытой ладонью навстречу птице. Утка недоверчиво крякнула в ответ, всем своим видом показывая, что ни на миг не поверила в искренность намерений человека, но всё же убралась восвояси.

В центре озера был крошечный островок, на котором росли совсем тоненькие березки, утопающие в зарослях вереска. Пройдя вдоль берега, Казимир застыл подле ствола одной из сосен, черпающей массивными корнями тёмную озерную кровь. Войдя в воду по щиколотку, он встал спиной точно напротив ствола дерева, даже оглянувшись, чтобы проверить себя, и пошел. Ведун не смотрел под ноги или по сторонам, его взор был прикован к острову. Ноги послушно ступали выверенными шагами, каждый раз находя невидимую опору. Озеро действительно было опасным, даже опаснее болота. Торфяное дно обнимало стопу, едва та его касалась. Неверный шаг и ты провалишься в чёрную пропасть, которая не отпустит. Когда ил сомкнётся над головой, выхода наверх уже не сыщешь никогда. И всё-таки Казимир шёл вперед с непроницаемым выражением лица, и мускул не дрогнет. Он ли сам создал эту тропу или может отыскал, аль подслушал от кого? Поди ж знай.

Дойдя до островка, Казимир вошёл в пышные заросли вереска и присел, скрываясь в них с головой. Рука потянула верёвочное кольцо, которое нашлось в рыхлой земле. Крышка вкопанного в землю сундука послушно отворилась, являя содержимое. Здесь лежало несколько свёртков грубой ткани. Казимир бережно достал каждый, разворачивая и раскладывая вокруг себя. Это были его драгоценности. Клык оборотня, пожелтевший от времени, крупная чешуйка, принадлежавшая русалке, переливающееся на солнце перо из хвоста птицы гамаюн, пучок зеленоватых волос шишиги, высушенная кувшинка берегини, костяной перст упыря. Осмотрев каждый предмет, Казимир вынул из-за пазухи коготь кикиморы. Взвесив его в ладони, он довольно почмокал, уложив находку на свежую специально приготовленную тряпочку.

Кому-то могло показаться чудным собирать такие вещи. Ещё бы, зачем доброму человеку тянуться к тому, что оставляет после себя нечисть, разве что ради чего злого иль постыдного? Казимир же думал иначе. Рассеянно зевнув, он прикрыл глаза, только теперь сознавая, что очень устал после ночного бдения. Вреди ещё был длинный день, полный тяжелой работы, которая покажется стократ труднее, когда ты не отдохнул. И всё же хотелось задержаться ещё чуточку. Рядом с этим тайником Казимир любил проводить время не ради лишь созерцания. Тут хорошо думалось, а подумать было о чем.

Кикиморы могли по добру да по здорову жить с людьми, оставаясь незримыми для тех. Им вообще не было свойственно являться без нужды. Прикорми приятными мелочами, вроде горбушки хлеба и блюдца молока на ночь, следи за чистотой печи, вовремя выметая золу, да не давая скапливаться нагару сверх меры, и кикимора поселится в доме, да ещё и защищать его станет. Не будет хворей и бессонницы у домочадцев, уйдут разлады и ссоры меж супругами. Так что же случилось? Что вбило клин между добрыми соседями? Огнедар считал, что всему виной их собственная слабость.

— Поредели богатыри нынче, — сетовал он. — Некому на болота заявиться да навести порядок. Никто ж вас ерпылей не боится! — сотрясал воздух старый ведун, потрясая кулаком. — Где это видано, чтобы не ходили всей деревней хоть бы и соседским морду набить? Нет, с такими каши не сваришь. Вы без мамки до ветру пойдёте, так и то пообгадитесь!

Казимир понимал, что в чём-то его наставник всё-таки прав. С нечистью всегда нужно держать ухо востро. Когда надо умасливать, потому как от каждой твари польза бывает. А порой и на место ставить да пожёстче, чтобы на второй раз охоту отбить. Ежели нет чётко проведённой границы между шалостями и разбоем, то рано или поздно прольётся кровь.

Как не убеждал себя Казимир, что пока Огнедар жив — его слушаться положено, а всё никак не шли из души сомнения. Кикиморы хоть бы и трижды мёртвые, а все ж почто им так глупо нарываться? Эка невидаль, уже третью ночь приходили стращать селение. Нет, что-то здесь крылось куда более страшное и даже зловещее, чем непуганность да незадобренность. Нечисть вела себя так… будто что-то знала. Словно почувствовала волю и безнаказанность. Словно гнал её кто-то впереди себя, под себя брод проверяя.

Вдруг Казимир ощутил смутную тревогу. Ничего ещё мгновение назад не нарушало его забвения, но что-то переменилось. Мягкий и тёплый ветер теперь казался резким и колким. Казимир даже привстал, оглядевшись по сторонам. Берега озера оставались спокойны и пусты. Ветви сосен мерно покачивались, то и дело в камыше кряхтели жабы. Вроде спокойно всё, а сердце не на месте. Решительно собрав сокровища обратно в сундук, ведун на скорую руку замёл следы своего пребывания и отправился в обратную дорогу. С каждым шагом он двигался чуточку быстрее, в конце концов перейдя бег. Неясное предчувствие беды накрепко засело в голове, не допуская прочих мыслей. Он бежал без оглядки, прыгая с кочки на кочку, каждый раз норовя сверзнуться в болотину. Острые ветки нещадно хлестали по лицу, порой оставляя порезы, но Казимир их будто не замечал.

Выскочив к воротам поселения, он тотчас увидал взволнованную девицу по имени Анка. Та тоже его заметила, замахала руками, что-то крича. Казимир никак не мог расслышать, потому что уже изрядно запыхался, аж кровью стучало в ушах, но продолжал бежать.

— Где ж тебя носит? — донеслось, едва он приблизился. — Раска вот-вот разродится!

— Дело у меня было… — тяжело дыша, обронил Казимир, пробегая мимо, и тотчас получил звонкую затрещину.

— Какие у тебя дела могут быть, когда баба на сносях и что ни день то стонет, что уже вот-вот? — взревела Анка, бросаясь следом. — Гад ты, Казимирка! Баляба бледная, шлыдна позорная! Вся деревня с утра при деле, а он веником своим помахал и лежебочить в дубраву? — очередная хлёсткая оплеуха догнала затылок ведуна без всякой пощады. — Гляди, староста узнает, будешь до конца своей жизни непутёвой горшки ночные чистить!

Казимир не стал отвечать ни на одно из ругательств и обвинений. Никто его к роженице не привязывал, как и не платил за уход. Он находился в плену весьма незавидной доли. С одной стороны, местные не считали его себе ровней и самостоятельным ведуном, совершенно не питая причитающегося уважения. С другой же, наставник давно стал неходячим и уже не мог делать всё то, что положено знахарю. Вообще бабоньки и сами обычно справлялись, но ежели роды затягивались, или ребёнок шел ножками вперёд… тут без помощи ведуна не получится. Так и Раска уже давно не могла разродиться, хотя дни подошли.

Казимир то и дело слышал своё имя. Мимо мелькали знакомые угрюмые лица, кто-то костерил его по чём свет, кто-то просто махал руками подгоняя. Все уже были в курсе. Влетев в нужную избу, парень бухнулся на колени подле умывальника, наскоро счищая с ладоней и из-под ногтей остатки земли. Дверь распахнулась и ему предстал будущий отец ребенка, деревенский богатырь, могучий кузнец Третьяк. Казимир знал, что мужик он в общем-то незлобный и зря обижать не станет, но тот в раз сгрёб ведуна за шкирку, поднимая к уровню своих глаз.

— Тебя где носит? — прогудел тот басом, гневно и нетерпеливо.

— Травки собирал для настойки, чтоб потом отпаивать твою Раску, — выпалил Казимир первое, что пришло в голову.

— Иди давай, — буркнул в ответ богатырь, но всё же поставил парня на место. — Огнедар уже велел тебя в деревню не пущать, коли б опоздал!

Втянув голову в плечи, Казимир протиснулся мимо могучей груди Третьяка, чтобы из огня прыгнуть да в полымя. Огнедар поймал его взгляд, едва тот шмыгнул в комнату. Раска стояла на коленях на тряпке, которая уже была дюже мокрой, и тяжело дышала. Не дожидаясь, пока наставник раскроет рот, Казимир кинулся к роженице, на ходу отдавая ей же указания: