Божьим промыслом

Глава 31

Он покинул приёмную герцога, полную разных важных господ, и стал спускаться на этаж ниже, шёл в приёмную канцлера, хотел поговорить с ним насчёт содержания своих солдат. За ним, обращая на себя внимание, звеня мечами и шпорами, шли пять его молодых офицеров, среди которых выделялись Максимилиан Брюнхвальд и Рудольф Хенрик.

На этаже возле приёмной герцога, у балконных балюстрад подле лестниц, как обычно, торчали молодые рыцари из выезда герцога. Стояли, бездельники и повесы, небольшими группками по три-четыре человека. Зубоскалили. Волков, уже бывавший при дворе, уже освоившийся тут, потихоньку научился по одним лишь взглядам и насмешкам этих господ понимать, кто в фаворе у их сеньора, а кто нет.

Мерзавцы, бретёры и задиры, высокомерные и заносчивые, разодетые в шелка и бархат от щедрот Его Высочества, глазели на Волкова и его молодых офицеров. Смотрели с усмешками: а это ещё кто тут бродит? И барон чувствовал, что при дворе его влияние пошло на убыль. Уж больно заносчиво ухмылялись эти господа нынче. И, что было ещё хуже, они одними своими высокомерными взглядами могли вызвать ссору. Волков очень боялся, что кто-то из этих мерзавцев затеет распрю Нет, конечно, не с ним, барон им был уже не по зубам: уважаемый генерал, влиятельный феодал и вассал герцога для них был слишком крупной целью. Да и, как показывал опыт, опасной. Но вот молодые люди, что его сопровождали, были неопытны и могли легко повестись на любое недоброе слово в их адрес или косой взгляд. Генерал уже пожалел, что взял офицеров с собой во дворец, но уж больно они хотели тут побывать. Он слышал их разговоры об этом. А люди, прошедшие с ним сражение у Гернсхайма и сидение в лагере, заслуживали того, чтобы к их желаниям прислушивались, хотя бы к таким необременительным.

Он остановился на одном из балконов, где не было никого, кроме мывших полы служанок, и сказал им:

– Господа, ежели кто вас попытается задеть или втянуть в словесную перепалку, то приказываю на злые слова не отвечать. А уж если вас попробуют вызвать на дуэль, так сразу предупреждайте, что из оружия выберете арбалет или мушкет. Это сразу любого задиру охладит.

– Но отчего же нам не выбрать белого оружия? – удивился фон Готт.

– Оттого, что с железом у вас против любого из местных господ шансов не будет. Вас непременно убьют или ранят, выберите вы хоть меч, хоть молот, хоть алебарду, – отвечал генерал. Он знал, что его офицеры – ну, кроме Максимилиана, который и из арбалета, и из мушкета, и из пистолета стрелял весьма достойно, – стрелки посредственные. Но в любом случае с подобным оружием у них были шансы уцелеть, так как миньоны герцога стрелкового оружия чурались, потому что считали его холопским.

Это всё он им говорил на тот случай, если что-то, какая-то распря случится в его отсутствие. А если он будет при том, так он найдёт способ угомонить любого из наглецов и дуэлянтов. Но, слава Богу, в приёмной у канцлера подобной публики не бывало. Там были люди сплошь мирные, в основном купцы. Но вот только самого канцлера там не было тоже. Он был у герцога, и секретарь не мог сказать, когда он вернётся. Там же в приёмной, среди купцов, находились два хорошо знакомых Волкову человека, которых поначалу он не увидел. То были генералы фон Эберт и Лёгензи. Лёгензи – престарелый генерал, что служил герцогу давно, а фон Эберт был человеком новым, пришедшим с маршалом цу Коппенхаузеном. Эта встреча была, кстати, ведь он до сих пор так и не знал в подробностях, что произошло на поле севернее Гернсхайма. То, что происходило на левом фланге он даже толком не смог рассмотреть из-за ужасного снега и что случилось с центральной баталией, Волков лишь предполагал. Бегущие солдаты, которых он потом собрал под своё знамя, не могли ничего ему рассказать толком. «Так все побежали, вот и мы побежали». «Так кто-то кричал, что нас обошли, мы такое услышали и развернули пятки». «Еретики уже были в нашем лагере, когда мы тронулись». «Мы оглянулись, а знамени нет, офицеров нет. Чего же нам было ждать, плена? В плен к безбожникам не очень-то хотелось». Вот и всё, что можно было узнать от солдат, и встреча с этими генералами была очень кстати. Волков обрадовался им и пошёл к ним. И, подойдя, поклонился, улыбаясь, как старым знакомцам. Но вместо ответной любезности вдруг получил чопорный и холодный поклон старика Лёгензи и едва различимый кивок от фон Эберта.

– Здравствуйте, господа, – тем не менее вежливо продолжил барон.

– И вам быть здравым, – вежливо, но без всякой приязни ответил старый генерал. А фон Эберт и вовсе лишь покивал головой: ну да, ну да. Всем здоровья. Не зная, что и сказать по поводу такой холодности, Волков лишь произнёс:

– Вы тоже к канцлеру?

– Тоже, – сухо и коротко отвечал Лёгензи. Он говорил, что называется, через губу, лишь бы от него отстали. Фон Эберт и вовсе не стал отвечать. К чему?

И тогда генерал так же прохладно поклонился коллегам и отошёл от них. Подалее от их спеси.

Всё это было очень ему неприятно. Волков чувствовал, что им просто пренебрегают. Показательно. И усугублялось это тем, что его молодые офицеры были свидетелями этого некрасивого и невежливого поведения его коллег. Естественно, ему захотелось покинуть дворец, где было так много людей, относившихся к нему нехорошо.

И генерал, так не решив своих вопросов, покинул дворец. Надо признаться, с облечением, так как даже воздух резиденции его сеньора показался ему теперь нехорошим. Он и так не очень любил там бывать, а сейчас и вовсе ему во дворце становилось душно.

Душно. И это было странно. Это настораживало. Второй день подряд Его Высочество отказывался его принимать. Хоть и вежливо, но генералу отказывали. А учитывая, что ему запретили торжественный проезд по городу, запретили бал в ратуше, ситуация и вовсе складывалась неприятная. Нет! Победителей так не встречают. Пусть даже герцог был занят с утра до вечера своей новой любовницей и дворцовыми делами, но пять минут для спасителя одного из главных его городов он мог бы и найти. Что-то происходило при дворе нехорошее.

И эти его подозрения были подтверждены тотчас, как только он вернулся в гостиницу. Там его уже ждало письмо от графини.

«Дорогой братец, здравия вам на многие лета. Всё, что мы задумали с вами, сорвал нам интриган Кюн. Он старый дружок графа фон Вильбурга, да и думает к тому же, что канцлера Фезенклевера ждёт скорая отставка, вот и злобствует против нас, выслуживается перед обер-прокурором. Ну да то ничего, есть и против него у нас способы, так как рыло у этого лиса в пуху изрядно. Но то всё малое, есть и главное. Наш маршал цу Коппенхаузен приехал нынче утром и, как выяснилось, в письмах он просил Его Высочество не принимать вас, пока сам не переговорит с ним. А уж как поговорит, так и принять вас можно будет. Думается мне, что то дело злое, думается мне, он наговаривать на вас будет. Никак иначе, – Волков опустил письмо. Вот теперь картина начала проясняться, и поведение генералов уже его не удивляло. Интриги. И он снова начал читать. – Вы уж будьте готовы, что вызовет вас герцог к себе, чтобы вы ответили ему на вопросы. Помните, что при дворе у вас приятелей немного, а неприятелей достаточно и, видно, стало ещё больше. Будьте ко всему готовы. Любящая вас ваша сестра Брунхильда».

Она даже не указала свой титул, которым так гордилась. Просто «сестра Брунхильда».

Тут к нему подсели Брюнхвальд и Дорфус с бумагами, стали считать дневные расходы. Хотели, чтобы он поглядел счета, которых было без малого на сорок четыре талера. Но генерал от этой затеи отмахнулся. Ему сейчас было не до подобных мелочей. Волков рассказал своим офицерам, что герцог его два дня не принимает и что генералы, что вчера с ним были вежливы, нынче носы воротят. А после и дал Дорфусу – у того глаза помоложе – письмо от графини, чтобы он прочёл его Брюнхвальду. Дорфус дочитал, отложил письмо и поглядел на старших товарищей: что это значит? А вот для старого солдата Карла Брюнхвальда ничего невиданного в этом деле не было. Он и мгновенья не размышлял, а лишь сказал:

– Цу Коппенхаузен своё поражение под Гернсхаймом желает на вас переложить.

– Да как же так! – возмутился майор Дорфус, начиная понимать, в чём дело. – Сей поступок недостоин ни воинского, ни рыцарского звания.

– Ах, бросьте, майор, – отмахнулся Брюнхвальд. – Сей поступок – дело обычное. Кто-то должен ответить за проигрыш, а ещё и за потраченные деньги принца. И цу Коппенхаузен за всё это отвечать не хочет. Иначе принц может его и погнать с должности, на которую его совсем недавно принял.

Волков даже не стал подтверждать слов полковника, про подобное поведение офицеров он знал с самых юных лет, едва начинал служить при первом своём офицере. Желание быть среди первых при любом успехе и желание остаться в тени при любой неудаче было естественным поведением для всякого, избравшего это ремесло. Как говорят: у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Ну, или отцом поражения становится тот, кто не был достаточно расторопным, чтобы спихнуть участь сию на ближнего.

– Документы, я надеюсь, вы не потеряли, майор? – спросил Волков, уже понимая, что бумаги, скорее всего, ему понадобятся.

– Документы? – не сразу понял Дорфус.

– Диспозиция, подписанная цу Коппенхаузеном и всеми генералами на военном совете, – чуть раздражённо из-за непонятливости своего офицера объяснял генерал, – финансовые бумаги от наших полковников по найму солдат. Счета и отчёты о тратах.

– Ах, это! – понял майор. – Об этом не волнуйтесь, генерал. С этим всё в порядке, всё на месте.

– Давайте их сюда, хочу взглянуть; также позовите ко мне всех старших офицеров, – он стал поглядывать вокруг. – А где наши артиллеристы? Найдите обоих и просите быть ко мне.

Ему нужно было со всеми переговорить и всё проверить. А как только он собрал всех нужных ему людей возле себя, так от герцога пришёл адъютант и передал ему письмо. А в том письме было сказано, что герцог его примет завтра сразу после заутрени. И чтобы до того он солдат своих не распускал.

Волков прочитал письмо, посмотрел на собравшихся своих товарищей и подумал о том, как хорошо, что у него есть Брунхильда, которая предупредила его обо всём, что происходило.