По зову рода

Глава 4. В погоне за тенью

Казимир всё ещё не знал, что именно должен найти, а это сильно затрудняло дело. В открытую расспрашивать селян о том, о сём, тоже не хотелось. Помятуя рассказ Миры о том, что ведуны пропадают едва только касаются запретной темы, действовать приходилось скрытно. И всё-таки ему повезло. Можно сказать, удача сама пришла в руки. Казимир взял за правило скрытно приглядывать за селянками, да и подслушал разговор двух бабонек, возвращавшихся с промысла. В сущности, там не было ничего таинственного или туманного в том разговоре, а всё как обычно — сплетни.

— Опять этой затетёхе половину грибов отдавать, — сетовала рыжая ясноглазая девица, раздражённо морща лобик. — Вот возьму и скажу Святогору, что баба у него ветрогонка, да разиня! Пущай, хоть что со мной делает! Сил нет эту печную ездову кормить.

— Не дури, Забава. Отдашь, как все отдают, с тебя не убудет, — отрезала её подруга.

— Ты сейчас ей дорожку перейдешь, а завтра тебя первому же кагановскому степняку сосватают. Помяни моё слово, просто отдай, рта при том не раскрывая, — продолжила женщина.

— Думаешь, я её боюсь? Ещё чего! — фыркнула рыжеволосая красавица. — Ежели что вякнет, я ж могу и муженьку ейному кой-что напеть. — Сверкнув глазами, бабонька победоносно хихикнула. — Например, о том, что Святогор рога носит, аки лось.

Подруга резко остановилась, нехорошо зыркнув на девушку.

— Забава, не дури, тебе сказано! — шикнула она, даже толкнув рыжую в плечо. — Ты про это думать забудь! И никому окромя меня не ляпни. Ежели люди узнают…

Казимиру тот разговор поначалу показался пустым. Ну, обсасывали косточки старостиной жены бабоньки, эка невидаль. Что баба мужа обманывает, то, конечно, худо, да токмо, то их дело, стал быть. Однако, поразмыслив, ведун вдруг понял, что тут кроется нечто иное. Зачем женщины отдавали часть собранных лесных даров жене старосты Милолике? Казимир точно знал, что Святогор на то распоряжений не давал. Жена старосты, как и все бабы днём отправлялась в лес по грибы, ягоды, собирать травки, да коренья. Но по всему выходило, что она этим не занималась, раз бабоньки отдавали ей часть своего урожая. Значит, Милолика ходила куда-то тайно, а лесные дары были нужны, чтоб не вызывать подозрений у мужа.

«Но отчего так долго её не бывает, что и работать не успевает? — ломал голову Казимир. — Ужель целыми днями кувыркается с полюбовцем? Аль ходить ей далече? А почему пропадают девицы? Тоже пожадничали делиться с гулящей супругою старосты?».

Верить, что всех их сгубила Милолика и её полюбовник не хотелось. Была и иная особенность в этих пропажах. Случались они аккурат раз в месяц, не чаще, а началось это как раз полгода назад.

Размышляя о том, да о сём, Казимир, как-то раз гуляя по лесу, не заметил, что стемнело, и чуть не потерялся. В тот день он зашел очень далече, куда раньше не хаживал. Мысли сами вели ведуна прочь от селения, и он не заметил, как оказался в самой густой чащобе. Казимир не боялся остаться здесь на ночь, как и не боялся волков. Он шёл спокойно и неспешно, вглядываясь в тёмные провалы между деревьев. Вдруг ему почудилось движение. Словно кто-то с земли поднялся, да опрометью бросился прочь. Вокруг стояла тишь, да благодать, ни листик, ни веточка не шелохнётся. Казимир было даже подумал, что причудилось, как заметил в отдалении что-то белое на земле. Подойдя поближе, он замер, тяжело охнув от неожиданности. Правая нога нервозно застучала по земле, а на лбу выступил пот. Ведун, не отводя взгляда, обтёр взмокшие ладони о рубаху. Перед ним на траве лежала девушка — Мира. Её сарафан был распорот от горла к животу, а на груди зияла огромная рана. Лицо несчастной застыло в отвратительной гримасе: рот раскрыт, глаза выпучены, морщины собрались на лбу. Видимо, она кричала от боли… Но как же он не услышал её вопль?

Трясясь, как от лихорадки, ведун подошел ближе, опустился на траву подле. Рана была резанная, никаких сомнений. Ни зверь, ни лесная нечисть, не оставляют такие… То был человек. Глядя на торчащие наружу белесые реберные кости, кои были выломаны, Казимир гадал, что искал неизвестный мясник. По всему выходило, что убийцу интересовало лишь одно — её сердце.

Всё ещё трясясь от ужаса, парень всё же сумел совладать с собой. Нагнувшись над телом, он аккуратно уложил руки убитой на грудь. Её очи светились от боли и… удивления? Бледная, начавшая синеть кожа, превратилась в натянутую маску. Мягкие, столь желанные пышные губы почернели. Помешкавшись с миг, Казимир с трепетом опустил ладонь на лоб девушки, закрывая ей глаза. Закрыть рот не удалось, челюсти покойницы свело. Обхватив лицо Миры руками, Казимир опустил большие пальцы ей в рот и с силой надавил на язык. Раздался хруст. Рот всё же закрылся. Теперь она лежала почти как живая, только очень бледная, будто спала. Тусклый свет полной луны, застывшей на тёмных небесах, струился на бездыханное тело. Поправив разорванный сарафан, Казимир наклонился над Мирой и поцеловал её в губы.

Отпрянув прочь, ведун подхватил горсть сухих листьев и бросил на тело.

— Лесные духи позаботятся о тебе, Мира, а звери пожрут тело. Тебя никто не найдёт, но я найду того, кто это сделал.

Отвернувшись, он зашагал прочь, даже не заметив, что нога перестала трястись. Казимир точно знал, что будет делать дальше. Бросать бедняжку на поругание лесному зверью не хотелось, но ведун не мог себя выдать. Пускай злодей, что таится в деревне думает, что он перетрухал, что будет держать язык за зубами. Казимир, знал, что его видели. Кто-то опрометью бросился прочь, когда он обнаружил девицу. Узнал его? Может и да. Но нападать не стал. Побоялся? Вряд ли. Казимир выглядел болезненным и слабым. Сложно найти мужика, который такого испугается. Мужика, может, и не сыскать, а вот бабу…

Вернувшись в селение уже под покровом ночи, Казимир обстоятельно обошел все дома, благословляя на добрую ночь. Ведун привычно вышагивал, бормоча под нос заговор, поводя дымящимся веником зверобоя с чертополохом. Когда он проходил мимо дома Святогора, правая нога вновь предательски затряслась. Насилу совладав с собой, Казимир пошел дальше, делая вид, что хромает.

— Что за беда с тобой приключилась, Казимирушка? — елейный и сладкий голос, что раздался за спиной ведуна, заставил его внутренне похолодеть. — Ножку подвернул, по болотам поскакивая?

Он обернулся, встретившись глазами с Милоликой. Черные волосы спадали на её плечи кудрявыми струящимися волнами. Карие глаза смотрели весело и… задорно. На женщине была просторная рубаха, ступни наги. Медленно двинувшись к ведуну, она приблизилась, остановившись подле, да так близко, что Казимиру стало и вовсе неловко.

— Тебе больно? — продолжила наступление Милолика. — Хочешь, я посмотрю?

— Всё хорошо, госпожа, — ответил Казимир, выдержав её взгляд. — Спасибо тебе на добром слове, но я уж сам. Чай не зря знахарское дело постигал.

— Иди спать, Казимир, — бросила Милолика, неожиданно жёстко, словно разочаровавшись. — Мягкий ты, как овечья кожа. Не скачи по корягам, а то, глядишь, и головушку не сносишь.

Казимир спокойно поклонился и последовал совету Милолики. Ближайшие дни он старался всегда быть на людях. В лес захаживал недалече, собирал травки, да коренья, ну и помалкивал. Попадаться на глаза Милолике, парень благоразумно избегал. Болтать с кем-то тоже особо не рвался. Как ни в чём не бывало, Казимир готовил снадобья и отвары, с головой погрузившись в простые, но житейские дела. Со стороны могло показаться, что он напуган. Напуган до смерти, так, что никогда и ни за что не вспомнит о том, что видал в лесу. Внутри же, ведун был не только спокоен, но и собран. Он ждал новой луны.

Дни тянулись, подобно сосновой смоле. День сменял утро, а вечер день. Ночами уже холодало. До зимы читай добрых два месяца, но лето окончательно отступило, и без того задержавшись в гостях у осени. Час воздаяния близился, а Казимир начинался сомневаться. Уж какой раз в голове возникал предательский вопрос:

— А может пропади оно всё пропадом? Жили же как-то и дальше проживут без меня!

Одёргивая себя каждый раз, ведун меж тем, находил силу лишь в собственной совести, но не храбрости. Луна же полнилась и с каждым днём становилось ему страшно. Подобно отсчёту сурового рока, он ждал заветной ночи, которой суждено было стать решающей. А ещё, как на зло, в последние дни всё шло до омерзения хорошо! Новый дом теперь казался не старой, и к тому же чужой халупой, а справной избой. Соседская младшенькая Велена входила в возраст замужества и строила глазки. Её волосы были цвета спелой пшеницы, а глаза казались яснее чистого неба. Батька ейный тоже вроде как не возражал, нет-нет, да и подмигивая Казимиру, мол, приглядись, задумайся. Это было уж совсем, как ножом по сердцу. Казимир никогда не испытывал таких чувств, когда кто-то сам по себе находил его интересным.

И всё-таки он пошел за ней. В день, когда новая луна должна была явиться к ночи, Казимир, скрепя сердцем, отправился на свою охоту. Выждал, покуда бабонька удалится в лес, чтобы не слишком явно, да и побрёл следом за Милоликой.

Ведун трусил, волновался, но всё же успел подготовиться. Он хорошо узнал не только сам лес, но и тропинки коими хаживали бабоньки. Милолика здесь родилась, но от ведуна скрыться всё-таки не смогла. Она много петляла, часто меняя направление, спускалась вниз по ручью, заходя в воду, дважды забредала в болото, проходя по самом краю. Казимир шёл по следу, как волк, который преследует добычу. Он знал, что не должен ошибиться, не должен упустить её, иначе придется ждать еще месяц. Милолика же, словно чуяла, что чужие глаза следуют по пятам. Осторожничала, часто останавливалась, да выжидала. Так бродила она едва ль не полдня, пока не вышла к тихому почти совсем заросшему лесному озеру. Присела на корягу, значится, пустую корзинку поставила и отдыхает. Казимир, прилёг неподалеку, схоронившись за раскидистым стволом орешника. Долго ждал, но старостова жена сидит себе, не шелохнётся, только камешки подбирает, да рассеянно в воду кидает.

Вдруг на бережок с противоположной стороны вышла девушка. Милолика тотчас подняла над головой руку и приветственно помахала. Та, завидев, что не одна, пошла навстречу. Идёт вроде ж знает к кому, а всё нет-нет оборачивается, будто подвох почуяв. Когда она подошла ближе, Казимир узнал в незнакомке Марфу, дочку Башило, старого вдовца охотника. Покуда девицы болтали, Казимир пытался расслышать, о чем речь, да куда там — далече больно, а ближе подползать уже было поздно. Марфа стояла лицом к нему и могла заметить. Несмотря на то, что различить слов не удавалось, Казимир видел, что бабоньки ругались. Марфа то и дело вскидывала руки, тыкая на тщедушный узелок, который принесла не плече. Милолика лишь качала головой, сложив руки на груди.

Казимир уж было подумал, что ошибся, как вдруг жена старосты украдкой достала из-за пояса некий предмет, перекладывая его в ладонь. Марфа как раз энергично жестикулировала, что-то доказывая. Она была вне себя и переходила на крик, так что до Казимира начали долетать обрывки фраз.

— Сколько мы терпеть тебя будем… — кричала она. — Только берёшь… Печенега ты хуже! Муж вот узна…