На исходе лета

Глава третья

То же утреннее июньское солнце, что освещало им путь, дарило свой особый свет и другим кротам в других частях кротовьего мира. Одни смотрели на него радостно, другие мрачно.

Даже в системах, уже давно находящихся во власти грайков, где господствовало Слово (если это можно так назвать), — все знали, что в кротовьем мире есть Семь Древних Систем, где возвышаются Камни и где верующие кроты стремятся сохранить свою веру.

Большинство этих систем, такие как Роллрайт, Эйвбери и Файфилд, уже давно заняли грайки, а тамошние последователи Камня были разбиты и рассеяны. Но даже и тогда некоторые — очень, правда, немногие — верующие сохраняли слабую надежду, что когда-нибудь придут новые времена и можно будет снова открыть сердце своему Камню, снова прикоснуться к нему.

Однако две системы из Семи Древних были полностью опустошены и не заселены ни грайками, ни камнепоклонниками. Одна из них — Аффингтон, где Хенбейн из Верна захватила Босвелла и на много лет отняла его у кротовьего мира.

Другой была наименее известная из Семи Систем — Кэйр-Карадок, расположенный на западе, где в недавние времена жили лишь бродячие семейства. Теперь из прежних кротов остался лишь один, и он жил одиноко, без подруги, блуждая по холмам дикого Валлийского Пограничья вместе с немногими уцелевшими последователями Камня, не имевшими ни вождя, ни своей системы и держащимися за свою веру с особым упрямством и гордостью, какие отличают кротов тех бедных червями земель.

Отец назвал его Карадоком в честь Камней, назначивших его быть их хранителем, и он уже сыграл свою роль в нашем повествовании, ибо это именно Карадок привел посланников Триффана — Алдера и Маррама — в Шибод, куда, к счастью или к несчастью, они пришли показать осажденным шибодским кротам, как можно противостоять грайкам.

Об этом мы скоро узнаем подробнее; сегодня же, этим июньским днем, проследим за потрепанным и голодным Карадоком, взбирающимся по крутому склону к Камням — своему наследству и своему бремени.

Несколько дней он, гонимый каким-то внутренним зовом, спешил с западных холмов, по которым странствовал, назад, к оседлым кротам, к давно забытому времени. Через жимолость, сквозь заросли таволги и под конец — через унылые, поросшие папоротником склоны к смутно вырисовывавшемуся наверху Кэйр-Карадоку, к его плоской, невидимой снизу вершине.

Сначала медленно, потом все убыстряя шаг, Карадок возвращался туда, где началась его жизнь и где, как он был уверен, она должна была закончиться.

В те дни никто, кроме обитателей самого Данктонского Леса, не знал, кто такой Крот Камня и явился ли он в кротовий мир. Этот секрет был пока достоянием Данктонского Леса и должен был раскрыться только тогда и так, как повелит Камень. Однако многие в кротовьем мире догадались, что он уже пришел, — по ярко сиявшей Звезде. И хотя грайки и неверующие утверждали, что это было просто небесным явлением, последователи Камня не сомневались в пришествии Крота Камня. Они знали, что скоро их вера подвергнется тяжкому испытанию и что нужно быть готовыми к этому.

Таким верующим был и кочующий с места на место Карадок, и рвение его было так велико, что те немногие друзья, которым он поверял свои сокровенные мысли, говорили между собой, будто Карадок видит знаки Камня во всем, даже в бредущей мимо овце.

Но он не обращал на это внимания, и, когда внутренний зов повелел ему вернуться к Камням, свет показался ему особенно ясным, а земля словно задрожала от ожидания и надежды.

Путь был нелегок; другой крот наверняка проклял бы росу, которая мешала подниматься по склону и заставляла скользить вниз, но Карадок видел в сверкающих каплях лишь яркий свет и радовался, что еще достаточно здоров и силен, чтобы одолеть этот склон. Иногда он останавливался перевести дыхание, восхититься зеленью листьев дубровника и подивиться, что этим утром в воздухе прямо-таки ощущается запах перемен. Потом, вновь обретя дыхание, видя перед собой Камни и приблизившуюся плоскую вершину, он упорно продолжал путь, разговаривая сам с собою и произнося вслух молитвы, как это часто делают кроты, проводящие много времени в одиночестве.

Кажущаяся слабость его изможденного тела контрастировала с очевидной силой духа, способного подавить эту слабость, а дух его питала истовая вера, что когда-нибудь в это заброшенное пустынное место, где большую часть года дуют холодные ветры и лежит плотный снег, придет сам Крот Камня. Да, придет и благословит это место, и все долгие годы одинокой веры и мужества будут вознаграждены. И разумеется, вдохновленные сознанием, что Крот Камня добрался даже сюда, кроты снова вернутся в Кэйр-Карадок и возродят здешнюю систему, хотя почва здесь не так богата червями, как в долинах внизу.

Еще несколько ярдов, еще немного усилий — и вот уже Карадок снова здесь, перед столь любезными его сердцу Камнями. Тем, кто знает Данктонский Камень, Карадокские Камни покажутся довольно скромными, но для Карадока, не видевшего других Камней и преисполненного великой веры, не было и не могло быть Камней более великих. И правда, хотя и скромные по размерам, они возвышались гордо и величественно, и не много нашлось бы во всем кротовьем мире зрелищ более поразительных, чем долины и холмы, раскинувшиеся на запад и восток, на север и юг, и царящие над всем этим Камни. Сердце Карадока забилось от радости, а вера еще более укрепилась — он не сомневался, что когда-нибудь, если кроты найдут в себе силы, кротовий мир снова сможет жить праведно.

Да! Сияющее среди Камней солнце, ветерок над сверкающей травой, папоротником и буйно разросшимся вереском — это могло придать кроту веры! Когда же Карадок обозрел холмы и горы на севере и западе, он ахнул от удивления, различив на горизонте далекие Шибод и Триффан. Карадок буквально задохнулся от удивительного чувства, что сегодня — в этот день и час? — рядом с ним находится величайшая на земле сила, трепетное обещание жизни и смерти, света и тьмы, что если кроту суждено познать Безмолвие — а это и есть высочайшее стремление последователей Камня, — то ему нельзя дрогнуть, с какой бы задачей ни пришлось столкнуться. Да!

И Карадок двинулся вперед, чтобы прикоснуться к самому большому из Камней, но, добравшись до него, отпрянул в страхе и сомнении, озираясь по сторонам, словно на него надвинулись угрожающие тени. Рядом не было ничего, кроме света, опасность явно померещилась ему. Но Карадок опустился на землю перед Камнем и решил пока не прикасаться к нему.

— Еще не время, — пробормотал он, сам не зная почему, и принял смиренную позу. — Нет, еще не время. Но думаю, скоро оно настанет. Нынче утром у меня такое ощущение, будто в нужный момент я пойму, что нужно делать.

Он замолчал и низко опустил рыльце; его сотрясала дрожь, хотя день стоял теплый.

— Я испугался, вот что, — сказал Карадок себе. — Мне просто хочется, чтобы кто-то был рядом. Крот не может вечно жить один.

Потом он произнес молитву:

— Пришли сюда кротов, Камень, пришли кротов, которые кочуют, как и я, пришли их в Карадок. Пришли их когда-нибудь, чтобы они, как и я, увидели свет, чтобы я поделился с ними красотой Камня. Пусть те, кто поблизости, придут в Карадок, а те, кто блуждает у других систем, идут в свои системы. Пришли кротов в это место и оживи его снова. Сделай это, Камень, если такова твоя воля. И сделай так, чтобы я нашел себе подругу и познал радость увидеть своих кротят, бегающих и резвящихся среди Камней, потому что за всю свою жизнь я лишь раз слышал детский смех — свой собственный, когда был кротенком. Сделай это, если такова твоя воля!

Карадок молился, а солнце пригревало его, и, хотя сам он не видел этого, шерстка его засияла на солнце, как никогда раньше, а он ждал момента, чтобы прикоснуться к Камню.