Восемь лет с Вагнером

«Командирский день» (рассказ пулеметчика)

Самый серьезный штурм — это был Хшам, точнее Малый Хшам. Там стоял мост за каньоном — на нём духи «затрехсотили» много народу. Даже мне тогда реально чуть не прилетело. Нас осталось четыре человека плюс приданный доктор он был у нас командиром медиков во взводе, но решился пойти к нам, штурмовиком. Ему все говорили, что он с ума сошёл, что он «мозги проштурмовал». Но видимо, не выдержал — пошёл сам в штурмовое отделение.

Когда начался штурм, там потери были — но многие из тех, кто раненные был под Хшамом, потом в строй вернулись, живые остались. Но при этом всех командиров взводов третьего отряда затрехсотило. Начинаем работать, видим — впереди висят оборванные высоковольтные линии электропередачи оборваны провода. Меня сразу это насторожило, когда увидел.

Перебежали каньон, там было 20 человек наблюдало. Слева другие взвода были, но они тоже потери понесли, под мостом сидели — а там обстрел очень серьезный был. И мы вот этот каньон перебегаем, и меня тогда очень сильно удивили сирийские танкисты. Они обычно всегда тормозили. А тут два сирийских танкиста, они прямо зарядились. Едет танк, и тут — раз! — выстрел РПГ над ним пролетает. Танк остановился, очухался — и дальше поехал. Потом два выстрела РПГ, и оба мимо. По милости божьей, они все над башней пролетали, не знаю, как там гранатометчик не попал.

Мы просто этот танк использовали как прикрытие. За коробочкой спрятались, продвинулись и заняли рубеж. Ну и началась работа — штурм тяжелый, разбрелись. Я бегу-бегу-бегу, я не занимал оборону, просто бежал, чтобы на пулю не нарваться. Там рядом такая траншея пролегает, я помню, что в траншею нельзя — потому что это может быть заминированная замануха.

Перед этой траншеей было две ложные позиции, у нас в отряде учили такие делать. Типа, противник думает, что ты там — а на самом деле ты чуть дальше находишься, за другим бруствером. Получается я работаю, мой маневр никак не поняли, пацаны выдвинулись вперед и другое отделение пошло. Я, получается, фронт обрабатываю. Тут ко мне пацан подошел, попросил помочь — их накрывал очень сильно АГС, надо было придавить его огнём. А я не могу, у нас в отряде говорили: «Каждый держит свой сектор». А на боевых не получается так, чтобы каждый свой сектор держал.

Я смотрю — их АГС просто «трехсотит» и «трехсотит». Ребята оттаскивают своих, я не могу — мне и своих надо прикрывать, и там еще этот АГС бьет, у меня не получается его достать. Я бью, у меня выше уходит, не получается. Тут ещё с духовской стороны гранатометчик с пулеметчиком начинают работать, в паре. В основном люди все правши, и все будет вправо смещаться. Я короче беру, не отсоединяю короб, меняю крышку, основание приемника ленту 25-ки кидаю с Б-32 (бронебойные патроны), и начинаю поливать. Думаю про себя: «Сейчас я тебя поймаю».

Они в паре так четко работали: пулеметчик работает, потом меняется, гранатометчик стреляет. Я короче, наперед начинаю работать. Вроде затихло:

— Цель, работа, — кричу я, чтобы знали наши, по чему я стреляю.

Я ж привык, как в армии, громко оповещать о своих действиях.

— Хули ты кричишь? — отвечает мне командир. Видишь цель — работай.

Ребята не поняли мой маневр, что я этот укреп использую по назначению своего прикрытия. А они за это прикрытие полезли. Получается, одного парня «трехсотит», второму палец отрывает. Первому осколок приходит в шею: еще бы несколько сантиметров и он бы умер, чуть нерв не задело. Его оттаскивают, кричат в рацию: «Триста, тяжелый». А он выхватывает станцию: «Я не тяжёлый, я легкий» (смеется).

Я удивился как они спокойно все воспринимают. Рядом один наш начинает с ГП-шки работать. Тут один мужик, из Питера приехавший, выбегает, чтобы поднять взвод, начинает орать: «Вперееед! В атаку! Вы чо, очкуете?»

А там открытка — ну куда? Надо сначала танком, либо минометом. А с танком запор какой-то, впрочем, как и с минометом. Он там чтото не наводился. Нас просто долбят, все командиры взводов ранены. Мужик взвод поднимает, и его пулемётчик скашивает. Мужик воевал ещё в СССР, такой прикольный дядька. И тут его просто пулеметная очередь скашивает, он падает. Я думал, ему хана, а он нет, живой оказался. Ему прикинь, гранату — УЗРГМ даже пробили пулей. И в магазин пули воткнулись, и только бедро пробило. У него еще брони не было — он был в разгрузке, в «афганке». Кто знает, тот знает, что такое афганка. Короче ему пробивает бедро, и он такой к брустверу спиной подползает. К нему сразу пацаны подбегают и он:

— Вы чо штурм тормозите? Я и сам справлюсь. Давайте дальше продолжайте, И на меня смотрит. Малой, меняй позицию.

А я понимаю, что нельзя, просто некуда. С одной стороны гранатометчик у меня, с другой ребята все скопились. Ну там нету укрытия никакого. Я знаю мне надо смещаться, движение — это жизнь. Я так подумал — у меня броня уставная, на 100 метров 7,62 СВД не берет, я проверял. Короче, хрен с ним, если «затрехсотит» — может, медаль дадут. Думаю — руки, ноги у меня закрыты, потому что я в траншее. Голова — ну если в голову прилетит, значит, на то воля божья. Короче, к черту, работаю кишки не вывалятся, в сердце не попадет. Либо ключица, либо это, но я живой останусь.

Подумал такой, и дальше начал работать. Ребят эвакуируют, гранатометчик не может работать, потому что сзади люди. В итоге из 12 нас остается 4 человека и приданный доктор. Тут короче сильно «трехсотит» гранатометчика, ему между бронепластин залетает пуля, легкое пробивает. Командир его отделения забирает у него гранатомет и в ту сторону — бам! — стреляет.

Я смотрю, пацаны с медиком выдвинулись доставать «трехсотых» с другого отделения. Нам надо продолжать дальше штурм, но там открытка, там не вариант. Парням и медику на месте пришлось раненых вытягивать в другую зону. Я вижу по ним всплески такие, пули, начинаю работать, дозарядился. Пацаны уже раненного на плащ-палатку положили, вытащили его, передали медикам — и мы продолжили дальше. Тут танк подъехал, ударил по противнику и все, заглохли духи. Сириец ударил из танка, и мы побежали через всю открытку, как во время войны деды бегали.

Заняли траншею духов, смотрим тут у них пулемет хороший румынский лежит. Меня медик останавливает и тянет за веревку — вдруг подминировали гранатой, на расчековку. Ловушки не оказалось — и мы спокойно пулемет забрали, зарядились, медик мне помог пополам перерубить станковую ленту. Правда, там на пулемете кусок мозгов был и волосы кусок черепной коробки, всё что от духа-пулеметчика осталось. Я убрал со ствольной коробки это дело чуть-чуть побрезговал, аж передёрнуло.

Гранатометчик был явно чем-то обколотый. Но они матеро держали позицию. Командир нам говорит: «Не убивайте гранатометчика, я его на работу возьму!». Типа, хорошо работал у противника гранатометчик. Посмеялись, конечно. Но в итоге его не получилось взять на работу ликвидировали.

Вот так у нас осталось четыре человека. Мы продолжили, там уже дальше был сильнее натиск, духи начали отходить, еще один АГС начал работать. Мы короче дальше начали штурмовать, передвинулись — тут уже тяжело стало. Начали заходить в здания, как штурмовики, потому что нас уже не осталось ни хрена. Закрепились более-менее и подумали:

— Так, надо «фишку» выдолбить.

Сделали в заборе «фишку», и решаем, кто пойдет первый. Один из наших говорит:

— Ну хорошо, пойду я.

И тут же в эту «фишку» из гранатомета БУХ! — снаряд прилетает.

Мужик так посмотрел, репу почесал:

— Да ну на хер эту «фишку»!

Надо отдать боевикам должное, они до талого отход сделали своим, все полегли, пока остальные выходили. Как Господь сказал: «Любите врагов ваших». Я к противнику не относился как к своему личному врагу, я не любил издевательств. У нас в отделении сразу такие понятия установились — в женщин не стрелять, безоружных не убивать.

ПЕРВЫЕ «МУЗЫКАНТЫ»