Провокации против России

Вторым фактом, на мой взгляд, является заявление маршала Г. К. Жукова о том, что введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 г. Имелось в виду приведение всех вооруженных сил в полную боевую готовность; немедленное проведение в стране войсковой мобилизации; развертывание войск до штатов военного времени согласно мобплану; сосредоточение и развертывание всех отмобилизованных войск в районах западных границ согласно планам военных округов и Главного командования.

Все это, конечно, серьезно. Слов нет, если бы все Вооруженные Силы были приведены в полную боевую готовность, отмобилизованы и развернуты на боевых рубежах по планам, если бы танковые и механизированные корпуса были полностью оснащены новейшей боевой техникой, то, может быть, тогда?..

Но ведь приведение всех Вооруженных Сил в полную боевую готовность и объявление мобилизации являются чрезвычайными событиями не только в стране, но и в международном плане. Это, по существу, перевод армии и страны на полный режим военного времени, то есть — это война. Для того чтобы пойти на эти меры, надо уловить момент для принятия такого решения, ибо преждевременная боевая готовность всех Вооруженных Сил может принести не меньше вреда, чем запоздание с ней.

Думаю, что даже сегодня никто однозначно не скажет, а когда же все-таки надо было отдавать приказ (директиву) на приведение Вооруженных Сил в полную боевую готовность? Сейчас ясно, что в 00.30 22 июня было уже поздно, а когда?

Нарком С. К. Тимошенко в присутствии Г. К. Жукова 14 июня доложил Сталину о необходимости приведения войск в полную боевую готовность. Сталин не согласился, заявив при этом:

«Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!»

Тимошенко к Жуков промолчали, ответа не было. Значит, в тот момент у них не было твердой позиции на этот счет и, видимо, очи не знали, что делается на германской стороне.

Представляется уместным поставить такой вопрос: допускал ли сам Сталин возможность нападения Германии в 1941 году? Мой ответ однозначный: да, допускал.

5 мая 1941 г. Сталин выступая в Кремле на приеме выпускников военных академий, сказал, что война с Германией начнется «вскоре» и «если Молотов и его аппарат наркомата иностранных дел сумеют оттянуть начало войны на два-три месяца — это наше счастье». На расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в конце мая 41-го, то есть менее чем за месяц до войны, Сталин предупреждал: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советский Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии».

Сказано четко и ясно. Какие-либо другие толкования на этот счет (будет — не будет нападение) бессмысленны. Это значит, что если следовать только правде, то у нас нет никаких оснований утверждать, что будто бы Сталин «игнорировал явную угрозу военного нападения Германии».

Только перечисленных практически выполненных мероприятий достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Сталин не только не «игнорировал угрозу большой беды», но он и не исключал ее возникновения в 41-м году. Ведь это по его указанию страна и армия форсированно готовились к отражению агрессии; войска приграничных округов имели боевые задачи, значительная часть из них была приведена в боевую готовность; фактически была проведена скрытая мобилизация с призывом в войска более 1 млн 100 тыс. человек; дополнительно усиливались приграничные округа, создавался второй стратегический эшелон (резерв Главного командования) за счет войск, перебрасываемых из глубины страны, и др. Как же можно забывать об этом?

Другое дело, что из-за недостатка времени ему не удалось решить все возникшие перед страной и армией задачи. Поэтому он надеялся принятием соответствующих других мер оттянуть начало войны хотя бы на полгода и полагал, что это ему удастся.

Сталин видел приближающуюся войну и принимал максимум усилий, чтобы оттянуть сроки вступления в нее Советского Союза. Это был мудрый и реалистичный курс. Вся проблема состояла в том, что он не уловил момента перевода армии и страны на полный режим военного времени, понадеявшись на то, что Вооруженные Силы находятся начеку и в любой момент по команде готовы к военным действиям.

Однако такими способностями армия не обладала по причине крупных ошибок и просчетов со стороны Наркомата обороны и Генерального штаба. В отечественной историографии отведено мало места этим ошибкам. А между тем в результате их Красная Армия, понеся поражения и огромные потери в начале войны, была поставлена на грань катастрофы.

Главной ошибкой, на мой взгляд, является игнорирование Наркоматом обороны и Генеральным штабом начального периода войны. Современные историки вряд ли будут на высоте, если среди множества ошибок не признают главной ту, которую военные руководители допустили тогда, когда отбросили отвечающий тому времени начальный период войны и продолжали придерживаться архаичной формулы Первой мировой войны, полагая, что и вермахт будет воевать по правилам генерала Людендорфа.

Что подразумевали тогда Наркомат обороны и Генеральный штаб под начальным периодом войны?

Вот слова маршала Жукова по этому поводу, сказанные им в 1965 г.: «В основном он понимался нами так, как и перед Первой мировой войной, что, конечно, было явной недоработкой. Предполагалось, что после начала военных действий войсками прикрытия последует период полного отмобилизования и сосредоточения вооруженных сил, хотя опыт войны на Западе показал целесообразность заблаговременного развертывания войск. В решении этой проблемы была допущена двойственность, которая отрицательно сказалась в начале войны»[13].

Как видим, маршал называет тогдашнее понимание начального периода войны «недоработкой», «двойственностью», то есть вроде бы безобидным упущением, которое можно толковать по-разному. Но если перевести эту формулу на язык современной военной науки и брать за критерий стратегию, то мы обнаружим, что страна вступила в войну по сценарию Первой мировой войны. Между тем опыт войны на Западе опрокинул подобный сценарий как устаревший, вредный, губительный и показал новую войну. У нас на словах было одно, а на деле другое.

В наших недоработках — в замысле войны и стратегическом развертывании войск — изначально закладывались устаревшие и вредные сценарии. Другими словами, катастрофа начала войны содержалась в самом оперативном планировании и была неотвратима.

Не внезапность нападения гитлеровской Германии явилась причиной неудач Красной Армии в начале войны, а грубые просчеты в оперативном искусстве командиров и штабов высших степеней поставили войска на грань разгрома. Допустим, что Гитлер заранее объявил бы «Иду на Вы!». Что-нибудь изменилось бы от этого? Практически маловероятно!

Или, например, какие кардинальные изменения произошли бы, если 14 июня войска приграничных округов были приведены в боевую готовность, как того требовали Тимошенко и Жуков? И эта мера не остановила бы наступление противника. Катастрофа была бы меньшей, но неизбежной. Рок судьбы скрывался в серьезных военных преимуществах вермахта и в игнорировании начального периода войны нашим военным руководством.

Конечно, ничего нет проще, чем, когда уже известны все последствия, начать рассматривать события заново и давать им различного рода оценки. Но все-таки приходится поражаться другим. В теории и на стратегических военных играх высшие военные руководители говорили о маневренной войне моторов, танковых таранах, о массированных ударах авиации на большую глубину, а на практике все делали по старинке — эшелоны прикрытия, приграничное сражение, отмобилизование, вступление в сражение главных сил и т. д.

Создается впечатление, как будто не было сражений гитлеровцев за Францию и Польшу, в Арденнах и вообще уже длившейся два года Второй мировой войны. Война на Западе шла по современному сценарию, а мы это игнорировали. То, что у нас было заложено в структуре расположения войск перед войной, сразу же ущербно сказалось на соотношении сил и средств сторон в приграничной полосе и по направлениям.

В соответствии с пониманием начального периода войны, наши войска располагались на большом протяжении по фронту и на большую глубину: 56 дивизий первого эшелона узкой лентой прикрывали фронт протяженностью около 4000 км — от Белого до Черного моря (на дивизию приходилось в среднем более 60 км фронта обороны). 51 дивизия (вторые эшелоны армий) находилась в 50—100 км от границы. 63 дивизии (резерв военных округов) располагались еще глубже — в 100–400 километрах от границы. К 22 июня 1941 г. Наркомат обороны и Генеральный штаб не сумели создать исходную стратегическую группировку войск у западных границ в том ее виде, которого требовала реально складывающаяся обстановка. Получалось так, что с началом войны противник имел возможность громить наши дивизии по частям.

Этот недостаток всецело относится к Генштабу При уточнении оперативного плана в феврале — апреле 1941 г в Генштаб вызывались командующие войсками, начальники штабов и оперативных отделов приграничных военных округов. Вместе с ними намечались оперативное построение войск, порядок прикрытия границы, выделение для этого сил и формы их использования, порядок развертывания на оборонительных рубежах вдоль границы и вместе с укрепленными районами и пограничными войсками — расчет делался на то, что все эти войска эшелонов прикрытия обеспечат отмобилизование войск второго эшелона приграничных военных округов, которым по мобплану отводилось для этого от нескольких часов до одних суток[14].

После войны маршал Жуков в мемуарах писал, что он не берется утверждать, что получилось бы в том случае, если бы наши основные силы подтянулись к границе для встречи и отражения удара врага. Вместе с тем он считал, что «никакой равномерной разбросанности вдоль всей нашей границы войск перед вражеским нападением у нас не было» и причины поражения наших войск в начале войны состояли в том, что они не были приведены в полную боевую готовность и не развернуты по всем правилам оперативного искусства для ведения активной стратегической обороны.

Между прочим, были другие предложения относительно создания исходной группировки войск западных военных округов. Например, опытнейший маршал Б. М. Шапошников предлагал основные силы этих округов сосредоточить на рубеже старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов, которые не были ликвидированы и полностью разоружены. А в районе новой госграницы (в освобожденных областях Западной Белоруссии и Украины, а также в Прибалтике) содержать лишь части прикрытия, способные обеспечить развертывание главных сил в случае внезапного нападения германских войск.