Фледлунд

13. Собирая кости

Ребекки Лейнц в интернете практически не было, зато нашлась Джун Мун.

На запрос Ханны вышли ссылки на ее сайт, работы на артовых платформах и социальные сети. Как иллюстратор или автор комиксов, Джун Мун могла бы добиться большей популярности, но она пыталась найти свое место в более высоколобых кругах и пробивалась, как могла, в галереи. Ханна даже влезла в комментарии на одном сайте, где продавались ее картины. «Это искусство или можно выбросить?»[12] «С каких пор хентай рисуют на холсте?» «Что за безвкусица…» Изредка попадались и хвалебные отзывы. У ее щупалец были какие-то почитатели, и искусство Джун Мун из непонятого становилось нишевым.

Но куда больший интерес для Ханны представлял ее инстаграм[13]. Это была уникальная возможность познакомиться со своим донором, как если бы та была жива. Подписчиков было всего около тысячи, но вела она его активно. Помимо картин и скетчей, Джун выкладывала эзотерические практики с ладаном и кристаллами, красивые кофейни, а также свое тело и макросъемку лица. В коротких видео она пафосно благодарила всех за поддержку ее творчества, и ее чопорный австрийский акцент подходил для этого как нельзя кстати.

Создавалось впечатление, что Джун Мун – это поглощенный собой и своим творчеством человек. Красивое тело в переливах шелка, кружевах или в окружении черных простынь вызывало много сальных намеков в комментариях от мужчин, явно далеких от искусства. Ее страница, конечно, изобиловала всеми штампами инстаграма, только с уклоном в более темную эстетику, но это была ее идея себя, которую она кропотливо складывала по ракурсам и срезам. Джун казалась загадочной, одухотворенной и безумно талантливой. В некотором смысле ни один маскарад не врет, он просто говорит о вас через другие образы.

Перед глазами же Ханны стояла грязная каморка, забитая немытой посудой. В том страшном «муравейнике» жила Ребекка Лейнц, и это был совершенно другой человек.

Просматривая ее профиль, Ханна открыла другую жутковатую истину: человек умер, а его страница в интернете осталась. Можно зайти, полай-кать. Копятся фотографии, видео, твиты, история запросов в Google. Каждый день в паутине оседали тонны живой и мертвой информации, и интернет всё больше походил на искусно снятый гипсовый слепок. Людское бессмертие оказалось в сети. Только кому нужна такая вечная жизнь…

Джун Мун казалась живой. Ребекка была привидением. А кем была Ханна?

Она в очередной раз подошла к зеркалу. Раньше она смотрелась в него только по необходимости, но в последнее время то и дело застывала напротив, выискивая кого-то в своих чертах. Казалось, что ее аккуратно выталкивают из этого усталого тела, и хотя она еще здесь, осталось ей недолго. И это почему-то радовало. Быть Ханной никогда ей не нравилось.

Перед сном она долго изучала украденную фотокарточку. Ребекка и Эрик сидели на заборе, в руках – по бутылке розового лимонада с улыбающимися фруктами на этикетке. На Ребекке было вязаное черное платье и высокие ботинки на шнуровке. Ханна уже заметила, что тяжелую копну кудрей она всегда перекидывала на правое плечо. Эрик в длинном тренче, тоже черном, волосы короче, чем сейчас, и аккуратно уложены назад. В его лице смешались восточные и западные черты, и он даже кажется красивее и изящнее Ребекки. С одинаковой растерянностью они смотрят на неизвестного фотографа. Они не знали, что за ними наблюдали. Они не знают и сейчас. В некоей параллельной вселенной эти двое все еще сидят на том заборе, и, может, в ней Ребекку ждет лучшая участь.

Ханна уже любила это фото, как свою память. В голове также бесконечно крутился момент, когда Эрик рассказал ей, как звонил Ребекке в день ее смерти. Он говорил скупо, но Ханна видела его боль, потому что собственные шрамы сделали ее зрячей – та кричала сквозь эти походы в ее квартиру-склеп, оплату аренды и мимику, сдерживающую что-то ужасное внутри него. Эрик был так сломлен, что превратился в свое кривое отражение. Умерев, она и от него оставила только кости. Эту боль он не заслужил.

На следующий день Ханна купила в магазине темную краску оттенка «пленительный махагон» (и кто только придумывал эти названия) и нанесла ее вечером на свои отросшие волосы непонятного цвета. Когда она смыла ее и высушила голову, то показалась себе чуть ярче. В ней появилась капля цвета, которой ей всегда не хватало. Непроизвольно Ханна провела косой пробор и перебросила пряди на правое плечо. Ребекка и Джун Мун в ее голове одобрительно улыбнулись, и Ханна сказала себе:

– Так-то лучше.