Фледлунд

* * *

Ребекка, Эрик, странный препарат, проникший в Ханну через донорское сердце, темные дела Лекана и воскресший Амари – все это напоминало водоворот. Стоило ей перевести дух, как в четверг вечером пришло заветное сообщение от Эрика.

Он просил ее задержаться в пятницу после работы в офисе, так как Рудяк хотел с ней побеседовать.

Первой, как всегда, заговорила ее мнительность.

«Может, меня просто уволят?»

Но она все же подавила больное воображение и постаралась морально подготовиться к встрече с человеком, которому смотрела в рот вся корпорация.

Офис находился при фабрике, и добираться до него всегда было отдельной историей. Но работать со всеми на самом деле ей нравилось. Здание было очень современным, с бассейном и спортивным залом. Теперь, когда Ханна почти полностью восстановилась после операции, стоило приходить сюда чаще. Она всегда брела по обочине жизни, но мир нормальных людей постепенно становился достижимым. Осознание, что ее жизнь может быть и другой, оказалось новым. Похоже, она никогда и не позволяла этой мысли проникнуть глубже, отгоняя ее, как и все хорошее.

«Спасибо, Ребекка, что изменила хоть что-то. Кажется, я никогда не благодарила тебя за возможность жить дальше», – впервые подумала она.

– Ты прямо сияешь… – заметила одна из коллег, когда они столкнулись на кухне. – В чем твой секрет?

– Ни в чем, – нервно рассмеялась Ханна, смутившись от ее комплимента.

Вошли еще две девушки из соседнего отдела, и завязалась болтовня. Говорили о том, как осточертела зима, и что у всех завал. Внезапно одна из них сказала:

– А вы видели, кто сейчас приехал? – Она сделала интригующую паузу и добавила: – Фергюсон младшенький.

Сердце Ханны екнуло, и она замерла, не донеся кружку до рта.

– Когда? – взволнованно застонала коллега из отдела закупок. – Почему я вечно его пропускаю!

– Будь я помладше, визжала бы, как вы, – фыркнула та, что была из отдела Ханны. – Чертяка, конечно, хорош, но репутация…

И все трое издали синхронное «м-м-м».

Ханна не выдержала и аккуратно спросила:

– А что про него говорят?

Одна из них быстро огляделась и, снизив голос до полушепота, сообщила:

– Ну… всего не перескажешь. Но ходят слухи, что он переспал со всем Гамбургом.

– Прямо-таки со всем? – усомнилась Ханна.

Девушки обменялись красноречивыми взглядами, и стало ясно, что Ханна оторвана от жизни.

– Потаскун он еще тот. Я же с ним училась в школе. И тогда пол-Фледлунда по нему убивалось, а он этим пользовался.

– Я бы не возражала, – промурлыкала одна из них. – Странно, что он учился в обычной школе. Зная нашего босса, скорее его должны были упечь в какой-нибудь частный интернат для будущих президентов.

– Говорят, у него серьезные проблемы с отцом, – сообщила коллега Ханны, в очередной раз стрельнув глазами в сторону двери. – Слышали историю про порно на совете директоров?

Девушки округлили глаза и сдвинулись в кружок. Со стороны казалось, что они что-то замышляют. Но тема была волнующая, и Ханна уже забыла о том, чтобы выскользнуть и оставить их шушукаться втроем.

– Пару лет назад было. Хенрик велел ему быть на совете, чтобы приобщить к бизнесу. Видимо, они между делом поругались. Эрик пришел, но подменил презентацию и поставил во время речи отца какой-то БДСМ-ролик. Затем демонстративно ушел. Такой позор был…

– Да ну? – оживились молоденькие девушки, почему-то пребывая в восторге от этой выходки.

Коллега Ханны покивала, поджав губы. Внезапно в кухню вошли менеджеры. Двух как ветром сдуло, а Ханна и ее сослуживица сделали вид, что усиленно мешают свой чай.

Выяснилось, что она совсем ничего не знает об Эрике. Убитый горем человек, проводящий время в квартире своей мертвой девушки, и тот, кто развратил, по словам авторитетных источников, весь Гамбург, были словно разными людьми. И неужели он приезжал сегодня из-за нее? Да кто она, вообще, такая? Что в ней интересного, кроме сердца Ребекки?

Конца рабочего дня Ханна ждала с волнением. Эрик еще вчера велел ей идти сразу в офис Рудяка, и она все представляла, что он тоже там будет, и ей нужно хорошо выглядеть. Она даже подвела глаза, которые обычно слезились от любой косметики, и ощутила себя еще более жалкой. В опенспейсе уже никого не осталось. Подхватив пальто, Ханна отправилась в исследовательский центр, где до этого была лишь однажды, да и то на экскурсии.

К ее удивлению, у них работа шла вовсю. По коридорам сновали сотрудники, и домой никто не собирался. Перед кабинетом Рудяка ее пробила нешуточная дрожь, но она взяла себя в руки и постучала.

– Войдите… – зычно отозвался доктор.

В кресле сидел он сам в белом халате шиворот-навыворот, в окружении трех грязных чашек.

– А-а-а, фрау Марек, – с заметным славянским говорком произнес он, расплываясь в широченной улыбке. – Вот и вы.

Ханна еще раз огляделась, чтобы убедиться, что Эрика здесь нет. В душе ощущалось одновременно и разочарование, и облегчение.

«Ну да, с чего ему со мной носиться… Он просто чувствовал себя обязанным из-за ситуации с пересадкой», – желчно подумала она, но изобразила улыбку.

– Говорите по-польски? – учтиво осведомился Рудяк.

Она кивнула, и они перешли на ее родной язык. Рудяк говорил с заметным силезским акцентом, но атмосфера в кабинете тут же изменилась.

– Давайте обсудим вашу интересную ситуацию, – начал он. – Эрик рассказал мне тревожащие симптомы, и я вынужден подтвердить – Ребекка добровольно согласилась на испытания. К сожалению, ее состояние стало тупиковым, и закончилось все самоубийством. Мы не знали, что она согласилась пожертвовать свои органы, иначе бы исключили ее из исследования или потребовали бы отозвать завещание. У нас сейчас из-за вас беспрецедентная ситуация.

– Что у нее была за болезнь? – поинтересовалась Ханна, не сводя с него глаз.

Оттого что они говорили на польском, беседа перестала носить официальный характер, и из Рудяка, казалось, можно было вытянуть больше, чем ей следовало знать. Он и сам словно уже не был одним из начальников, в его тоне появилось что-то доверительное.

– Нарциссическое расстройство личности. Психиатрические препараты обычно не показаны при таком заболевании, но у нее оно шло с симптомами тяжелой депрессии и тревожности. Она сама захотела попробовать экспериментальную терапию «ФЕМА», чтобы «раз и на всегда перестать быть наказанием для всех», как она выражалась…

Ханна не произносила ни слова, но внезапно ей стало ясно, почему между образом жизни Ребекки Лейнц и ее внешним имиджем существует такая пропасть.

«Бедный Эрик», – некстати подумала она.

Жизнь с самовлюбленной матерью была совсем не подарком, а уж каково приходилось ему в отношениях с человеком, у которого на этой почве был серьезный сдвиг?

Рудяк попросил рассказать больше о ее сновидениях и скрупулезно записал их в свой файл. Затем взял кровь на исследование.

– То, что препарат скопился в ее органах, даже не удивляет, она злоупотребляла им. Это отчасти и наша вина, раньше мы выдавали его по требованию, так как у нас была ложная гипотеза, что он не вызывает привыкания. Ее смерть в общем-то стала косвенным следствием передозировки, – уже без улыбчивых ужимок пояснил Рудяк. – Но даже так, это первый случай, когда препарат находился в человеческом организме больше года. Время выведения вещества из организма, конечно, зависит от многих факторов: его структуры, количества, а также от особенностей организма. Однако его способность реактивироваться в теле другого человека и реагировать на его гормоны – абсолютно революционное открытие.

– Это правда, что он позволяет читать мысли? – скептично осведомилась Ханна.

– Случаи телепатии уже были. При высокой дозировке наступает эффект открытого сознания…

– Наркотического экстаза, вы хотите сказать, – уточнила Ханна, имея свое представление о любом таком «расширении».

Рудяк нервно выдохнул, но не стал ее разубеждать.

– Называйте, как хотите. Пока механизм не изучен досконально, но что, если я скажу вам, что мы воспринимаем только три процента нашей реальности? Всего ничтожных три процента, в которые входят слабая фиксация звуков, света и излучений, и мы – приемники самых базовых вибраций. Согласно нашим исследованиям, ключ к расширению возможностей нашего мозга скрывается во сне. Наш препарат действует во время фазы медленного сна, в ходе которой он вскрывает самые темные уголки сознания, и некоторые наши испытуемые тоже получали сигналы от других людей в виде сновиденческих образов. Но здесь есть важное условие… У вас должна быть сильная эмоциональная привязанность к человеку.

Эрик уже упоминал про выброс окситоцина, но это все равно мало что объясняло.

– Хотите сказать, Ребекка чувствует Эрика даже после смерти… через меня?

В круглых глазах Рудяка мелькнуло что-то дьявольское, и он елейно сказал:

– Ребекка кремирована, и ей нечем производить гормоны. Однако некая зашифрованная наночастица ее сознания перешла в вас, и явно не без помощи нашего препарата. Как именно это возможно через трансплантацию, мы еще изучим, но дальнейшая реакция произошла в ответ на ваши гормоны. Вам передался образ Эрика, и вы среагировали на него. Именно так поймали его мысли.

В его тоне скрывался какой-то неприятный подтекст, и Ханна невольно ощутила желание защититься.

– Мы даже не были знакомы. Откуда взяться этой эмоциональной привязанности? – скептически спросила она.

Глупо было спорить с ученым его уровня, особенно если ты посредственная переводчица, но Ханна не могла сдержаться. Это была ее защитная реакция на то, что он подметил наличие у нее чувств к Эрику.

– Милая, ну, у любого душевного состояния есть научное объяснение, – всплеснул он руками. – Эмоции – работа лимбической системы, страсть – всплеск гормонов и нейротрансмиттеров, а возвышенная любовь до гроба – тонус дофаминовой системы, прилежащего ядра, вентральной покрышки среднего мозга и вентрального паллидума.

Это прозвучало как жуткое заклинание по развеиванию иллюзий. Что же получается: в темноте подсознания она встретилась с невидимыми частицами Ребекки Лейнц, а остатки препарата в сердце отправили ее в «трип» по мыслям Эрика?

– Мозг – вещь неизученная от слова «совсем», – припечатал Рудяк, следя за ее лицом. – Мы приблизились к кромке тайны, но пока только можем наблюдать за симптомами и строить гипотезы. Мне нужно будет вас обследовать, Ханна. У вас найдется время приходить ко мне раз в неделю? Насчет работы не волнуйтесь, я все организую.

Он заговорщицки подмигнул, и Ханна покорно кивнула.

– И хочу вас обнадежить, в большинстве случаев плазмафереза достаточно, чтобы вывести вещество из организма, – успокоил он.

– А можно его не делать?

Вопрос застал Рудяка врасплох. Он недоуменно опустил очки на кончик носа и уточнил:

– То есть… вы не хотите избавиться от сновидений?

Ханна молчала, не зная, как объяснить. Но ей не хотелось возвращать страшноватые дары Ребекки Лейнц. Да, она боялась, была сама не своя, но с тех пор, как начала распутывать ее историю, как будто ожила. Если этот галлюциноген – последнее, что связывает ее, Ребекку и Эрика, то лучше принять его как благословение.