Провокации против России

Между тем довоенная советская теория требовала от военно-политического руководства при подготовке страны к обороне иметь:

1. План войны, под которым понималось стратегическое развертывание.

2. План мобилизации — общей и частичной.

3. План оперативного прикрытия приграничных районов.

К этому нужно добавить, что довоенные теоретические рассуждения советских военачальников по вопросу начала войны были вполне современными. В частности, они считали, что:

содержание плана войны должно включать: глубокую и всестороннюю оценку противников; определение главного театра войны; военную цель; распределение сил и средств, установление срока их готовности к началу операции; план первых операций; план обороны государственной границы;

мобилизация есть война и «иного понимания мы не мыслим» (Б. Шапошников). Приказ правительства об объявлении обшей мобилизации есть фактическое объявление войны. Мобилизация может носить эшелонный характер. При этом приведение в боевую готовность первого эшелона должно быть: 1) вполне достаточным по силам и средствам; 2) кратковременным, дабы была возможность в дальнейшем продолжать мобилизацию следующих эшелонов;

возможно нарушение противником государственной границы крупными силами до объявления войны;

для первого столкновения надо подготовить возможно большие силы, хотя бы и с крайним напряжением. Причина та, что первая неудача нежелательна сама по себе и никто сознательно не захочет ей подвергнуться; она притом всегда окажет вредное влияние на последующие столкновения; невыгодное влияние тем больше, чем значительнее размер этой неудачи;

ведение оборонительных сражений считалось вполне правомерным и необходимым для подготовки в последующем нанесения контрударов.

В целом советская военная наука того времени отвечала требованиям войны. Мы имели разработанную теорию глубокой операции с использованием крупных масс танков, авиации, артиллерии и воздушных десантов. Принципы использования видов вооруженных сил и родов войск определялись в основном правильно.

К сожалению, в советской военной теории того времени имелись серьезные провалы, особенно в части, касающейся процесса вступления государства в войну. Для подтверждения сошлюсь на совещание высшего командного и политического состава Красной Армии 23–31 декабря 1940 г. В ходе этого совещания фактически без достаточного внимания остались два важнейших вопроса, игнорирование которых привело наши войска в начале войны к катастрофе и большой крови.

Первый вопрос состоял в том, что опыт войны на Западе (1939–1940 гг.) учитывался в основном в области оперативного искусства и тактики. Что касается стратегии, то на этот счет С. К. Тимошенко в заключительной речи на совещании сказал: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового».

Такой вывод наркома обороны не отражал реальности происходящих изменений в военной стратегии фашистской Германии (в характере вооруженной борьбы, ее масштабах и скоротечности, в оценке технического оснащения германской армии, ее ударной мощи). Это ослабляло внимание военного руководства к указанным стратегическим проблемам, к вопросам практической подготовки страны и армии к войне, учитывая, что его заключительная речь была направлена в войска в качестве директивного документа.

Второй вопрос касался недооценки начального периода войны. Почти все выступающие участники совещания рассматривали наступательные и оборонительные операции безотносительно от периода войны. Критикуя за это Г. Жукова и Д. Павлова, начальник штаба ПрибВО генерал-лейтенант П. С. Кленов (единственный из участников совещания) правильно говорил о том, что необходимо в первую очередь рассматривать «особые операции начального периода войны». Он предлагал поставить на обсуждение, как такие операции вторжения могут начинаться с точки зрения развертывания войск, то есть отмобилизования, сосредоточения, создания группировок, способов вторжения в условиях активного воздействия противника. Однако выступление Кленова прозвучало как «глас вопиющего в пустыне». Возможно, кто-то о нем и вспомнил с раскаянием 22 июня. Но раскаяние запоздало.

Вызывает боль и недоумение невнимание (мягко говоря) наркомата и Генерального штаба к вопросам бдительности, боеготовности войск, способам вступления Западных военных округов в сражения в случае нападения противника. Об этом ничего не упоминается в приказах НКО за первую половину 1941 г. до 19 июня.

По оценке наркома обороны и начальника Генштаба, «высший командный состав имеет лишь начальные знания и поверхностное представление о характере современной операции армии и фронта». «Часть высшего командного состава… остается на уровне опыта гражданской войны и пытается перенести его на современность, не учитывая изменений в развитии Красной Армии и армий сопредельных стран».

О неблагополучном положении в вопросах бдительности и боевой готовности свидетельствует факт беспрепятственного пропуска через государственную границу внерейсового германского самолета Ю-52 15 мая 1941 г., который совершил перелет через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Обнаружили самолет-нарушитель, когда он углубился на советскую территорию (ЗапОВО) на 29 км. Никаких мер к прекращению полета германского самолета со стороны ВВС и ПВО КА не было принято.

Почему допускалось такое «ротозейство», ведь уже были прямые признаки военной угрозы? Говорят, не разрешал Сталин. Может быть. Но ведомо, что Сталин на совещании в Кремле 5 мая 1941 г. говорил: «Чрезвычайная сложность международной обстановки чревата всякими неожиданностями. Военные руководители всех рангов должны повысить бдительность, усилить боеготовность Красной Армии… держать порох сухим, не убаюкивать себя мирным равнодушием, а готовиться к войне с сильным противником (германской армией)».

Изучение довоенных приказов и директив НКО, а также факт с самолетом-нарушителем показывают, что военное руководство страны явно недооценивало нарастающей угрозы. У него не хватало воли, решительности и профессионализма, чтобы самим провести необходимые оперативные мероприятия, не опасаясь провокаций.

Практически, как показали акт боеготовности Красной Армии, а затем и начальный период Великой Отечественной войны, многие положения теории были далеки от реальности и являлись не более чем абстрактным мышлением. На словах все было верно, на деле оказалось скверно.

В связи с оценкой состояния довоенной Красной Армии выявились преувеличенные высказывания Г. К. Жукова на этот счет. В «Воспоминаниях и размышлениях» издания 1974 г. маршал писал: «Период же с 1939 до середины 1941 г. характеризовался в целом такими преобразованиями, которые дали Советской стране блестящую армию и подготовили ее к обороне».

Какой на деле была Красная Армия до мая 1940 г., было сказано выше. Сделать же всего за год «блестящую» армию вряд ли возможно. Да и сам Жуков не раз говорил о том, что наша армия была не полностью готова к войне и «…чтобы оказаться вполне готовыми к войне, нам нужно было действительно еще около двух лет».

В десятом издании, дополненном по рукописи автора, появилась неизвестно откуда взятая весьма сомнительная фраза: «Накануне войны в Красной Армии почти не осталось командиров полков и дивизий с академическим образованием. Более того, многие из них даже не кончали военных училищ, а основная их масса была подготовлена в объеме курсов командного состава».

Спрашивается, что же это за блестящая армия с командирами, не имеющими военного образования? Я сомневаюсь, мог ли написать подобное сам Г. К. Жуков без ссылки на документальные данные. Скорее всего известные «историки» собственноручно дополнили этот кадровый вопрос в мемуарах маршала уже после его смерти.

Тем более что сам Жуков о подготовке квалифицированных кадров говорил следующее: «Что касается профессионального обучения командиров всех степеней, то сотни тысяч их проходили неплохую школу более чем в двухстах военных училищах Красной Армии и Военно-Морского Флота, в девятнадцати академиях, на десяти военных факультетах при гражданских вузах, семи высших военно-морских училищах».

В целом можно считать, что командный состав Красной Армии (высший, средний, низший) в 1941 г. в теоретическом отношении был подготовлен удовлетворительно. Однако его практическая подготовка к военным действиям на полях сражений и полевая выучка были низкими, не отвечали современным требованиям войны. Боеспособность офицерского корпуса сложилась только в ходе войны.

По архивам Главного управления кадров Красной Армии, характеристика командного состава на 1 января 1941 г. дана в таблице 1.

Таблица 1

Характеристика командиров основных подразделений, частей и соединений войск Красной Армии на 1.1.1941 г. (%)

Продолжение табл. 1

Как видно из таблицы, по данным Главного управления кадров Красной Армии на начало 1941 г., из 1833 командиров полков 14 % окончили академии и 60 % — военные училища. И лишь 26 % имели ускоренное образование (курсы командного состава). Из 8425 командиров батальонов уже 2 % имели академическое образование, а 92 % — окончили военные училища[6]. Маршал Жуков не мог не знать эти факты и не воспользоваться ими в своих мемуарах.

Очевидно, справедливо будет сказать, что многое было сделано с мая 1940 г. по 22 июня 1941 г. Люди старшего поколения помнят, как с приходом наркома обороны С. К. Тимошенко войска учились денно и нощно в полевых условиях, на стрельбищах, танкодромах, в походах, при совершении многокилометровых кроссов и т. д. Однако невозможно было сотворить чудо в считанные месяцы, но многое требовалось сделать безотлагательно.

Нужна была серьезная реорганизация армии, в первую очередь техническая, резкое улучшение всей системы управления путем внедрения в войска современной радиосвязи, хорошо отработанное, буквально по часам, взаимодействие пехоты, артиллерии, танков и авиации.

Но, пожалуй, самое главное состояло в том, чтобы с учетом опыта современных войн определить порядок и способы вступления государства в войну, избрать сценарий достижения победы в начальный период войны.

Опыт довоенной истории убеждал, что вступление государства в войну — это не единовременный акт, а определенный период, которому присущи своеобразные черты, отличающие его от последующих событий войны. В этот период осуществлялась целая система политических, идеологических и экономических мероприятий, связанных с переходом государства от мира к войне. Типичной на этот счет была Первая мировая война.

Поэтому процесс вступления государства в войну выделялся в особый период. В разных странах он назывался по-разному: «первый период войны», «первая фаза войны», «вступительный период войны», «начальная фаза войны» и др.

При подготовке Второй мировой войны империалистические государства искали рецепты победы над своим противником главным образом в начальный период войны, что привело в конечном счете к изменению способов вступления государств в войну и стремлению в самом начале ее осуществлять крупные операции с решительными целями.