Красный шторм поднимается

— Почему ваша страна захотела убить руководство нашей Коммунистической партии?

— Моя профессия — шпион, — произнес Фалькен, пожав плечами. — Я выполняю задания и не задаю таких вопросов. От меня требуется только одно — следовать приказам.

— Как вас арестовали?

— Меня схватили на Киевском вокзале. Мне не сказали, каким образом им удалось выследить меня.

— Любопытно, — задумчиво сказал Лоу.

— Он назвал себя шпионом, — заметил Тоуленд. — Так не принято говорить. В таких случаях называют себя разведчиком. Агент — это иностранец, работающий на нас, а «шпион» — унизительное слово. Русские пользуются теми же выражениями, что и мы.

Час спустя прибыла информация, собранная сотрудниками ЦРУ и РУМО. Телекс гласил: Герхардт Ойген Фалькен. Сорока четырех лет. Родился в Бонне. Учился в школе, успешно, но на фотографии среди выпускников школы он отсутствует. Служил в армии согласно воинской повинности, в транспортном батальоне, все документы о котором погибли двенадцать лет назад при пожаре казармы. Уволен из армии с благоприятными отзывами командования за безупречную службу — документ найден среди его личных вещей. Закончил университет, бакалавр гуманитарных наук, хорошо учился, но и здесь его фотография отсутствует, а три профессора, поставившие ему хорошие оценки, не припоминают его. Небольшая фирма, занимающаяся импортом и экспортом. На вопрос, откуда у него деньги, чтобы основать фирму, никто не смог ответить. Жил тихо и незаметно в Бремене, одинокий холостяк. Приветлив, неизменно здоровался с соседями, но не ходил к ним в гости и не приглашал к себе. Хорошо — его пожилая секретарша сказала «очень вежливо» — относился к своим служащим. Часто путешествовал. Короче говоря, многим известно было о его существовании, немало компаний сотрудничало с его фирмой, но никто ничего не знал о нем лично.

— Представляю себе, что напишут газеты, — на этом парне явный отпечаток сотрудника ЦРУ. — Тоуленд оторвал с телекса лист бумаги и вложил его в папку. Через полчаса ему предстоит доложить о происшедшем командованию Атлантического флота. И что он может им сказать? — подумал он.

— Скажи адмиралам, что немцы собираются напасть на Россию. Кто знает, может быть, на этот раз им удастся захватить Москву, — посоветовал Лоу.

— Перестань, Чак!

— Ну хорошо, пошутил. Тогда, может быть, просто операция направлена на то, чтобы ослабить Россию и объединить Германию раз и навсегда. Такой будет позиция Ивана, Боб. — Лоу посмотрел в окно. — Перед нами классическая операция, проведенная русской службой безопасности. Этот Фалькен — глубоко законспирированный русский агент. У нас нет ни малейшей возможности узнать, кто он, откуда появился или, разумеется, на кого работает — если только не произойдет чего-то неожиданного, а я готов побиться об заклад, что такого не случится. Мы знаем — вернее, предполагаем, — что немцы не настолько безумны, но все указывает на них. Передай адмиралу, что происходит что-то катастрофически опасное.

Тоуленд так и поступил, хотя при этом подвергся жестокой критике со стороны командующего флотом, который желал получить достоверную информацию. Киев, Украина

— Товарищи, через две недели мы начнем наступательные операции против сухопутных сил НАТО, — начал генерал Алексеев. Он объяснил причину такого шага. Собравшиеся командиры корпусов и дивизий бесстрастно выслушали его. — Государству угрожает более серьезная опасность, чем когда-либо за последние сорок лет. Мы потратили четыре месяца, чтобы привести наши армии в состояние высочайшей боевой готовности. Вы и ваши подчиненные отлично проявили себя, и я могу только сказать, что горжусь службой вместе с вами.

— Партийную артподготовку я оставлю политрукам. — По лицу Алексеева пробежала улыбка. — Мы профессиональные офицеры Советской Армии. Нам известна поставленная перед нами задача. Мы знаем, почему она поставлена. Судьба Родины зависит от того, насколько успешно мы выполним свой долг. Все остальное отступает на второй план, — закончил он. И тут же мелькнула мысль: чепуха, здесь нет ничего второстепенного.