Прощай, Германия

Глава 4. Невольные безбилетники

Глава, в которой рассказывается, как караул возвращается в Германию, и попадает в передрягу, а в полку заводит себе первого друга.

Поезд из Советского Союза как обычно прибыл во Франкфурт среди ночи, поэтому караул переночевал на вокзале, дожидаясь поезда на Лейпциг. Солдаты дружно храпели лёжа на лавках, по очереди охраняя имущество, а Громобоеву не спалось, он даже тихонечко насвистывал весёлые мотивы. Капитан искренне радовался, что всё удачно завершилось, без происшествий: снаряды сдал, автоматы и патроны в целости и сохранности, солдаты вели себя замечательно, без замечаний и нарушений воинской дисциплины.

Эдик невольно расслабился и слегка потерял концентрацию. Утром едва открылся привокзальный буфет, капитан купил на всех свежих сосисок в тесте, колы бойцам, и пару банок пива «Хольстен» для себя. А тут как раз и поезд подали. Отлично! Через три-четыре часа дома!

Загрузились с котомками и ящиками в вагон, Эдуард с характерным щелчком сорвал крышку с пивной банки, сделал пару глубоких глотков пенящегося напитка, с наслаждением вытянул ноги в сапогах и, блаженствуя, улыбнулся. Мурлыкая песенку он поглядывал в окно и любовался мелькающими пейзажами: ухоженными городками, «причесанными» перелесками, ровными хорошими дорогами.

Громобоев допил пиво, доел сосиску, и его потянуло в сон. В это время в вагон вошла бригада немецких железнодорожных контролёров. Вначале они подошли к солдатам, сидящим ближе к выходу, сержант кивнул на старшего. Дама с сумкой и компостером подошла, и поздоровавшись спросила:

— Гутен таг! Битте, билетен!

— Гутен так, — ответил ей Эдик вальяжно и протянул проездные на пятерых человек. — Битте, фрау.

— Найн билеттен! — вдруг заверещала кондукторша и к Громобоеву устремилась вся бригада из четырёх человек.

И только тут капитан осознал, что совершил непростительную промашку, рано расслабился! Он позабыл проставить дату, а проездной без даты — недействителен! Как Эдик не умолял — немцы были непреклонны — билетов нет, плати штраф. Громобоев пояснял, что и денег тоже нет. Контролеры пообещали вызвать на ближайшей станции полицию или русский офицер должен подобру-поздорову высадиться.

Делать нечего, пришлось на какой-то станции под кудахтанье контролёрши вытащить на перрон большую металлическую шкатулку-сейф с патронами и автоматами, ящик с посудой, караульные тулупы. Немцы составили протокол, но проездной так не отдали, конфисковали. Вот же проклятые педанты!

«Чёрт подери! И как я мог забыть про дату в билете!» — укорял себя Громобоев. — «Что делать? Как теперь добираться до гарнизона? Билеты на всех стоят примерно сто марок, а денег нет!»

Немцы-пассажиры стоявшие на перроне, посматривали на незадачливых военных с грудой барахла с усмешками. Капитан сообразил, спасение может быть только одно — найти воинскую часть, свои непременно помогут. Или хотя бы будет возможность позвонить в часть.

Эдик подошёл к дежурной по вокзалу, та неплохо понимала по-русски и даже немного говорила, и они успешно объяснились друг с другом на двух языках. Но женщина расстроила офицера, сказав, что русских воинских частей в городе нет.

— Блин горелый! — ругнулся капитан. — А где-то рядом есть наши вояки?

— Частей нет, но в нашем городе размещён госпиталь. Пройдете прямо по…штрассе, свернете на лево, на…штрассе, потом направо, и за перекрёстком увидите большой серый особняк.

Громобоев поблагодарил эту отзывчивую фрау и поспешил по указанному адресу. Действительно, через десять минут он оказался у серого высокого забора, окружающего трёх этажное здание, нашёл ворота с большими красными звездами. Спросил у бойца как пройти в штаб. Опять повезло! Майор, начальник строевой части был порядочным и отзывчивым человеком.

— Надо позвонить? Пожалуйста, звони! — он снял телефонную трубку с аппарата и распорядился: — Светочка! Соедини товарища с кем ему надо, пусть поговорит.

Эдуард через пять коммутаторов дозвонился в свой полк, благо знал все нужные позывные. И телефонистки в этот день на удивление были в хорошем настроении, не кобенились, и соединяли без лишних разговоров.

Начальник штаба полка обрадовался, что караул выполнил поставленную задачу, но Громобоев его радость тут же погасил, пояснив, что влип в историю с проездным и попросил прислать за ним машину.

— Куда? Ого! Далеко! — проворчал подполковник Касеев. — Лучше попроси у медиков проездной. А уж мы тебя на вокзале вечером к поезду обязательно встретим.

Майор-строевик выслушал просьбу незнакомого капитана и замялся.

— Понимаешь, приятель, мне не жалко, я тебе выдам проездной, только как ты мне его вернёшь?

— Пришлю почтой…

— А не обманешь? Не забудешь? У меня ведь строгая отчётность, а я сдаю дела. Через месяц наш госпиталь расформируют — выводимся в Белоруссию.

— Честное слово завтра же вышлю на ваш адрес.

Майор открыл сейф, выдал Эдуарду под расписку талончик, написал на бумажке адрес госпиталя, пожал руку и попрощался.

— Извини, друг, но даже чая не предложу. Дел — море! Зашиваюсь!

Громобоев поспешил на вокзал, вдруг сейчас очередной поезд пройдёт на Лейпциг. Нашел информационное табло на вокзале, оказалось, что поезд по расписанию прибудет через два часа. Эх, значит, на дневной «подкидыш» из Лейпцига в сторону Цайца не успеть.

Минутная расслабуха и дальше пошла сплошная невезуха. После обеда прибыли в Лейпциг — но их поезд уже ушёл. Опять промаялись пару часов на вокзале. Как пошла полоса опозданий, так до самого конца и тепловоз с двумя вагонами из Намбурга на Цайц отправился только вечером. И на вокзале их караул ни кто не ждал: ни тебе дежурной полковой машины, ни батальонной. Естественно про них забыли. Вот досада! Таксист на шикарном «Ауди» предложил подвезти. Двадцать марок!

«Нет, спасибо, пешком дойдем», — отказался капитан. — «За двадцать марок мы до Берлина дотопаем!»

Пришлось караулу волочить ящики в гору на себе. Бойцы пыхтели, потели, матерились. Брели почти полтора часа, проголодались, выбились из сил, но дошли.

Эдуард чувствовал себя почти героем: ведь они не пропали ни в недружественной Литве, ни в снегах под голодающим Ржевом, ни в Германии. А начальник штаба, равнодушно выслушал доклад, уткнувшись в бумажки и не глядя на Громобоева, велел сдать документы и идти отдыхать.

Ну и ладно! Пусть приём был не особо тёплым, зато и без ругани и упрёков. Хорошо, когда всё хорошо кончается! Уф…

Эдик заскочил на часок домой и обратно в полк, сдать постовые ведомости и написать отчёт. Комбат обрадовался, что караул успешно выполнил задачу и вовремя без происшествий вернулся. Офицеры засели в канцелярии, и хорошенько обмыли это дело. Разошлись по домам поздно вечером, но Эдику и Хайяму показалось мало.

— Пошли ко мне! — хорохорился капитан-азербайджанец. — Познакомлю тебя с семьёй.

— Неудобно, ведь уже поздно, — попытался отказаться Громобоев. — Твоя жена будет ругаться. И мне бы надо дома сбросить десятидневный половой напряг…

— Успеешь ещё, сбросишь. И что ты такое сейчас сказал? Как может жена ругаться? Женщина! Она должна знать своё место! Сейчас ты увидишь, как меня дома встретят. Я мущщына! Хозяин в доме!

Увильнуть от продолжения выпивки не получалось, но можно было превратить это дело в семейное мероприятие. Эдик звякнул по телефону с КПП домой, и велел Ольге прийти к Гусейновым и не ломаться, ведь их квартира лишь двумя этажами ниже.

Офицеры шумно вошли в подъезд, громко делясь воспоминаниями о прошедшей войне, собеседников было хорошо слышно, поэтому едва Хайям нажал на кнопку звонка, как дверь сразу распахнулась. Их явно давно поджидали.

— Женщщына, — громко и гортанно произнес кавказец, вваливаясь в квартиру. — Живо накрывай на стол, мы с другом будем кутить! Я всю семью Громобоевых пригласил в гости! Сейчас к нам придут его жена и дочь. Живее шевелись и не смотри на меня так, словно ты пантера!

Вначале глаза Гульнары сделались большими и злыми, потом она прищурилась, что-то громко и резко сказала на родном языке, Хайям гуркнул в ответ ещё громче, и в квартире, действительно началась суета по хозяйству.

— Может быть, поможем? — попытался сгладить неловкость Эдуард.

— Сиди! Отдыхай! Мы мужчины…, — отмахнулся Хайям.

Пока бывалые фронтовики рассматривали фотоальбомы, стол накрывался по-восточному, быстро, словно скатерть самобранка, и в этом процессе Гуле помогали малыши — сын и дочь.

— Ох, будет завтра скандал, — прошептал Хайям на ухо Эдику. — Видал как она зыркает на меня, накрывая на стол. Готова растерзать! Наши женщины послушны при посторонних, а стоит тебе уйти, она мне такую задаст трёпку! Потом придётся умасливать её подарками.

— Так может быть, мне лучше пойти домой? Зачем тебе скандал?

— Ты что, сиди! Я ведь мущщына! Сказал — сделал! Пусть знает свое место… Если мущщына привёл гостя — значит так надо!

Вскоре пришла Ольга с Ксюхой. Женщины остались разговаривать на кухне, дети ушли играть в спальню, а Хайям разлил по рюмкам водку, открыл балкон и закурил в комнате. После третьего тоста офицеры принялись бороться на руках, в пылу борьбы слегка дали друг другу по носам, потом понесли в разговорах всякую несусветную чушь, а затем, уже сильно набравшись, принялись вспоминать войну. Кто больше воевал, как воевал, где воевал…

— Слушай, Хайям! А ты, правда, хочешь сбежать в Западную Германию? — вдруг ни с того, ни с сего брякнул Эдик. — Мне велели за тобой следить, а мне это надо? Делать мне больше нечего! Наши замполит и особист законченные идиоты! Нашли стукача, дебилы…

— Брат! Куда бежать? С чего они взяли?

— А я знаю? Видно есть информация…

Хайям резко схватил бутылку и налил по половине стакана. Собутыльники снова выпили.

— Я бы, наверное, остался, ведь тут в Германии хорошо, сытно. Купил бы автобус и возил туристов в Турцию и на Кавказ. Да жаль никак нельзя мне эмигрировать, мне отец письмо написал, что приходили люди из Народного фронта, спрашивали про меня. Они всех ветеранов Афганской войны по спискам из военкомата вычислили и отправили в Карабах воевать. Мол, опыт есть, давайте защищайте землю предков. Сказали отцу, что меня ждет должность командира пехотного батальона. Опять под пули?! Я ведь танкист, какая пехота? Наверное, танков пока что нет, не купили ещё у русских. А армяне, говорят, уже прикупили несколько штук. Так что не видать мне мирной жизни хозяина автобуса на международных рейсах…

Эдик посочувствовал нелегкой судьбе Хайяма и сквозь пьяный угар одновременно порадовался, что товарищ не подставит их с комбатом, не станет перебежчиком, как армянин-лейтенант из соседнего артиллерийского полка.

— Честное слово, я бы и сам утёк сюда в Германию, вернее сказать дальше на Запад, — спьяну проболтался о своих мыслях Громобоев. — Ты бы видел, какая голодуха в России! Продуктов совсем нет, в магазинах шаром покати! Эх, сковырнуть бы эту проклятую власть! Установить настоящее народовластие, тогда бы зажили по-человечески!

— Как её сковырнёшь? — выпучил свои глаза-маслины Хайям. — Почти семьдесят пять лет стоит и ещё сто лет простоит!