Делион. По следам древней печати

Все кричало во Флавиане, что этот туман — чужероден, и такого не может быть, однако он начал расстилаться над всей деревней. В тумане маячило нечто живое… Сетьюд видел очертания формы каких-то людей, в таких же черных доспехах, как и весь туман повсюду.

— Что это, боги всемилостивые? — кричал запыхавшийся Аргий.

Толстяк отставал, и весь его лоб был покрытым соленым потом и только страх удерживал его на ногах. В Утворте была полная какофония звуков — собаки яростно заливались лаем, некоторые из них скулили, люди кричали и визжали, как дети, так и взрослые, раздавались мольбы о спасении, обращались ко всем Двенадцати богам и не только. Все это было у Флавиана за спиной. Он боялся оглянуться, боялся повернуться в пол оборота, боялся, что его застанет врасплох это черное надвигающееся нечто. Все это казалось единым кошмаром, начиная от гибели мальчика и заканчивая уничтожением деревни. Сейчас пастух хотел бы проснуться в собственной кровати и подивиться собственным снам, отереть свой лоб от испарины и забыть этот кошмар. Но тело после продолжительного бега изнывало, ноги подкашивались и все говорило в нем, что это не сон, а кошмар наяву.

Флавиан свернул через соседские сады, где располагался курятник и свинарник. Свиньи визжали как резанные, а в курятнике творился самый настоящий переполох — куры летали по всему помещению и пытались выбраться из западни. Животные чувствовали, что их дни сочтены в водовороте черной пелены. Свиньи одичали и начали выламывать деревянный забор, две из них делали подкоп своими маленькими копытами.

— Ты куда? — закричал Аргий, увидев, что Флавиан сошел с главной деревенской тропы.

— Домой! — ответил испуганный Флавиан, чуть не напоровшись на деревянный штакетник. — Надо предупредить мать.

Однако, Сетьюд застыл у забора мельника, завидев, что происходит позади него. Туман буквально проглатывал людей, засасывая их к себе во внутрь. Что, с ними происходило там, внутри тумана, даже богам было не ведомо. Но они оттуда не возвращались.

Пастух бежал в сторону своего дома, чтобы предупредить мать об опасности.

«Неужто боги наслали на нас это наказание? За что досталось Утворту?»

Пастуху казалось, что наступил конец света. Может быть вся Империя падал под натиском этого "нечто"? Может и никому не удастся спастись от того, что сейчас поглощает Утворт?

Перебираясь через высокие заборы, Флавиан бежал через кустарники сирени и смородины, хлеставшие ему по лицу, бежал из-за всех сил, стараясь успеть. Он не оглядывался, но судя по звукам, исходящим за спины, туман не отступал.

Сандалии были все в грязи и колючках, икры и колени были исцарапаны, а сердце билось тяжко, когда пастух вбежал во двор, Снежок жалобно заливался лаем и суетливо бегал по всему двору из угла в угол. Куры устроили в курятнике настоящую бойню и убивали друг друга, слышалось их бурное побоище, петухи надрываясь кукарекали во всю глотку. Юноша ужаснулся тому, что петухи ломают сами себе голову и падают в неестественной позе. Взмыленный и напуганный Флавиан, увидел свою матушку на крыльце, которая всматривалась куда-то вдаль. Ее застывший, словно озеро в холодную стужу, взгляд, был напуганным от происходящего ужаса.

— Мама! — окликнул ее Флавиан. — Надо срочно уходить, мама!

Мать осталась стоять словно статуя, зачарованная происходящим. Флавиан подбежал к ней и взял ее за руки.

— Ты меня слышишь, ма? — пастух испугался этого остолбенелого состояния собственной матери, казалось, будто бы она знает, что надвигается сюда.

«Нет, нет, это всего лишь очередной мой кошмар», — Флавиан пытался успокоить себя и взять в руки, однако ему этого не удавалось. Потому что руки тряслись от страха и ужаса того неизведанного, что в тот момент уничтожало деревню, паника нарастала и не могла отступить.

Туман постепенно поглощал Утворт в свое черное брюхо, надвигаясь все ближе и ближе к дому пастуха. Он не знал, что это такое по своей сути, но все его инстинкты говорили о том, что этого стоит бояться и избегать прикосновения этой черной дымки. Сетьюд был перепуган и готов был молиться всем богам, но лучше это делать в укромном и защищенном месте.

— Мама, идем же, мама! — Флавиан буквально тряс ее за плечи, чтобы та освободилась от оцепенения.

«Что с тобой, Дадур тебя побери, такое!»

— Мама, спрячемся в подполе! — он ее попытался утащить домой, в подземное помещение, где они могли бы переждать весь этот хаос, обрушившийся на Утворт.

Это наконец-то вывело мать из небытия, и она перенеслась вновь сюда, в этот мир и печальным взглядом посмотрела на своего сына, аккуратно положив свою руку на щеку юношу.

— Сын мой, — казалось, что мать готова заплакать. — От этого не спрятаться.

«От этого. От чего «этого»? Неужели ты знаешь что-то ма?»

— Тогда бежим ма, бежим отсюда, пока туман не добрался сюда!

Стало совсем холодно. Могильный ветер по-прежнему задувал со стороны тумана, только теперь он пронизывал все тело до самых костей. Возникало ощущение, что мурашки начали бегать по всей спине, в области древнего рептильного мозга. Пастуху казалось, что постой он еще немного на месте, то обратиться в ледяную статую, его внутренности окоченели и Сетьюду любое шевеление конечностями доставляло страшную боль. Однако, это было не самое жуткое. Только теперь, Флавин заметил, как впереди всей этой черной мглы едет всадник, которого он мельком видел до всего этого. Всадник был облачен во все черное, и лошадь была… Не живой, ни тем, чем являются лошади на самом деле. Глаза всадника ярко светились красным светом, и оказывается, он был не один. Рядом ехало еще по крайней мере четыре «человека». Хотя, людьми их назвать было трудно, от них буквально веяло чем-то нечеловеческим и неестественным. На их пиках торчали знакомые головы с Флавиан отвернулся от этого ужас.

Один из всадников отличался от всех остальных. Он был огромного роста, облаченный в кромешно черную броню, а на его голове находился шлем с острыми пиками.

— Павший, — произнесла с удивлением в голосе мама. — Не может быть.

Материнский испуганный голос посеял страх в душе Флавиана. К тому же, мать говорила о том, о чем Сетьюд слышал лишь краем уха.

«Павшие. Боги, нет, нет, не может быть.»

— Павшие — это мифы, ма! Надо уходить.

Теперь настал очередь матери вцепиться в грудки сыну. Ее хватка была железной, словно у какого-нибудь воина.

— Мальчик! — крикнула она. — Он тебе передал что-то, не так ли?

«Откуда она узнала?» — недоумевал Флавиан.

Скорее всего Рими сам сказал ей об этом. Но сейчас не было время до выяснения отношений. Туман накатывался на Утворт, словно какая-нибудь морская волна на прибрежную скалу, смывая все на своем пути.

«Нужно спасаться!»

Внезапно, Флавиан услышал нараставший топот лошадиных копыт и ржание испуганных верховых животных. Снежок продолжал метаться по всему дворе, но тут он завилял хвостиком.

— Скорее! — это был Аргий, верхом на Звездочке, вторую же лошадь — Северянку он вел за поводья.

«Хвала Двенадцати! Аргий», — благодарно взмолился пастух богам.

Схватив маму за рукав, он потащил ее к лошадям, однако она осталась стоять, как вкопанное в землю могучее и не сломленное дерево.

— Печати, — тихо произнесла мать. — Они у тебя?

Этим вопросом она ошеломила Сетьюда. Он ничего не нашел другого, кроме как сказать ей правду.

— Да, — тихо ответил он. Бежим.

— Нет, — твердо ответила мать. — Я вас догоню. Бегите на север, там встретимся у поймы Изгила.

Флавиан молча посмотрел на мать и на ее скорбные глаза и не найдя, что ей ответить, бросился бежать к лошадям. Впоследствии он долго пытался обдумать этот поступок, страх ли перед Тьмой заставил его послушаться собственную мать, или надежда, что они еще встретятся.

— Скорее! — крикнул Аргий и пришпорив лошадь, поскакал в противоположную от тумана сторону.

Флавиан бросил прощальный взгляд на свою матушку, но увидел лишь, как она скрылась за дверным проемом, уйдя внутрь дома. Тогда он еще не осознавал, в какую историю он попал и что предстоит ему перенести.

Вскочив на перепуганную Северянку, он погнал лошадь, и направил ее следом за Звездочкой, которую можно было разглядеть даже в потемках. Люди кричал и молили о помощи, они находились в странном состоянии ужаса и оцепенения. Кто-то попытался схватить Сетьюда за его рубаху, однако лошадь набрала приличную скорость, и этот человек попросту упал, и его голову чуть не раздавили копытом. Аргий миновал препятствие за препятствием, он был отличным наездником и настоящим сыном своего отца-конюха. Флавиан следовал за ним попятам, толстяк даже не оглядывался, наверняка трусив, увидеть то, что накрывало Утворт своей зловещей Тьмой. Женщины протягивали руки к скакавшему на лошади Флавиану, но он отворачивался от них, не находя сил смотреть в их жалостливые глаза. Когда он оставлял их позади, он слышал проклятия, что сыпались в его адрес. Мальчик понимал, что их дни сочтены, сегодня у Могильщика будет много хлопот.

В голове Сетьюда бушевала буря мыслей, в его сердце грохотал водоворот эмоций, душа его была терзаема сомнениями и вопросами. Одна мысль немедленно сменялась другой, в какой-то момент он просто перестал слышать все в округе, кроме бешенного звука крови в его голове. И все-таки одна мысль по-прежнему не давала ему покоя.

«Я бросил свою мать», — терзал он самого себя.

Совесть боролась с инстинктом выживания, он хотел было повернуть назад, но оглянувшись увидел, что уже весь Утворт был накрыт черной и непроглядной Тьмой. Слезы струились по его глазам бурными речными потоками, а сердце колотилось так сильно, как почва при землетрясениях. И все же он не повернул назад, он неуверенно двигался вперед, за своим другом, единственным, кто остался с ним на данный момент.

Лошади были взмылены и измождены, пришлось снизить темп скачки и перейти на аллюр. Друзья даже не перекинулись между собою парой слов, каждый был в самом себе, у каждого были свои страхи и сомнения. Они двигались куда глаза глядят, по непроторенным тропам среди деревьев Столетнего леса.

«Надо идти к пойме Изгила», — Флавиан пытался себя уговорить двинутся к реке, которая в период половодья нещадно затопляла окрестные поля. «Мать наверняка уже там.»

Голос разума боролся с голосом совестью. Мозг упорно твердил, что вряд ли мама смогла выжить после того, как Тьма обрушилась на их дом. Слезы вновь начали заливать его обветренное лицо, даже несмотря на то, что весенняя ночь была по-прежнему холодной, слезы были теплыми, словно южный дождь. Однако, совесть впивалась в его сердце, раня воспоминаниями о матери и о том, что нужно встретиться с ней и защитить ее.

«Никому не доверяй», — внезапно всплыла фраза Рими, перед его смертью.

Нужно найти стражей Афиса и Винария. Нужно двигаться в Рэвенфилд. С другой стороны, …

«А почему я должен верить этому мальцу?»

Наверно потому, что он прибыл от твоего дяди. Он узнал слегка наклонный подчерк Клепия и его закорючки — так как писал дядюшка, не писал больше никто. Если дядя сказал не доверять никому, в том числе своим же братьям из Обители, то нужно прислушаться к его словам. Пергамент по-прежнему был свернутым и торчал у него из-за пояса.