Божьим промыслом

* * *

Барон хотел, чтобы его выход из дома был тайным, потому решил идти пешком. Взял он с собой лишь Максимилиана и фон Готта, оба были люди сильные и умелые, захватили они с собой и пистолеты. Но не на силу и на оружие рассчитывал Волков. Сначала он выслал верхом трёх людей во главе с фон Флюгеном. Просто прокатиться. И, если удастся, выявить слежку. Если кто и следил за ним, то в темноте разобрать, кто проехал мимо, не смог бы – все всадники были в плащах и капюшонах – а значит, увязался бы за ними. Сам же Волков со своей охраной вышел следом. И без приключений добрался до Гончарного переулка.

Дверь ему открыли, едва он захотел постучать, то был сам Сыч, видно, ждал у двери.

– Наш друг уже наверху, экселенц.

Ламме впустил гостей и запер дверь.

– Ну и как он тебе? – спросил барон, отдавая ему плащ.

– Злобен, – коротко резюмировал он и провёл всех в свою комнатушку.

Филипп Топперт на вид был человеком простым. Скорее напоминал кузнеца или гончара, что ещё не выкупил статуса мастера. По его неброской одежде и представить было нельзя, что этот человек имеет лавку на рынке и несколько складов. А когда Волков вошёл, он встал и низко поклонился ему:

– Для меня большая честь знакомство с вами.

– Вы знаете меня? – спросил барон, протягивая торговцу руку.

– Конечно, – отвечал Топперт, с почтением пожимая её. – Они так бахвалятся своим ван дер Пильсом, что противно слушать. А тут вдруг нашёлся кто-то, кто утёр ему нос.

– Они? Это вы про местных еретиков?

– Про них, про них, господин генерал, – кивал купец. – Как они радовались, когда он побил вашего маршала!

– Прошу вас, господа, садитесь, – предложил Фриц Ламме, указывая на стулья возле стола. – Вот вино, сыр.

– Сильно радовались? – спросил барон, усаживаясь.

– Праздник устроили, когда сюда дошла весть о том, что он победил, – подтвердил Топперт. – Уже думали, куда его селить будут, когда он возьмёт город. Думали, что ему подарят.

– Да не вышло у подлецов, – продолжил рассказ Фриц Ламме, разливая вино в стаканы.

– Не вышло, не вышло, – кивал горожанин, – этот их ван дер Пильс так и застрял там, к городу так и не пошёл, а потом и вовсе увёл своих ублюдков к себе на север. То-то наши еретики печалились. Ах, как они злились. И многие знают, что задержали его вы, господин генерал. Уж и не знаю, как у вас то вышло.

– Промыслом Божьим, – отвечал Волков, поднимая свой стакан, – одним лишь промыслом Божьим, и за то давайте выпьем.

Все выпили, стали закусывать кусками сыра, ели все с одного блюда, и барон ел, и никакой разницы промеж них не было. В комнатушке горела одна неяркая лампа, было прохладно, так как Сыч не топил печь, экономил, наверное. Но Волков пришёл сюда не сыр есть.

– Расскажите мне, любезный Топперт, что происходит в городе?

– А что же вас интересует, господин генерал?

– Всё. Всё, любезный господин Топперт; в первую очередь – чем живёт этот город и кто тут главный.

– Ну, чем живёт, вы и без меня видели. Торговля идёт бойкая, лодки и баржи у пристаней в очереди стоят, чтобы выгрузиться и погрузиться. С востока, из Эксонии, с тамошних рудников, по реке приплывает серебро; с юга, из Ребенрее, – зерно, шерсть-сырец, хмель, овёс, ячмень и прочее; с севера, будь он проклят, товары. Железо, плуги, крашеное сукно. Стекло. Оружие. Да всего и не перечислить. Народец в город прибывает и прибывает со всех концов. Оттого и дороговизна тут у нас такая. Людишки и свободные приходят, и беглые крепостные. Город почти никого из беглых не выдаёт. Плевать он хотел на всех сеньоров, кроме некоторых, что близко живут.

– Да, вижу, что торговля тут идёт, что серебра тут много. Ну а кто в городе заправляет? – спрашивает генерал. – Кто здесь первый нобиль?

Горожанин чуть задумывается и потом отвечает:

– Я уж и не скажу, кто тут у нас первый. Знатных торговых домов тут много… Пожалуй, первые из них, что приходят на ум… буду называть по влиянию – дом Баасов: первые землевладельцы города, держат в руках всю торговлю льном, просом, лошадьми торгуют. Не брезгуют давать деньги в рост. Банкиры, менялы.

– Конечно же, еретики? – уточнил Волков.

– Конечно же… – продолжал Топперт. – Дальше – дом Камерфегенов: лошади, перевозки, причалы, склады. Торговля всякая. Опять же деньги в рост.

– Тоже еретики?

– Нет, эти веры истинной. Но деньги в рост дают, не стесняются. Дальше – Модест Хоббер. Этот… – тут торговец сделал паузу. – Этот, в общем-то, человек неплохой. Как и я, родился здесь, жертвует на храмы, один из первых купцов города, разбогател на торговле солодом и хмелем, второе лицо в гильдии пивоваров. Человек в городе не последний, их гильдия выставляет сто восемьдесят человек с хорошим оружием. Пятьдесят из них арбалетчики. Его слово в городе значимо.

– Вы с ним хорошо знакомы? – интересуется барон.

– Мы раскланиваемся, ходим в одну церковь, наши сыновья поют в одном хоре, но добрым своим знакомцем я бы его не назвал. Он высокомерен, считает таких, как я, не ровней себе, – отвечал Топперт. – Я для него мелок.

Тут торговец допил своё вино, и барону послышались в его голосе нотки обиды. Сыч сразу налил ему ещё, до краёв. Сыч знал, что делать: ты давай пей и говори.

– Кто ещё? – продолжал спрашивать Волков.

– Их тут много, какого магистра ни возьми – а у нас их двенадцать, кроме бургомистра, – так за ним либо торговый дом, либо гильдия какая стоит. Из крупных, пожалуй, вспомню ещё дом Сартори.

– Сартори? – Волков заинтересовался. – Наверное, банкиры?

– Банкиры, менялы, – морщится торговец, как от чего-то неприятного. – Появились здесь всего, наверное, года три назад, но встали крепко. Уж больно хороший у них капитал.

Волков подставил свой опустевший стакан Сычу: наливай; а сам, уловив уже главную черту торговца, и говорит:

– Чёртовы пришлые. Они захватывают весь город.

– Истинно так! – восклицает Топперт. Он смотрит на барона, как на человека, хорошо его понимающего. Даже стучит себя в грудь ладонью. – Истинно так, господин генерал. Семь лет назад братья Баас, Вилли и Кай, припёрлись сюда, едва в городе утихла болезнь. Нищая сволочь, бродяги, поганые еретики. Занимались тем, чем никто не хотел заниматься. Собирали мертвецов по городу. Брали подряды на очистку домов от мёртвых. Должны были хоронить или сжигать мёртвых, а они отвозили их вниз по течению и кидали в реку, о том все знают, все! А сами на заработанные деньги скупали дома с неупокоенными; говорят, что лачуги бедняков у восточной стены покупали за пять талеров, ежели не находился родственник. Пять талеров! Сейчас за такие деньги даже худого мерина не купить. Это всё бывший бургомистр! Сволочь и вор был редкий. А эти безбожные ублюдки из тех лачуг покойников даже и не вытаскивали, они просто сожгли домишки, ведь им не дома были нужны, а участки, – Фриц Ламме снова наполнил стакан рассказчика, и тот, отпив глоток, продолжал: – А недавно, на прошлом большом городском пиру, ублюдок Вилли Баас напился и хвастался, что за два первых года, что тут живут, они с братцем заработали восемьдесят тысяч талеров. На мертвецах и скупке домов. А сейчас про них говорят, что их общий капитал и вовсе… – тут торговец сделал паузу, чтобы слушатели прочувствовали. – Триста тысяч монет!

– Мерзавцы! – зло поддержал его генерал.

– Воры, – согласился Фриц Ламме.

– Истинно так, господа, истинно так! Воры и мерзавцы.

Они все втроём выпивают, и генерал говорит:

– Друг мой, а не сможете ли вы написать мне списочек первых десяти самых влиятельных фамилий в городе?

– А что же, и напишу, – сразу соглашается Филипп Топперт.

– С адресами, с чинами, с родственниками. Напишите всё, что знаете о них.

– Если с адресами… – горожанин на секунду задумался. – Ну, тогда дня два мне потребуется.

– Прекрасно, пару дней я подожду, – согласился Волков.

И тут заговорил и Фриц Ламме:

– Друг, объясни мне, не пойму я одного, как вы в городе уживаетесь с еретиками? Говорят, они ваших попов задирают, или врут про то?

– Да, задирают иной раз, эти дети сатаны ходят по городу с барабанами, бахвалятся назло нам, но никто с ними не ссорится. Да и кто ссору затеет? Вся главная торговля идёт с Нижними Землями и с Эксонией, то есть с землями, где сатана и Лютер утвердили власть свою. Никто из первых домов города не осмелится поссориться с нечестивыми, ибо потеряет свою торговлю. Да и половина первых домов города – еретики. А многие из праведных не гнушаются в дома еретиков ходить и садиться с ним за стол, – торговец сплёвывает и кривится от омерзения. – Сволочи.

– И что же, не бывает у вас ни распрей, ни ссор? – не отстаёт от него Сыч, – может, хоть драки в кабаках?

– В заведения мы в разные ходим, – отвечает торговец. – Ну а если и есть ссоры, так это лишь промеж молодёжи.

– Промеж молодёжи? – без особой надежды спрашивает Фриц Ламме, а сам ставит на стол второй кувшин вина вместо опустевшего.

– Ну да, молодёжь задирается. И то это скорее из-за призов.

– Из-за каких ещё призов? – интересуется барон. Но интересуется так, ради разговора. Его больше интересуют первые семьи города.

– Да есть у нас в городе две школы. Фехтшуле «Арсенал», она рядом с цитаделью находится. И фехтшуле «Непорочной девы», она прямо рядом рядом с храмом Святой Девы. Главные наши школы. Вот в «Арсенале» все сплошь безбожники, в «Непорочной деве» все юноши истиной веры. Вот они промеж себя и ссорятся. В прошлую весну один из еретиков на турнире выбил глаз одному из наших.

– И что? Сошло ему сие с рук? – оживился Сыч.

– Судили мерзавца, но все судьи турнира подтвердили, что то вышло случайно. И подлец отделался штрафом в тридцать талеров.

– Сволочи какие!

– Сволочи, сволочи, – соглашался Топперт. – Никто в городе не хочет свар с еретиками.

– Так уж и никто? – не верил ему Фриц Ламме.

– Еретики говорят, что их любит Господь, потому и даёт им богатство. Многие верят. Они ведь вправду богатеют. А многие из праведных думают переметнутся к ним.

– Всё это от сатаны, – невесело заметил барон. Он ещё больше стал думать о том, что с этим городом лёгкого дела не получится, даже когда сюда своих людей приведёт цу Коппенхаузен. Волков вовсе не был уверен в том, что люди истиной веры не встанут за своих нечестивых земляков. Если верить этому горожанину, ещё как встанут. Да… Ещё как встанут. Тем не менее, он закончил свою речь: – Всё неправедное богатство от сатаны. Вы же сами это видите, дорогой мой Топперт.

– Истинно так, господин генерал, истинно так! – соглашался с ним торговец и с хмельной страстью снова стучал себя в грудь.

Когда он ушёл, барон был невесел, сидел и, по обыкновению своему, крутил в руках пустой стакан. А вот Сыч был задумчив, но, кажется, не так сумрачен, как его хозяин.

– Ты жену-то выписал сюда? – наконец спросил у него барон.

– Нет пока… – отвечал Фриц Ламме всё ещё задумчиво. – Может, и не придётся её сюда тащить.

– А как же она там без тебя будет? – Волков косился на своего верного человека, и в глазах его искрилась усмешка. – Сам же говорил, что без тебя её кто-нибудь да натянет.

– Ничего, – Сыч отвечал, всё ещё думая о чём-то. Но кулак при этом сжал. – Приеду – вразумлю её да выясню, кто ей подол задирал.