Божьим промыслом

Глава 27

Она ждала его в Аллендорфе. То был маленький городок в двух часах езды верхом или в карете от Вильбурга. Графиня заметно располнела после рождения двух дочерей; лицом она была всё ещё хороша, но платья носила с корсетами из китового уса, чтобы удерживать себя утянутой. Впрочем, её чары были ещё сильны, несмотря на роды и беспрестанные интриги, что царили во дворце Его Высочества. Брунхильда сняла лучшие покои в лучшей городской гостинице и дожидалась его. О том, что графиня его ждёт, ему ещё на въезде в город сообщил её неизменный секретарь, который представился господином фон Гюнтензау.

Господин фон Гюнтензау. Этот был тот самый наглый мальчишка-паж, которого генерал терпеть не мог. Вот только теперь он вырос и возмужал, и превратился в расфуфыренного придворного. Смазливого, заносчивого, носившего шпагу и золотые перстни. Барону и раньше казалось, что мальчик является любовником графини, теперь он в этом не сомневался. Именно подобный дворцовый хлыщ, прилизанный губошлёп в дорогом платье, и должен был нравиться деревенской простушке, волею судеб взлетевшей к самым небесам.

Приняв к сведенью, что его ждут, больше общаться с господином фон Гюнтензау он не захотел и поехал за ним в гостиницу, где и нашёл ожидавшую его графиню. Они нежно обнялись прямо на улице, куда она вышла его встречать. Барон поцеловал графиню в лоб, а та, заглядывая ему в лицо, спрашивала:

– Не были ли вы ранены в битвах, братец мой?

– Нет, только устал смертельно, – отвечал он, и они пошли в покои, куда за ними пришёл и господин фон Гюнтензау, но Волков остановил его в двери: – Дозвольте нам с графиней поговорить.

Но молодой человек лишь уставился на Брунхильду и ждал решения графини, словно слова генерала для него ничего не значат, и так как та не сразу сподобилась его принять за неё всё решил барон и выставил молодца за дверь. Выставил с удовольствием.

– Уж больно вы грубы с ним, братец, – стала заступаться за фон Гюнтензау графиня.

И этим почему-то разозлила генерала.

– Как его терпит герцог? Отчего ещё не велел зарезать его? Не пойму сие!

– А к чему герцогу резать моего секретаря? – стала говорить госпожа фон Мален.

«Секретаря!». Волков чувствовал, что женщина врёт. И ему стало даже немного неприятно от этого или, может оттого, что эта некогда небезразличная ему женщина выбрала такого жалкого господина. А может, из-за того, что фон Гюнтензау был так молод и смазлив. В общем, то, что его разозлило, одновременно его и раззадорило; он подхватил графиню под руку и повлёк в спальню.

– Куда вы? Куда? – она всё поняла и попыталась вырваться, но генерал держал её руку крепко, – прекратите же это, – возмущалась женщина, но он знал её и чувствовал, что сопротивляться она могла бы и пояростнее.

– Простите, графиня, но у меня давно не было женщин, – говорил генерал, укладывая её на край кровати и задирая ей юбки, – на войне было не до любви. А ну-ка покажите, что там у вас.

– Господин братец, – она пыталась удержать свои юбки хотя бы у бёдер, – там всё то же самое, что вы видали и прежде, ничего нового вы там не найдете. Могли бы себе трактирную девку найти, – говорила она, но всё равно сопротивлялась только ради вида.

Он всё-таки разобрался в её юбках. И согнул её ноги в коленях.

– Я уже нашёл, – сказал генерал без всякой учтивости, не думая о том, что мог задеть её чувства, ведь как ни крути, а госпожа графиня хоть и недолго, но промышляла девкой в дешёвом кабаке Рютте.

И генерал всё-таки воспользовался благосклонностью дамы, хотя та была и не очень-то благосклонна к нему в тот день. И особую пикантность, особое удовольствие ему добавлял тот факт, что за дверью покоев в этот момент находился смазливый фон Гюнтензау. Этот противный любовник Брунхильды. Да, пусть постоит под дверью, пусть знает сопляк свое место в очереди.

– Все юбки мне испачкали, – бубнила графиня, когда всё было закончено и она, встав с постели, приводила себя в порядок. Но говорила она это почти беззлобно. Ему даже показалась, что женщина довольна их встречей, но пытается показать, что сердита на него. – Как были солдафоном, так и остались им, напрасно, что генерал.

– Прикажите уже подавать обед, – лениво отвечал барон, усаживаясь в кресло.

Настроение у него после встречи с графиней заметно улучшилось, сейчас он был добр и готов что-нибудь съесть и выслушать за обедом последние дворцовые сплетни.

Брунхильда звала слуг, чтобы носили еду, а сама, морщась, села за стол и сказала:

– Из-за вас теперь юбки липнут к ногам.

– То природное естество. У доброй женщины так и должно быть, пока она молода и желанна, – разумно отвечал ей барон. – Ну, дорогая моя, как у вас дела?

Им как раз подали вино и тарелки с сырами, фрукты в сахаре, кренделя с солью, мёд и другие закуски.

– Ах, – Брунхильда махнула рукой, – жизнь при дворе несладка, чего про неё говорить. Ещё и дорогá, долги меня измучили.

– Долги? – вот тут генерал удивился. Он отломил кусок сыра, на вид очень недурного, и подставил лакею стакан для вина. – У вас всё ещё долги?

Он знал, что не далее, как два года назад после быстрой болезни, не оставив наследника мужеского пола, умер совсем молодым Гюнтер Дирк фон Мален, фон Гебенбург по отцу, старший брат сына Брунхильды и десятый граф фон Мален. И посему теперь сын графини Георг Иероним фон Грюнефельде фон Мален является владетелем графского титула. Теперь этот пятилетний мальчик и был одиннадцатым графом фон Мален. Да, семья не назначила графиню регентом и не дала Брунхильде права попечительства, не доверив ей богатых владений юного графа, а лишь выделив ей и сыну пенсион до совершеннолетия, до вступления во владения. Конечно, то было незаконно, и Брунхильда даже пыталась жаловаться герцогу, но тот не стал ссориться с роднёй и лишь выбил увеличение содержания до шести тысяч талеров в год. А ещё пять-шесть тысяч графине приносило поместье Грюнефельде, при том что жила она во дворце герцога на всём готовом.

– Откуда же у вас долги? – продолжал дивится генерал. – Двенадцать тысяч талеров годового дохода – это же немалый сундук серебра. Как его потратить, если вы ни воевать, ни замков строить, ни монахам жаловать серебра не собираетесь?

– Ой, всё траты, траты, – Брунхильда беспечно машет рукой. – Проценты по долгам, то да сё…

– Да какие же у вас проценты, – Волков уже начинал злиться. – Тысяча талеров в месяц – поди ещё потрать их попробуй, коли ни дома, ни повара, ни конюха содержать не нужно. На платья столько тоже не потратить, пусть платья хоть по двести монет будут стоить и каждый месяц вы подобное платье шить надумаете.

Тут уже графиня поджала недовольно губы и, думая перевести разговор на другие темы, начала:

– Маршал цу Коппенхаузен приехал вчера ко двору…

– К дьяволу маршала, – резко произнёс Волков, – соизвольте ответить, откуда у вас долги?

Впрочем, он и сам, кажется, знал откуда. Смерть десятого графа Малена была слишком скоропостижной. Когда барон думал об этом, он понимал, что не обошлось тут без Агнес. Уж больно всё удачно сложилось для Брунхильды и её сына. Возможно, графиня заняла деньги, чтобы заплатить Агнес. Может быть, заняла деньги немалые. Зная целеустремлённость графини, он понимал, что та не остановится ни перед чем, если решит, что её сын должен быть графом. Ещё до смерти Гюнтера Дирка фон Малена фон Гебенбурга он думал, что она на подобное решится, хотя и воспрещал делать это. Слишком то было опасно. Но кто мог остановить её? Упрямая. Страшно упрямая баба, вырвавшаяся из самых низов на самый верх и во что бы то ни стало желающая своим детям тут, наверху, остаться. Разве такую остановишь? Впрочем, он уже смирился с этим. Ведь что ни говори, а юный одиннадцатый граф фон Мален, по утверждению многих, был похож на него. Сам он особого сходства с мальчиком не находил, но графиня, как и многие другие, и даже его жена Элеонора Августа, замечала, что в ребенке материнская кровь фамилии Фолькоф возобладала над отцовской кровью фамилии Маленов.

И генерала, конечно, радовала мысль, что его сын – будущий наследник известного титула, но он не переставал волноваться, дело было очень опасным. Вдруг такое вскроется – всё кончится плахой. Поэтому, как он ни уважал ум красивой этой женщины, сидящей перед ним, как ни восхищался её хитростью и умением приспособиться, доверять ей во всём, конечно же, не мог. Генерал встал, подошёл к ней, склонился и прошептал в лицо, чтобы никто другой его не слышал:

– Откуда у вас долги?

– Да что они дались-то вам? – графиня была уже и не рада, что завела этот разговор. – Сама как-нибудь разберусь с ними, – отвечала она так же тихо, как спрашивал барон. Но тот не унимался, повторял строго:

– Откуда у вас долги?

– Я купила поместье, – призналась Брунхильда. – Вот и долги.

– Поместье? – Волков не ожидал такого. Безусловно, шаг был разумный: земля всегда надобна.

– Да, поместье, для сына у меня всё есть, а моим дочерям где взять приданое?

– Неужто герцог не позаботится о ваших дочерях?

– Ах, – графиня небрежно махнула рукой, – дождёшься от него.

Волков немного успокоился и пошёл к своему креслу; сел в него, взял стакан и спросил:

– И сколько же вы должны?

– Сто сорок тысяч, – сразу ответила графиня, и добавила тут же: – Это без процентов.

Генерал поставил стакан на место, не сделав ни глотка:

– Это что же за поместье такое? Вы никак графство какое прикупили.

На что графиня ему ответа не дала, а махнула на него рукой: да какое там графство. И он снова стал спрашивать:

– Это кто же вам рекомендовал его купить? – он ещё не договорил, а ответ сам пришёл к нему в голову. Ответ был столь очевиден, что барон подивился тому, что только лишь сейчас об этом подумал. – Уж не ваш ли секретарь вас к тому надоумил?

Графиня снова ему не ответила, но теперь её ответ был барону и не нужен, картина вырисовывалась сама, оставалось только сделать уточнения.

– Ваш секретарь оформлял займы у банкиров?

– А что же, я сама не сильна в цифрах да разных банковских словах, ему доверила, – отвечала Брунхильда.

– Дура! – рявкнул генерал. – Что же ты, не понимаешь, что он тебя обворовывает? Откуда у него кольца на пальцах, откуда дорогое платье? Может быть, он знатен? Может быть, ждёт наследства?

– Нет, не знатен он, – отвечала графиня. Разговор этот ей был неприятен, но она от него больше не пыталась уйти. – Да и не может он меня обворовывать.

– Это ещё почему? – удивился Волков.

– Потому что он любит меня, – заявила Брунхильда.

– Любит?! – воскликнул барон. – Любит?!

– Он единственный, кто меня по-настоящему любит. Он мне на распятье поклялся.

– Дура! – снова рявкнул генерал. И для убедительности добавил. – Ду-ра! Документы на поместье у кого?

Глаза графини наполнялись слезами.

– У него, конечно, – отвечала несчастная. – Зря вы, братец, на него так взъелись. Он добрый молодой человек. Он мне желает только добра.

– Добра? – всё ещё раздражённо спрашивал барон. – А кто у тебя в твоём новом поместье управляющим служит? Не твой ли добрый молодой человек? Наверное, сам взялся управлять? А?