Охотясь на Адэлайн

Мое горло слишком сжато, чтобы говорить, потому что, как бы я ни был рад, что с Дайей все в порядке, я не в состоянии почувствовать это.

«Пожалуйста, скажи мне, что ты знаешь, где она», — умоляет она, сжимая в руках мою толстовку в своей хватке.

Я вздыхаю, беру ее за руки и осторожно отстраняю. Она выглядит не лучше чем я. Ее шалфейно-зеленые глаза налились кровью от слез, черные прямые волосы взъерошены, а ее смуглая кожа покрыта синяками.

«Еще нет», — шепчу я, не в силах произнести эти разочаровывающие слова громче.

Ее глаза закрываются в знак поражения, но она кивает головой.

«Мы найдем ее. Найдем».

«Что он сделал с тобой?» спрашиваю я, возвращая разговор к паразиту, который тащится по полу к своему пистолету. Он лежит на кофейном столике в десяти футах от него. Я поворачиваюсь и стреляю в пистолет, отправляя его в занос по полу и под его белый диван.

Готов поспорить, что ни одна задница никогда не сидела на этой штуке.

«Ничего такого, чего бы я не позволяла ему делать раньше», — бормочет она.

Я качаю головой. «Мы оба знаем, что в этот раз все было не по обоюдному согласию».

Она отворачивается, выглядя смущенной.

«Ты ведь знаешь, что не просила ни о чем таком, верно?» Я напоминаю ей, встряхивая ее достаточно, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Она кивает головой, хотя не выглядит полностью убежденной.

«Макс у меня дома. Давай позаботимся о Люке здесь. Ты даже можешь выпустить немного сдерживаемого гнева, если хочешь».

Я собираюсь повернуться, но она останавливает меня, ее рука крепко обхватывает мое запястье.

«Не теряй пока человечности, Зейд. Адди сильная, и она переживет это».

Я смотрю на нее, и мне интересно, может ли она видеть что-то внутри меня, чего не вижу я.

«Она уже ушла».

Я бью сильнее. Черт, мне нужно делать это сильнее.

Ответные стоны посылают укол удовольствия по моему позвоночнику.

И каждый раз, когда я слышу их, я думаю только об Адди. Я никогда не смогу перестать думать о ней, даже когда мольбы следуют за криками. Сильнее.

«Пожалуйста». Мольба задыхается. Но этого недостаточно.

«Пожалуйста, что?» Я требую сквозь стиснутые зубы, пот стекает по моему по виску от напряжения.

Этого все еще недостаточно.

И никогда не будет достаточно. Только когда у меня снова будет Адди.

«Зейд», — зовет Дайя. «Пожалуйста».

Я смотрю на нее, мой молоток завис над массивным гвоздем, застрявшим в ногу Люка. Ее немного тошнит, но я не могу найти в себе силы заботиться об этом сейчас.

Я вбивал гвоздь в его предплечье в течение последних нескольких минут, и я загнал его достаточно глубоко, чтобы он прошел весь путь и впился в деревянный стол, но это огромный гвоздь, и его длина еще не исчерпана.

Стоны Люка полны агонии, и его отчаянные мольбы заставляют меня чувствовать себя так хорошо, насколько я способен чувствовать. Но этого недостаточно.

Я хочу, чтобы он кричал так громко, пока его крики не стихнут, а голосовой аппарат полностью разрушится.

Рука Дайи лежит на моей руке, ее собственная мольба пробивается сквозь шум в моей голове.

«Он сделал тебе больно», — говорю я категорично.

Она кивает. «Он сделал. И теперь я готова взять это на себя».

Я отпускаю молоток, тяжелая резина больно падает на его руку. а потом грохнулась на стол. Его ответный крик вибрирует по его дому.

Не. Достаточно.

Я сморкаюсь и отворачиваюсь, мои руки дрожат от необходимости продолжать вбивать гвоздь до тех пор, пока головка не соединится с его плотью. Прошло больше часа с тех пор, как я затащил Люка на обеденный стол и и начал свою пытку. Я нашел несколько инструментов в его гараже и решил использовать их с пользой, поскольку у него никогда не будет возможности. Дэйя прочистила горло. «Люк? Не спи, дружок». Я слышу шлепки по коже шлепки и оглядываюсь, чтобы увидеть, как она грубо шлепает его по щеке. Его голова запрокидывается, из его горла вырывается еще больше стонов.

«Пожалуйста», — шепчет он, его голос хриплый. Он должен быть истощен. Даже тогда, я не буду удовлетворен, «Знаешь, я говорю тебе то же самое уже неделю», — говорит Дайя. говорит она, ее голос срывается. Ее глаза наполняются слезами, и это только разжигает пламя в моей груди.

Они с Адди очень любят друг друга. И поскольку Адди — моя семья, значит, Дайя тоже моя семья.

Лучше я покажу ему пример, чтобы другие знали, что с ними больше никогда не стоит связываться.

Не помогает и то, что он сыграл огромную роль в похищении моей девочки.

И это… это просто непростительно. Непростительно.

Люк сглатывает, но на несколько мгновений слова подвели его. «Это не было личное», — прохрипел он. «Я просто делал то, что сказал мне Макс».

«Макс сказал тебе вставить в меня свой член?» возражает Дайя, ее маленький кулачок скручивается в тугой шарик.

Надеюсь, она, блядь, использует их. Я бы остановил ее только для того, чтобы нанести несколько собственных ударов, прежде чем позволить ей закончить его жалкую жизнь.

«Нет, Дайя, я просто… я так по тебе скучал».

Дайя закрывает глаза, слеза просачивается сквозь ресницы. Я понятия не имею, были ли у этих двоих отношения после одной ночи вместе, да и не мое это дело. Но это не имеет значения, потому что, что бы Люк ни украл у Дайи, она планирует вернуть все обратно.

«Я не скучала по тебе, Люк, ты ведь знаешь это, верно?» — отвечает она, ее бледные глаза пылают. Он открывает рот, но она продолжает. «Каждый раз, когда я думала о тебе, это было отвращение. Я должна была знать, что ты найдешь способ удивить меня и оказаться намного хуже, чем я думала».

«Послушай, мне жаль, что я сыграла такую роль, но ты должна понять, чтоМакс — сумасшедший». Когда я подхожу ближе, и ни тени понимания не отражается в его глазах, он становится еще более отчаянным. «Серьезно, чувак! Если бы я не сделал то, что что он сказал, он бы меня убил!»

«Он сказал тебе издеваться над Дайей? Изнасиловать ее?»

Он замялся, его рот открывался и закрывался, пока он искал правильныйответ. Или, скорее, правильную ложь. Глаза Дайи прикованы к нему, она выжидательно протягивает руку ко мне. И не отворачиваюсь от Люка, когда беру нож со стола рядом со мной и протягиваю его ей, зная, о чем она просит.

Она не теряет времени. Не колеблется ни секунды. Она просто сжимает черную рукоятку в крепком кулаке, металл сверкает в свете столовой, когда она поднимает ее над ним и погружает в его горло. Острый металл разрезает сквозь плоть и кости, заглушая его мольбы.

Глаза Люка расширяются в круглые диски, он с недоверием смотрит на своего жнеца.

Это всегда неверие. Как будто они не ожидали этого. Или, может быть, они просто не могут принять тот факт, что они действительно умирают.

Такие люди, как этот, которые прожили свою жизнь эгоистично и не обращая внимания жизни других, всегда больше всего хотят жить вечно.

Но они никогда не понимали, что именно это делает их такими чертовски слабыми. Это люди, которые не заботятся о своей собственной жизни — такие, как я. Именно мы самые смертоносные.

Что мешает мне забрать людей с собой, когда я умру?

Ничего.

Ни черта.