Божьим промыслом

Глава 25

Утро было тихое; нет, за стенами шатра шла жизнь, слышались разговоры, но во всем этом не чувствовалось напряжения, суеты, его никто не будил, и до него издалека не доносилось звуков труб и барабанов. А это значило:

«Сегодня штурма не будет».

На сердце сразу стало легче. Враг дал ему ещё один день на подготовку. Целый день! Прекрасно. Он садится на постели и сразу чувствует прохладу в шатре, хотя жаровни полны раскалённых углей.

– Гюнтер, Мартин! Хенрик! Кто-нибудь…

Появляются сразу и Гюнтер, и Хенрик, денщик несёт кувшин с тёплой водой и таз – мыться, Хенрик входит и кланяется:

– Доброе утро, господин генерал.

– А доброе ли оно, Рудольф?

– Все заняты делами, кажется, и вправду доброе, хотя очень холодно, – отвечает молодой офицер и продолжает: – Полковник Брюнхвальд хотел вас видеть на рассвете, но не стал будить.

– Сходите за ним, Рудольф. Может, что-то срочное у него.

Барону уже подали завтрак, когда пришёл Карл. Полковник отчитался о том, как идут работы и, кажется, был удовлетворён ими. Но Волков уже не первый год знал своего начальника штаба и сразу заметил, что у того есть ещё какая-то новость, и так как он не торопится докладывать, то новость эта не очень хорошая.

– Карл, что ещё?

Полковник вздохнул, будто было ему нелегко, и произнёс:

– Дезертиры, господин генерал, – Волков молча ждал продолжения, и полковник продолжил. – За ночь сбежало тридцать восемь человек.

«В тяжких ситуациях солдаты всегда бегут. То не новость… Два, три, пять… Но тридцать восемь человек! За ночь! Это почти столько же, сколько потерял Циммер убитыми за целый день штурма».

Цифра была весьма внушительной. Цифра была очень неприятной.

– Из рот какого капитана ушли люди? – спросил барон, ожидая услышать, что ушли они именно от Циммера. Он даже позабыл про завтрак.

– Люди ушли из разных рот от разных офицеров, – доложил Брюнхвальд. – Видно, сговорились как-то. Среди бежавших парочка солдат была из наших.

– Из Эшбахта? – уточнил барон.

Начальник штаба молча и со значением кивал: из Эшбахта.

– На что же они надеются – или в Эшбахт ублюдки возвращаться не думают? А что говорят корпоралы?

– Говорят, что сами того от некоторых солдат не ждали. Наверное, думали, что шансов выжить тут мало, – предположил полковник.

– И поэтому перебежали к еретикам? – Волков бросил вилку, ему расхотелось завтракать. – Странно всё это, я ночью объезжал посты, никто нигде не спал, все были начеку. Не иначе, дезертиры подкупили кого-то из сержантов. Карл, немедля соберите сержантов, что были ночью в карауле, и как следует их допросите. Не могли эти мерзавцы проскользнуть незамеченными. И узнайте у Максимилиана, не украдены у него ли лодки. Может, они уплыли?

Полковник ушёл, а генерал был так раздосадован, что, так и не поев, потребовал себе кофе.

Кофе ещё не был выпит, как к нему явился сам прапорщик Брюнхвальд и доложил:

– Помимо сбежавших солдат, также сбежали ещё и несколько обозных мужиков и возниц.

– Лодки-то целы? – уточнил генерал.

– Все лодки целы, потому что для побега им не нужны.

– Думаете, они ушли к еретикам?

– Никак нет, не к еретикам, они ушли за реку.

Волков не понимал: лодки целы, но дезертиры ушли за реку. Это как такое может быть?

И молодой Брюнхвальд ему пояснил:

– На реке лёд, господин генерал. Ещё в прошлую ночь лег, а в нынешнюю только укрепился.

– Что, река замёрзла полностью?

– На быстринах ещё полыньи, но от берега до берега лёд уже лежит, я бы не рискнул по нему ходить, но дезертиры от трусости своей бывают так отчаянны.

– Хенрик, – кричит генерал, – коня мне!

Вскоре он был уже на берегу и, морщась от ледяного ветра, глядел на реку, на серый лёд, на чёрные полыньи в местах быстрого течения.

– Видите, – спокойно говорил Максимилиан, – ежли приноровиться, то можно до того берега и дойти. Все полыньи у нашего берега, а там, за серединой реки, их почти и нет.

Волкова сначала удивило его спокойствие, а потом он осознал, что молодой офицер не понимает той страшной ситуации, которая теперь сложилась. Прапорщик еще не понял, что подмоги от маршала теперь не будет. Баржа с подкреплением теперь не придёт, пока лёд не растает. И главарь еретиков теперь не сможет протащить свои баржи до Фёренбурга. И от этого придёт в ярость. И эту ярость, конечно, выплеснет на них. Навалится со всех сторон, спешит рыцарей и не допустит ошибок, которые допустил при первом штурме, да ещё и по льду пустит людей, чтобы зашли с тыла. Ван дер Пильс обязательно уничтожит войско генерала фон Рабенбурга. Уничтожит полностью и показательно. Это не было ясно молодому прапорщику, но было ясно старому генералу. Максимилиан ещё что-то говорил, но барон его перебил:

– Прапорщик, даю пять талеров, найдите охотников, что дойдут до того берега и наметят путь. Потом по тому пути попробуйте провести коня, посмотрите, выдержит ли лёд. Вы поняли меня?

– Да, – Максимилиан, кажется, был удивлён.

– Только будьте осторожны, не потопите людей, а лошадь возьмите из обоза, если потонет, то не так будет жалко.

Прапорщик согласился:

– Да, генерал, как прикажете.

– Хенрик, ко мне всех офицеров, капитанов включительно.

– Да, господин генерал, – отвечал молодой офицер.

Не прошло и получаса, как в шатре у генерала собрались все старшие офицеры. Все были заинтересованы, и Волков не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу:

– Господа, на реке встал лёд. Теперь всякое продвижение для ван дер Пильса на юг невозможно. Еретик никак не ожидал, что зима будет такой ранней и столь холодной.

– Видно, дьявол не всегда ему благоволит, – заметил майор Пруфф.

Офицеры посмеялись, но генералу было не до смеха, и он продолжал серьёзно:

– Лёд, господа, он и для нас стал неприятностью; напомню вам, что я ждал подкреплений от цу Коппенхаузена, теперь их не будет, и мы остаёмся один на один с разъярённым слугой сатаны. Думаю, вы понимаете, что в подобной ситуации договор или капитуляция с честью невозможна, и этот кровавый человек со всей злобой пойдёт на нас, чтобы хоть как-то скрасить неудачу перед теми, кто давал ему деньги на кампанию.

Теперь офицеры не смеялись. Стояли и слушали внимательно. Даже вечно разбитной полковник Роха, и тот притих. Слушал старого своего товарища и командира.

– И со штурмом ван дер Пильс тянуть не будет. Думаю, он бы и сегодня начал, да решил отремонтировать пушки. Может, уже завтра солдаты его со всей яростью набросятся на нас, и среди них будут спешившиеся латники и рыцари. А этих у него полторы тысячи человек.

Все молча продолжали его слушать, а молодые офицеры выглядывали из-за спин старших, все хотели видеть генерала.

– Ждать их удара не будем, нынче ночью уйдём по льду.

– О! – офицеры были удивлены. – По льду? С обозом?

Ядра – тяжесть несусветная, порох, провиант, фураж, большие обозные телеги – и всё по льду?

– Никакого обоза, – отрезал генерал. – Каждый солдат берёт съестного на три дня. И идём пешком.

– Может, постелить на лёд досок? – предложил Дорфус. – Так мы сохраним обоз.

– Во-первых, у нас нет леса на всю ширину реки, а во-вторых, нет времени, а доски, которые есть, нам понадобятся на те места, где лёд плох. Прапорщик Брюнхвальд сейчас намечает путь, и вы, господа, начинайте готовиться. Но… – Волков поднял палец, – солдатам ничего не говорить, перебежит кто к еретикам, скажет о затее нашей, те и кинутся на нас, пока мы не ушли или когда начнём уходить. Просто подготовьте к раздаче провизию, чтобы, едва начнёт темнеть, всё быстро раздать.

– А лошади? А возы? – спрашивал полковник Брюнхвальд. – Возы нужно будет пожечь, лошадей побить. Иначе достанутся нечестивым.

– Возы поломаем и пожжём, оставшийся провиант бросим в реку, всё лишнее в реку, а лошадей бить не будем, отдадим местным мужикам за их сараи и вырубленный лес. Майор Дорфус, вы, как начнёт темнеть, приведёте сюда их нудного старосту, заставьте его подписать бумаги, что мы с ним в расчёте.

– Так этих лошадей у них тут же отнимут еретики, – произнёс Роха.

– Конечно, только вот лошадей тех для них всё равно не хватит, а новых для похода тут, в окрестностях, быстро им будет не набрать. А мы с мужиками вроде и рассчитались. А то, что лошадей у них еретики заберут, то уже не наша печаль.

Всё это он говорил так уверенно, как будто продумывал это давно, обдумал и разложил все аспекты, что называется, по полочкам. Волков хотел, чтобы эта его уверенность передалась капитанам, а уж те донесут её и до солдат. Все, капитаны и ротмистры, сержанты и корпоралы, солдаты и последние обозные мужики должны верить в то, что генерал их спасёт и выведет живыми из тяжёлой ситуации. Проведёт по тонкому льду, как посуху.

Но был среди офицеров человек, которого не так-то легко было убедить в простоте будущей операции. То был майор Пруфф, который, как всегда, в своей чуть презрительной манере поинтересовался:

– А что господин генерал собирается делать с пушками, неужто лёд на реке уже так крепок, что выдержит наши махины?

Этот вопрос для барона вовсе не был неожиданным. Он уже думал насчёт пушек. Пушки были так тяжелы, что и не всякая земля их выдерживала, что уж говорить про лёд. И пока барон не знал, как быть с ними. Бросить их? Оставить еретикам? А что делать с шатром? Он тоже был тяжёл. Его тоже оставить на радость этому наглецу Левенбаху? А все остальные вещи: посуду, оружие, доспехи? На все эти вопросы у него пока ответа не было. Поэтому он и сказал Пруффу:

– Сейчас прапорщик Брюнхвальд смотрит, где можно пройти; как он мне доложит, так и будем решать, что делать с пушками, – теперь он говорил всем офицерам: – Готовьтесь, господа, но держите всё в тайне от нижних чинов.

Пушки. Как их бросить? Возможно, только из-за них он и не уехал сразу после разгрома, когда нужно было бежать. Да, может, он не хотел бросать своих людей, но всё-таки спасение пушек задержало его больше всего.

Пока раздумывал, пришёл Максимилиан и доложил:

– Проход на льду найден, лед кое-где трещит, но ветер всё ещё северный, холодный, к ночи лёд ещё окрепнет.

– Выводить придётся всех людей, так что на ветер полагаться не будем, соберите досок, чтобы разложить в плохих местах. Пойдём сегодня ночью.

– Значит, уложу доски, – начал загибать пальцы прапорщик, – расставлю к ночи вешки, а на том берегу соберу костры для ориентира.

– А с лошадьми что? Вы попробовали перевести на тот берег хоть одну?

– Попробовал, – Максимилиан покачал головой. – Даже смирный меринок начинает бояться, на лёд заходит – скользит, пятится. Потом стал биться. Сломал лёд – провалился. Хорошо, что хоть недалеко от берега было. Доломал лёд до земли.

Барон нахмурился, услышав доклад своего знаменосца. А тот, заметив это, спросил:

– Вам жаль своих лошадей, господин генерал? Лошади ваши прекрасны.

– И лошадей, и пушки, и шатёр, всё жаль, всё. Но, видно, по-другому никак не получится, – сказал Волков и встал. – Ступайте, прапорщик, готовьтесь к ночному делу.

Сам же он направился на позиции артиллеристов. А там, у больших орудий, на ветру, как раз проводили совет майор Пруфф и первый канонир Хаазе. И когда генерал подошёл, майор и спросил у него: