Ежегодный пир Погребального братства

24 декабря

Итак, написав вышесказанное, я решил как-то двигаться, потому что ноги и руки стали коченеть. Я пошел к Гари проверить, что договоренность об опросе по-прежнему в силе, это было где-то плюс-минус в полдень. (Подспудно надеялся, что меня позовут на обед, — в «Дебрях науки» все на электричестве и все не работает.) Я еще держал палец на кнопке звонка (дурак, он же без тока не работает), как дверь распахнулась и передо мной возникла весьма удивленная Матильда (толстый бежевый пуховик и рыжие резиновые сапоги): «Я как раз за вами, вас к телефону». Я машинально полез в карман за мобильником, он работал, не было ни сообщений, ни пропущенных звонков. Матильда смотрела на меня в замешательстве: нет, звонят сюда, на наш телефон. Что же могло случиться? Что-то с Ларой, с мамой? Мне уже мерещились автокатастрофы, пожары. Никто не знал телефона Матильды, и только Бог, такой же всеведущий, как полиция или МЧС, мог меня здесь отыскать. Я пошел к телефону, сказал: «Алло», в горле почему-то першило. Матильда стояла рядом, почти вплотную. Голос на другом конце провода был мне незнаком, только имя было моим: «Давид?» Я ответил: «Да». Прокашлялся.

— Давид, это Люси.

Я опять сказал:

— Да, да, да.

— Вы меня слышите? Это Люси Моро.

— Что случилось? — спросил я. — Ничего страшного?

— Нет-нет. Я… я в Ниоре. Я тут до завтра.

Голос звучал немного устало.

— Вы не заглянете к брату и дедушке, если будет время, — буквально на пару минут? Просто предупредить, что я не вернусь. Они не подходят к телефону. А из мастерской Арно уже ушел. Извините, что звоню вам через Матильду, но у меня нет вашего номера. Мне очень неловко, но вы меня очень выручите. Вы… не дадите мне свой номер мобильного?

— Постойте, я сохраню ваш номер и перезвоню, так будет проще.

Я сразу же сохранил ее номер и, едва она отключилась, послал ей СМС с вопросительным знаком — сообщение, конечно, лаконичное, но вполне отражало мой ступор.

Значит, созвонимся. Спасибо, до свидания, и еще раз спасибо, вы очень добры. Даже если всего на пять минут — все равно супер. До свидания.

Матильда смотрела на меня во все глаза. И кстати, слушала во все уши.

Я вернул ей трубку.

— Ну и нахальство, — сказала Матильда.

Мы так и стояли на пороге, Матильда вдруг вспомнила, что дверь открыта: «Входите, входите, пообедаете с нами, вы там, небось, совсем замерзли без электричества». Действительно, я и замерз, и проголодался, и вошел к ним в дом. Почему Люси позвонила именно мне? Ведь есть же у нее друзья, она знает всю деревню. Я, как зомби, плелся за Матильдой, мы вошли в гостиную, в печке жарко пылал огонь.

— Некоторые вообще без тормозов, — сказала Матильда.

— Ну да… А может, у нее что-то случилось?

Хотел бы я, чтобы причина была в этом. А не в том, что она просто считает меня последним лохом. Впрочем, второе правдоподобней.

Все равно обалдеть, что она позвонила мне.

После обеда (мясная запеканка с корнишонами и мангольд, запеченный в гратене) у Гари оказалось какое-то дело, мы решили отложить вопросы на потом, и я вернулся в «Дебри науки».

Не знаю, отчего я вдруг решил помочь этой малознакомой девушке, — может, жалко ее стало, да и Арно такой симпатяга. В конце концов, от меня до их дома — двести метров. Только пришлось англичан перенести на другой день: в такой снег и холод до них не добраться, — я позвонил и передоговорился. (Женщина, которая мне ответила, почти обрадовалась отмене визита, — я даже приуныл. Ладно, потом разберемся.)

Значит, к Люси я пошел около четырех, снег падал по-прежнему, деревня тонула в белой мгле, на улице я не встретил ни души. Ветер пах печным дымом и зимой. Большинство ставен были закрыты; кое-где за окном мерцали оранжевые огоньки, все сидели при свечах. Словно попал в рождественскую сказку.

Добрался до дома, постучал в дверь, Арно открыл сразу же. В большой комнате стоял мрак, света не было, камин не горел. Арноша выглядел немного взбудораженным, без конца нюхал свой локоть, три раза подряд спросил, когда придет сестра, я честно сказал, что не знаю — возможно, завтра. Давай для начала затопим, ладно? Такое предложение его обрадовало. Я пошел к камину, а он стал смотреть. В теплом пепле нашлось несколько угольков, на них я положил побольше щепок, поработал поддувалом, пока не вспыхнуло; занялся огонь, я подождал минуту или две, пока он разгорится, и добавил полено — надо сказать, немало гордясь собой; правда, пепел разлетелся во все стороны, но результат был налицо.

Теперь, по крайней мере, никто не околеет от холода.

За окнами темнело, в доме видимость становилась все хуже. Я спросил Арно, есть ли свечи. Вопрос пришлось повторять трижды, прежде чем он ответил мне что-то вроде «нет». «Приехали», — подумал я. Веселая перспектива — просидеть вечер в потемках. Я нашел карманный фонарик — на буфете, на самом виду, рядом тарелку, заляпанную расплавленным воском, порылся в кухонных ящиках и в бардаке за кухней (язык не поворачивается назвать это ванной) — безрезультатно. Кончились, значит, свечи. Слушай, Арно, я схожу куплю свечек, ладно? Он не ответил — похоже, заснул прямо на стуле.

В надежде достать свечи дошел до кафе «Рыбалка», сначала думал попросту одолжить их у Матильды, но как-то усомнился, что та одобрит мою славную инициативу. Добрался до бара белый, как айсберг; он работал, со двора слышалось урчание дизеля, из-под занавесок сочился слабый свет — деревня с технической точки зрения умеет держаться на плаву. Я толкнул дверь, народу было много, все незнакомые мужики, кроме давешних картежников, которые на этот раз сидели у стойки. Все громко и очень оживленно беседовали; жаловались на отключение электричества, один говорил, что три часа доил коров вручную; другой — что поросята все перемерзнут (я и не подозревал, что свинарники отапливаются). «А мне бы достать второй генератор, чтоб не полетел морозильник, — пробурчал третий и добавил: — Ну, попадись мне эти гады, я б им задал трепку, шутка ли, устроить такое в канун Рождества». «Вроде их жандармы уже арестовали», — заявил Томас; его слова не только не успокоили собравшихся, а даже наоборот. Плевать нам, какая энергия, хоть атомная, хоть какая, лишь бы работала, а то натыкали ветряков по всей равнине, а теперь шиш с маслом? Гады, я бы им сказал, что я о них думаю. Я не решался их перебить, но Томас сам ко мне обратился: «Выпьете чего-нибудь?» Я ответил, что да, можно, вообще-то хотел бы узнать, нет ли у вас свечей, но рюмку кира для согрева выпью. Один из парней у бара стал ржать: для согрева надо чистый алкоголь либо бульонный кубик, а лучше и то, и другое. Я не стал спорить. Томас подал мне белое вино с кассисом — а вот со свечками вряд ли выгорит, на пятнадцать километров в округе ничего нет, в супермаркетах все выгребли подчистую. Ни керосиновых ламп, ни свечек, ни генераторов — всё разобрали, как только услышали, что раньше чем послезавтра электричество не дадут. «А что случилось-то?» — спросил я. Мой вопрос породил целый каскад комментариев: засранцы, жить не дают спокойно, достали всех уже, чего там — теракт. Какой теракт? А такой! Трансформатор же, блин, накрылся!

Я вообразил, как отряд заиндевелых исламистов спускается с вершин Гиндукуша с пластиковыми бомбами за пазухой и смело штурмует распределительную подстанцию департамента Де-Севр, и поневоле улыбнулся: да что вы, какой тут может быть теракт?.. Тут загалдели уже все. Да по телику же показывали, их жандармы поймали. Антилибералы. Защитники природы. Дикари. Ну какой тут у нас антилиберализм, скажите на милость? Засранцы, ничего святого.

Мне не хотелось прослыть пособником предполагаемых террористов, я просто выдал подходящее к случаю «во дела!». А свечек как не было, так и нет. Проглотил белое с кассисом, расплатился, поблагодарил Томаса и вернулся в метель.

В запасе оставалась Матильда, но ситуация усложнилась. Как объяснить, что мне нужны свечи или лампа, если благодаря моторам Гари у меня самого свет есть? Вариант первый: переселить братца и старикашку в «Дебри науки». Отклоняется: нет уж, благодарствуйте. Вариант второй: попросить у Матильды свечек. Вариант третий: третьего варианта нет. В потемках посидеть у Люси с ее родней, а после спокойно уйти домой. Не слишком-то благородно.

«Значит, идти к Матильде», — подумал я. Признаюсь, что-то меня безотчетно смущало.

То ли сама идея сделать что-то незаконное действует на человека окрыляюще, то ли действительно в каждом из нас дремлет черная душа святотатца, но, дойдя до перекрестка, я, вместо того чтобы взять влево и вернуться к Люси, встал столбом и испытал озарение. Я знал, где точно есть свечи — большие, красивые. Конечно же, в церкви. Я ведь ходил туда с Матильдой и видел целую кучу свечей. Знал я и где хранится огромный ключ — он висит вместе с другими на гвозде в кладовке; просто нужно взять его, открыть церковь, забрать свечи (как-то не получалось сказать себе «украсть») — и дело в шляпе. В конце концов нужда диктует свои законы. Ведь наша цель — согреть стариков и сирот?! Чем ближе я подходил к «Дебрям науки», тем гениальней казалась мне эта идея. Рискованная, но гениальная. Если часовню не ограбили до меня, то через десять минут я — в тепле, у камина, читаю «Девяносто третий год» в компании Арно. Я уже гордился собой. Какое воображение! Какое богатство ума! Какая душевная щедрость! Свет церковников — в народные массы!

Конечно, надо было догадаться, что преступные замыслы не так просты в реализации, как кажется на первый взгляд. Пришлось лезть в кладовку, вокруг темень, не видно ни зги. Я вспомнил, что в кармане у меня фонарик Люси. Светил он слабо, ну хоть как-то. Не прячась (но украдкой убедившись, что ставни Матильды наглухо закрыты), вошел в кладовку. К счастью, собака не залаяла. Теперь-то я сообразил, что она уже два-три дня как перестала на меня лаять, тут повезло. Как бы я стал оправдываться, если б меня застал Гари? Хотел, мол, проверить, работает ли генератор, — ага. Отличный повод. Генератор гудел так, что заглушал шаги. Я помнил, где торчал большой ржавый гвоздь. Несмотря на страх (мне было страшно, да, — сердце быстро стучало), я действовал точно и ловко, как классный грабитель. Даже выключил фонарик, перед тем как выйти, чтобы не привлекать внимания. Я добыл ключ, он был тяжелый. Оставалось только перейти улицу. Ни души. Черная ночь, ветер чуть стих, снег так и падал. Я дошел до церкви. Проблема: вход, естественно, был с дороги; если как раз сейчас проедет машина — мне каюк. Я помню, что на мгновение заколебался. «Бред какой-то, — подумал я, — докатиться до грабежа церкви, вот уж глупее не придумаешь». Поставить под удар всю полевую работу. Вот кретин! Минуту я стоял как вкопанный, ситуация была нелепейшая. «Все твоя любовь к приключениям, — думал я, — на этот раз она точно выйдет боком». Потом подумал: «Лара узнает, вот будет смеяться». А потом еще подумал: «Ну, взялся за гуж, не говори, что не дюж».

Я быстро поднялся по ступеням паперти — машин не слышно; ощупью вставил ключ в замок, пару раза не попал, но дверь все же открылась с нескончаемым, пронзительным, душераздирающим визгом, петли скрипели так, что слышно было на другом конце деревни, мне конец. Застыв на пороге церкви, я уже видел, как Матильда бежит спасать свою ризницу и застает меня на месте преступления. В отчаянии ринулся внутрь, вжался в стену и стал ждать. Ничего, тишина. Через какое-то время решился и тихонько притворил дверь, включил фонарик. Тень согнутого в муках Христа напугала меня чуть ли не до смерти. Правда жуткое дело — церковь в потемках. Я особо не мешкал — в спину укоризненно смотрели разные мученики и святые, и пошел сразу влево, где видел ранее свечи, и действительно, сокровище было на месте: целые охапки восковых палочек, некоторые полусгоревшие, другие — целые, тонкие, толстые, длинные, короткие. Не задумываясь, взял полдюжины самых толстых и бросился к выходу. Думал оставить дверь открытой и убежать, но это как автограф на месте преступления, так что я предпочел рискнуть и закрыть ее потихонечку, миллиметр за миллиметром, изнутри, до щели и потом протиснуться наружу, чтобы оставаться на улице совсем недолго. Замок сработал чудесно, дальше — ноги в руки, покражу под мышку, но тут я запаниковал, поскользнулся и шлепнулся во весь рост. Живо представил себе заголовки местной газеты: «СЕНСАЦИЯ! ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ ПАРИЖСКИЙ ЭТНОЛОГ ГРАБИТ ДЕРЕВЕНСКУЮ ЦЕРКОВЬ!»