Прощай, Германия

Вскоре поезд дернул вагоны, караульные быстро забрались в вагон, а Эдик снял шинель, сапоги и растянулся в блаженстве на нарах. Ох, и устал же он за день скакать по путям…

Ночью эшелон прибыл в Ржев, тепловоз сразу отцепился и укатил прочь. Маневровым локомотивом вагоны загнали в тупик на каком-то полустанке и наступила тишина, только было слышно, как потрескивают и поскрипывают на морозе ветки и деревья. На рассвете вокруг теплушки началась суета. Эдик продрал глаза и шумнул на караульного.

— Пикоткин! В чём дело? Что за гам? Почему посторонние возле вагона?

— Это не посторонние, товарищ капитан! Это бабы пришли за продуктами.

— Мы разве международная гуманитарная организация? Самим жрать нечего, — буркнул Громобоев. — Гони всех прочь.

Какая-то бойкая женщина выругалась и громко крикнула.

— Больно грозный ты командир! Мы же не за даром, не побираемся, а за деньги покупаем!

Оказалось, предприимчивый солдат уже продал две металлических пятикилограммовых банки топлёного свиного жира.

— Я же говорил, что жир надо брать на складе, а вы сомневались, товарищ капитан. Мы на вырученные деньги сейчас хлеб купим в местном сельпо и продукты. Давайте я мигом сбегаю, пока нет паровоза, эти тётки сказывали, что магазин где-то рядом.

Действительно, жевать сухари давно опостылело, целую неделю о них зубы ломали, поэтому Эдик быстро накинул шинельку на плечи и с радостью поспешил вместе с бойцом затовариваться. За пределами теплушки стоял крепкий морозец, снега вокруг рельсов было навалено почти в рост человека — настоящая зима! Пришлось скорее застегнуться на все пуговицы, это тебе не юг Германии с плюсовой температурой и дождями.

По тропке дошли до деревянного низенького одноэтажного здания, выкрашенного в зелёный цвет с облупившейся вывеской «Продмаг». Вошли, огляделись, витрины магазина были абсолютно пусты. Эдик испытал настоящий шок, после современного германского супермаркета попасть в нищую продуктовую лавку. Какой-то первобытнообщинный строй и натуральное хозяйство!

Молодёжи выросшей в современном изобилии в это трудно поверить, но в том магазинчике было не просто мало продуктов или плохой ассортимент бакалеи или сладостей — не было практически совсем НИ-ЧЕ-ГО! В стеклянных витринах всё пространство занимали глубокие металлические поддоны с морской капустой, а на полках стояли трех литровые банки с маринованными перезрелыми огурцами-гигантами.

— Етиж твою…!!! — только и смог вымолвить Эдик. — А где еда?

— Куммунисты сожрали, — усмехнулась разбитная грудастая продавщица. — Что вы хотели купить, солдатики?

— Хлебца, — ответил Пикоткин.

— Хлеб у нас разбирают с утра!

— А сейчас что? Вечер? На часах десять… — произнёс капитан, мельком взглянув на свои «командирские» котлы.

— Утро — это значит в восемь утра. Хотите хлеба — приходите к открытию, баба Маня час назад последние две буханки купила.

Громобоев вновь повертел головой в поисках хоть чего-то съестного, но так и не нашёл.

— А сладости есть? — не унимался солдат. — Может конфетки в загашнике какие… завалящие…

— Конфеты, милок, никуда у нас не заваливаются, — строго ответила молодица и подмигнула. — Берите вот огурцы, говорят подводку вкусные!

Делать нечего. Водка бойцам не полагалась, но раз иного ничего не было, купили банку огурцов, все-таки добавка к жареной картошке на обед…

На станции Громобоеву сообщили, что эшелон оставлен в тупике до ночи, потому что на базе хранения сейчас разгружают вагоны предыдущего эшелона, и все подъездные пути заняты. Пришлось солдатом продолжать мёрзнуть на постах, шагая туда-сюда вдоль путей по обе стороны эшелона.

Ответственный за кухню и освобождённый от несения службы рядовой Пикоткин, сидел у буржуйки, чистил слегка подмёрзшую картошку и рассказывал Эдуарду про свою жизнь до армии.

— Я, товарищ капитан, своё детство провёл в лесу. Отец работал лесничим, и дом наш стоял в глубине чащи, к нам шла узкая дорожка, по которой только телега могла проехать, и поэтому людей я почти не видел. Когда меня отвезли впервые в сельскую школу, то я из неё просто сбежал после второго урока, не привычно, что столько много людей. Особенно тяжко для меня было на переменах: шум, гам, носятся, орут. Первое время постоянно болела голова. Как только уроки заканчивались — я скорее спешу в лес. Упаду в траву на опушке раскинув руки, смотрю в небо и отдыхаю, прихожу в себя. С трудом отучился восемь классов и в село больше ни ногой. А тут новая напасть — армия эта ваша.

— Не моя, а наша, — поправил его Эдуард.

— Ладно, пусть будет наша. В армии оказалось ещё страшнее и тяжелее. Я ведь и паровоза никогда не видел вживую, и на автобусах не ездил. А тут такая страсть — столько техники! Определили в танковую учебку — в казармы нагнали народа почти тысячу, танки на полигоне гусеницами грохочут, орудия стреляют. Жуть! Каждую свободную минуту я прятался в берёзняк у забора, хотелось побыть одному и подумать. Как только с ума не сошёл? Голова снова заболела! Это теперь я попривык, а первые месяцы так хотел драпануть обратно домой в лес! Хрен бы меня там нашли. Батя на присягу приехал, и велел терпеть! Вот я и маюсь уже почти год, эх, скорее бы в лесничество вернуться…

Солдат продолжал ещё что-то забавное рассказывать, из своей жизни бирюка и нелюдима, но Громобоева сморил сон.

Ночью подогнали маневровый тепловоз, и вагоны поползли по узкоколейки вглубь глухого заиндевелого, заснеженного леса. Через пару часов добрались до места назначения. Какой-то сержант по приказу офицера побежал принимать эшелон, и вскоре вернулся с дурной вестью. На одном вагоне, с верхнего люка на крыше сорвана пломба.

— Может быть, всё на месте, в сохранности, но кто знает…

Эдуард в сердцах, грязно и витиевато ругнулся.

— И что нам делать?

— Ждать пока разгрузим, пересчитаем. Дня два уйдет на это, — ответил местный офицер. — Ставь на довольствие бойцов в столовую, сели их в казарму, а сам размещайся в общаге. В солдатской столовой покормят, если денег нет. Обычно ваши из Германии все без денег приезжают. А ты как? Привез ли какие сувениры? Магнитофон, кассеты, зажигалки, презервативы?

— Я пуст, собирался в спешке и как-то не подумал… — развел Громобоев руками.

— Жалко, — искренне расстроился старший лейтенант. — В следующий раз обязательно привези чего-нибудь. Мы же не за просто так возьмём, мы купим…

Пару дней из вагонов выгружали ящики в машины, потом пересчитывали снаряды, а Эдуард все эти дни нервничал и переживал, чтобы всё сошлось. Не должно быть недостачи, загружали под контролем Бордадыма и Ницевича, да и в движении охраняли бдительно. И все же тревожился, а вдруг?..

Сошлось! В штабе базы хранения какие-то начальники подписали накладные, отметили командировку, и караул поспешил обратно домой, точнее сказать к месту службы, в Германию.