Кухонный бог и его жена

Вообще-то меня радует то, что она здесь, и Генри тоже. У них добрые сердца. Я злюсь, только когда Хелен ведет себя так, будто знает все на свете. Теперь ты знаешь, что это не так.

На следующий день после освобождения я написала Джимми, что жду от него известий, чтобы понять, как поступить дальше. Ехать ли мне к нему? Или остаться тут, и он приедет за мной сам? Я поделилась с ним своими предчувствиями: через два месяца, не более, коммунисты возьмут в Китае власть. А потом перечитала письмо и порвала его в клочки.

Я вспомнила, как изменились его письма за последние полгода. Он все еще называл меня своей маленькой женушкой, но рассказы на три страницы о его огромной любви ко мне закончились. Сначала я стала получать по две страницы о любви ко мне и по одной — о любви к Богу. А пару месяцев спустя это были две страницы о Боге и одна обо мне.

Поэтому я начала заново: меня выпустили из тюрьмы, в Шанхае все теперь по-другому, он, Джимми, просто не узнал бы этот город. Близится появление коммунистов, Гоминьдан уже покидает Шанхай. Кто знает, чем это обернется?

Отправив это лаконичное письмо, я приготовилась ждать. Но тетушка Ду, услышав о моем решении, тут же спросила:

— Что? Ты собираешься сидеть и ждать? Да что с тобой случилось в этой тюрьме? Тебя там научили ходить по цементному полу? Сейчас все, у кого есть хоть малейший шанс уехать из страны, бьются за него на смерть.

Она стащила меня со стула:

— Сейчас мы пойдем, и ты отошлешь Джимми Лю телеграмму. Твое письмо дойдет до него в лучшем случае через полгода. А тогда будет неважно, что он ответит, потому что ты упустишь свой шанс.

На телеграфной станции нам с тетушкой Ду пришлось сражаться за место в очереди. Всем срочно понадобилось отправить какие-то важные сообщения. После трех или четырех часов ожидания мы подошли к операционистке. Я заранее написала на бумаге адрес Джимми и несколько слов: «Освобождена. Готова приехать. Пожалуйста, скажи, что делать дальше. Твоя жена, Цзян Уэйли».

Я передала операционистке листок. Она прочитала и сказала.

— Нет, так не пойдет. Недостаточно убедительно. Надо написать: «Поторопись, мы скоро таонань».

Я удивилась: с чего это операционистка вздумала решать за меня, каков будет текст моей телеграммы?

А потом, внимательнее всмотревшись в улыбающееся лицо, я ее узнала. Как думаешь, кто это был? Бетти! Красотка Бетти!

Она не погибла в Нанкине. Мои четыреста долларов пришли на следующий день после нашего отъезда. Она не могла отправить их обратно, поэтому использовала их, чтобы бежать в Шанхай. Сын ее подрос, умный и красивый. Ему уже исполнилось одиннадцать.

Нам нельзя было долго разговаривать в этой шумном и многолюдном месте. Бетти сказала, что отправит мою телеграмму, добавив предложенные ею слова, чтобы убедить Джимми поторопиться.

— Как только придет ответ, я принесу его тебе домой, — пообещала она.

И через два дня ответ пришел. Я взяла конверт с собой в спальню и закрыла за собой дверь. Меня трясло от волнения, но потом тело как-то само собой успокоилось. Что-то подсказывало, что мне не обязательно открывать конверт, чтобы узнать свою судьбу. Я знала свое предназначение, свою судьбу, Божью волю.

Твой отец ответил мне так: «Слава Богу. Заполнено заявление на получение американского гражданства для Цзян Уэйли Уинни Лю, жены Джеймса Лю. Документы и семьсот долларов отправлены. Выезжай немедленно».

На следующий день мы обналичили золото и продали некоторые мои украшения на черном рынке. Мы с тетушкой Ду пошли получать визу. О, здесь было еще хуже, чем на телеграфной станции! Собралось столько людей, что образовалась давка. Все кричали, размахивали руками с зажатыми в них деньгами, бросались вперед, чтобы обменяться слухами, которые возникали и лопались, как мыльные пузыри. Правила въезда постоянно менялись. В тот момент требовалось подтверждение из трех разных стран, что они примут тебя, если ты не сможешь вернуться в Китай. У меня имелось подтверждение из США, но нужно было еще найти две страны. В тот день кто-то сказал, что можно подать документы на выезд, кажется, во Францию. Я заплатила двести долларов за разрешение от второй страны, думая, что осталось найти только одну. Когда назавтра я пришла за своими документами, мужчина, взявший у меня деньги, сказал:

— Прости, но такой возможности больше нет.

Вместе с этой возможностью исчезли и мои деньги. Уже не помню, сколько пришлось ждать, пока мне удалось получить разрешение от второй страны, а потом от третьей. Наверное, недели две. Я так нервничала, что у меня пошла сыпь по всему телу, потом начались судороги в ноге, да такие, будто под кожей завелись пауки, которые пытались вырваться наружу. Красотка Бетти посылала телеграмму за телеграммой — я пыталась объяснить твоему отцу, отчего задерживаюсь. Наконец все бумаги были собраны. Но оставалось еще найти способ выбраться из Китая.

Я купила три билета, причем первый, на самолет, на черном рынке. Я должна была вылететь в Сан-Франциско через десять дней, 15 мая. Второй и третий билеты были легальными. Один до Гонконга на 27 мая, другой до Сингапура, на 2 июня. Итак, я имела три возможности выехать.

Я сказала тетушке Ду, чтобы она продала или использовала как-то иначе по своему усмотрению те билеты, что мне не пригодятся. Тетушка ответила, что разберется с этим позже. Хулань объявила, что никуда не поедет. Она хотела, чтобы ее ребенок родился в Китае. Может, ты сочтешь это глупостью, но я знаю многих, для кого важно то, что они родились в Китае, и кто там же желал бы и умереть. В общем, Хулань думала, что может родить ребенка, а потом решать, уезжать или нет, что времени для этого достаточно. Она, разумеется, ошибалась. У нее возникла масса проблем. Иначе отчего бы ей потом понадобилась моя помощь?

Когда все уже было готово, напоследок я совершила глупость. Мы с Вэнь Фу до сих пор не развелись официально, и я просто не знала, как перестать об этом думать. Наверное, все дело в моей гордости. Почему мне было просто не поехать в Америку и не забыть о прошлом? Но к тому времени я убедила себя, что не успокоюсь, пока не поставлю точку.

Я не считала свои действия безрассудными. У меня было решение суда, говорившее, что я попала в тюрьму по ошибке, виза, телеграмма, подтверждающая, что я — жена Джеймса Лю. А еще — очень тщательно продуманный план. Вот в чем он заключался.

Красотка Бетти отправила моему бывшему мужу телеграмму: «Для мистера и миссис Вэнь Фу пришла ценная посылка, требуются подписи обоих получателей. Пожалуйста, заберите десятого мая в два часа дня. Иметь с собой телеграмму и именные печати, подойти в отдел получения отделения почты на Гуаньши-роуд».

Думаешь, такой жадный человек, как он, смог бы не попасться на удочку? Что ты! В два часа он был там вместе со своей новой женщиной. Они проталкивались сквозь очередь к окошку. Мы с Хулань и тетушкой Ду наблюдали за ними из дальней кабинки.

Красотка Бетти взяла листок бумаги и пошла к полкам, чтобы взять коробку, подмигнув мне по дороге. Потом она поставила коробку на стол и попросила Вэнь Фу и его жену поставить свои именные печати на квитанции о получении, но в самый последний момент убрала квитанцию и посмотрела на имя.

— Вэнь Фу? — спросила она озадаченно. — Мы с вами не встречались в Нанкине много лет назад? Разве вы не женаты на Цзян Уэйли?

Не отводя глаз от коробки, он ответил:

— Больше нет.

— Так это ваша новая жена? — снова спросила Бетти, глядя на крупную, властную на вид женщину, стоявшую рядом с ним. — Я не могу отдать эту посылку никому, кроме Вэнь Фу и его законной жены.

— Это и есть моя жена, — нетерпеливо сказал он. — С той я уже развелся.

Ну конечно, я его жена, — заявила женщина. — А ты кто такая, чтобы об этом спрашивать?

Вот тогда я и появилась. Тетушка Ду и Хулань шли следом за мной.

Так ты это признал! — крикнула я. — Теперь у нас достаточно свидетелей.

Все, кто был в это время на почте, смотрели на нас во все глаза. А Вэнь Фу уставился на меня, как на призрак.

Я вручила ему заявление о разводе, чтобы он его подписал. Мы все подготовили заранее. В документе было написано, что я развелась с Вэнь Фу в 1941 году в Куньмине, что он больше не имеет притязаний на меня как на жену, а я на него — как на мужа. Внизу страницы уже стояли три подписи и три оттиска именных печатей: моей, Хулань и тетушки Ду.

— Распишись, сказала я.

Властная женщина явно была не рада меня видеть.

— Что это ты тут нам устроила? — спросила она.

— Ничего, — ответила я. — Даже если он не подпишет, у меня есть бумага, подтверждающая, что меня бросили в тюрьму по ошибке. А через неделю я уеду в Америку как жена другого человека. Но вот ты без этого документа не будешь иметь никакого положения здесь, в Китае. Ты навсегда останешься дешевой содержанкой.

Люди на почте стали смеяться. А как разозлилась та женщина!

— Подписывай и заканчивай уже с ней! — велела она Вэнь Фу.

Он не шелохнулся. За все это время он не сказал мне ни слова, только смотрел на меня с ненавистью. Но потом он улыбнулся, и его улыбка становилась все шире и уродливее. Засмеявшись, он расписался, поставил свою печать и вскинул руки:

— Все! Сделано!

Вэнь Фу передал мне бумагу, снова рассмеялся и развернулся, чтобы уйти. Женщина с громким фырканьем схватила посылку. Ну надо же быть такой глупой! Эту коробку я утром наполнила высохшим ослиным пометом!

Так я получила развод. Станешь ли ты осуждать меня за это? Станешь ли осуждать за то, что случилось после?

Должно быть, он следил за нашей квартирой несколько часов, а может, даже несколько дней. Во всяком случае, дождался, пока я не осталась одна. Я услышала стук в дверь и, не подумав об осторожности, открыла ее. Он распахнул дверь, отшвырнул меня на пол и направил в голову пистолет.

Вэнь Фу сыпал проклятиями и оскорблениями, говоря, что я никогда от него не избавлюсь, даже если сбегу на Луну. Увидев чемодан, который я собирала, он пнул его через всю комнату, раскидав вещи.

Вместе с одеждой на пол вылетели документы, деньги и билеты. Подняв с пола лист, скрученный в узкую трубочку и скрепленный сверху резинкой, он развернул его. И сообразив, что держит в руках свидетельство о разводе, из-за которого подвергся публичному унижению, разорвал со словами:

— Теперь ты снова та же шлюха, которой была всегда.

Потом он поднял следующую бумагу, которой оказалась телеграмма твоего отца, и прочитал ее издевательским тоном. Телеграмму он порвал тоже, заявив, что обещания Джимми так же пусты, как и воздух, в котором они сейчас витают.

А потом Вэнь Фу нашел визу и билеты, по одному из которых я должна была улететь завтра. И тогда я закричала. Я умоляла его не рвать билеты. Он качал их на ладони так, словно взвешивал и оценивал золото.

— С чего бы мне их рвать? Я продам их и выручу целое состояние.

Я рыдала и просила его отпустить меня. Он положил визу и билеты на стол, а потом дернул меня за волосы и сказал:

— Давай, умоляй меня, чтобы я позволил тебе снова стать моей женой, — он взмахнул пистолетом.

Рядом со мной на столе лежали мои шансы на будущее, на жизнь, мои билеты. А передо мной был пистолет — шанс вскоре с этой жизнью расстаться. Я понимала, что Вэнь Фу может обмануть меня, ограбить, уничтожить, даже если я подчинюсь.