Божьим промыслом

* * *

Баржа, хрустя быстро намерзающим льдом, отвалила и была утянута на другой берег, где её уже ждали люди с лошадьми, чтобы тащить её на юг. А в лагере началось оживление, солдаты прознали, что из баржи выгрузили крепкое вино и солонину. Рене предлагал поберечь вино и мясо, но барон распорядился выдавать сейчас, хоть понемногу. И это сыграло свою роль. После победы, которая серьёзно обескровила его войско, вино и мясо хоть немного приободрили солдат. Но больше всего вселяло в солдат уверенность само появление баржи. Пришла баржа – значит, их не бросили, значит, помощь будет. Тем более, что генерал пришёл отправить письмо и крикнул шкиперу:

– Не забудь передать маршалу на словах, что я жду ещё пороха и шесть сотен людей, и чтоб среди них было сто арбалетчиков.

Тут, на берегу, в тот момент было много солдат, для них он это и кричал, для них он и притащился ночью на холодный берег.

– Передам, господин, передам, – кричал с баржи шкипер.

После он звал к себе Брюнхвальда и Роху, так как спать не ложился. Они стали пить крепчайший портвейн, который только что выгрузили. Рохе портвейн очень нравился, что же ещё ждать от пьяницы. Брюнхвальд и сам барон только посмеивались над командиром стрелков. Пили и ждали вестей от Дорфуса. И когда до рассвета оставалось часа три, тот явился и сообщил:

– Нейман со ста двадцатью людьми вышел из лагеря и пошёл к пушкам.

Хоть и под хмельком, но старшие офицеры немного напряглись, а Брюнхвальд спросил:

– Майор, а в случае неудачи, если вылазка не удастся, кто поведёт отряд на помощь Нейману?

– Отряд на помощь Нейману? – немного удивился майор.

– Ну да, встречающий отряд, на тот случай, если вылазка будет неудачна и при отступлении Неймана его будут преследовать, то преследователей должен встретить небольшой, но крепкий отряд, который выйдет в случае нужды Нейману навстречу, – пояснил Брюнхвальд.

Видимо, майор не знал всех тонкостей ночных вылазок и только ответил:

– Я велел через полчаса зажечь огни, чтобы Нейман не сбился с дороги и знал, куда возвращаться.

Старые солдаты переглянулись, а Дорфус тут же ушёл. Вскоре послышались далёкие хлопки выстрелов. В ночи ветер разносил звуки далеко. А ещё через некоторое время ротмистр Нейман вернулся и не только привёл всех своих людей, что уходили с ним на дело, но и притащил ещё двоих, один из которых был артиллерист. К тому же офицер.

– Как прошло дело? – сразу спросил у Неймана Дорфус, когда тот пришёл сам и привёл пленных в шатёр.

– Они выставили охранение, человек двадцать, а те, дураки, от холода развели костёр, да ещё и половина из них спала. Мы подошли тихо и всех порезали, кроме этого, – ротмистр кивнул на одного из пленных, – его оставили для допросов, я сразу пошёл к пушкам, и тех, кто был возле них, всех покололи, стали заклёпывать, как учил майор Пруфф. Тут вот этот храбрец, – Нейман указал на второго пленного, – пошёл нас от пушек отгонять, а при нём было людей человек двадцать. Его схватили, остальные разбежались. Так мы стали и дальше пушки заклёпывать, а они у палаток всполошились, собрались, пошли на нас, стрелки дали по ним залп, у них прыть и поостыла, мы заклепали пушки и ушли.

– Вы молодец, ротмистр, – за всех присутствующих похвалил Неймана майор Дорфус.

Тот в ответ поклонился. А генерал встал, взял офицера под руку и, отведя его к своей постели, спросил так тихо, что другие в шатре его не слышали:

– Ротмистр, а кто был ваш отец?

Этот вопрос лихого офицера, будто бы даже, смутил, он не сразу ответил и, отвечая, кажется, вздохнул.

– Мой отец торговал хлебом.

Волков сразу почувствовал, что он немного врёт, кое-какие жесты и какие-то слова выдавали в нём выходца из самых низов. «Торговец хлебом вроде и звучит как купец, но на самом деле любой мужик мог торговать своим хлебом». Конечно, Нейман был из мужиков, он и фамилию, наверное, себе сам придумал. Так же, как и безродный капитан Вилли, который писал себя теперь не иначе, как Вилли Ланн. А иногда и Вилли из Ланна.

– Вы грамотны, ротмистр? – всё так же тихо продолжал спрашивать барон, внимательно глядя на офицера.

– Да, господин, читаю и пишу быстро, считаю легко, знаю стороны света, знаю все сигналы трубы, весь барабанный бой.

Волков покивал, а потом уже громко, так, чтобы и остальные слышали, произнёс:

– Пока капитан Лаубе отсусвует по ранению, поручаю вам, ротмистр, командование его ротами. Соответственно и звание ваше будет. Теперь вы капитан.

– Спасибо, господин генерал, – воскликнул Нейман.

А остальные офицеры стали вставать и поздравлять новопроизведённого капитана. После чего ему налили вина.

Пленный офицер рассказал, почему еретики отступили. Оказалось, что у арбалетчиков и вправду кончились болты. Все те, что они взяли с собой в бой, хотя взяли они немало.

– Конечно, столько и в нас прилетело, – согласился с ним Карл Брюнхвальд. – Едва ли не треть моих людей поранили.

А пленный офицер рассказывал дальше. Болтов в обозе было в достатке, но они были на барже, их нужно было оттуда ещё сгрузить и привезти. Арбалетчики же подумали, что пока болты будут сгружать и доставлять, они отойдут, чего им стоять под огнём мушкетов и аркебуз. А как они ушли, солдаты сразу стали волноваться, да и устали солдаты, уж больно пушки их кусали всё утро, а офицеров и сержантов уже было побито много, и удерживать в строю людей было некому. Строй стал расползаться, колонна давить больше не могла и под пушечным огнём стоять не хотела. Командиры поняли, что людей удерживать некому, давить они больше не могут, а под пушками только гибнут зазря.

– Духа им не хватило, – довольно заметил уже захмелевший Роха. – Наши-то выстояли.

– Большие ли потери среди ваших людей? – спросил у пленного барон.

– Про то мне неведомо, моя рота была у палисадов, в нашей колонне потери были небольшие, но вот в тех ротах, что были в восточной колонне, теперь много вакансий, рассказывали, что там побили очень много офицеров и сержантов. Говорят, сильно докучали мушкетёры. Только на командиров и охотились.

– Раненые, раненых много?

– Раненых много, – докладывал пленный.

– А что ван дер Пильс? Что он сказал по поводу штурма?

– Маршал в ярости. Говорят, ему лекаря пришлось звать. Ведь он уже просил господ рыцарей, а также кавалеристов спешиться и пойти с юга, из села, в атаку пешими, и те было уже согласились, но тут главная колонна стала отступать. Вот ему и дурно стало.

«Он хотел спешить рыцарей и кавалеристов? А их у него полторы тысячи. Бедолагу Циммера просто смели бы. Видно, меня и вправду Господь ведёт. Не допустил того». Барон и не заметил, как осенил себя крестным знамением.

Все остальные присутствующие офицеры тоже поняли, какая опасность над ними нависала. И Роха выразил общее мнение, почти повторив слова барона:

– Отвёл Господь, да святится имя его.

«Отвёл. Но на этот раз», – молча согласился с ним генерал.

Дорфус ещё изводил пленных вопросами, но главное было Волкову уже ясно. Новому штурму быть. И тянуть с ним ван дер Пильс не будет. Если не поутру, то уж через день – надобно ждать. Да, ждать. Но с чем? Если рыцари и кавалеристы спешатся… Это полторы тысячи прекрасно вооружённых и защищённых отличных воинов. Да, пехотному строю они не обучены, но там, у Циммера, строй им и не понадобится. Что же им противопоставить? Надеяться на то, что цу Коппенхаузен пришлёт подмогу? Глупо. Ничего он прислать не успеет, баржа с письмом только что ушла, хорошо, если письмо попадёт к маршалу завтра вечером; даже если у него будут баржи под рукой и он сразу посадит на них солдат, только в этом случае подмога поспеет вовремя, но на это рассчитывать было глупо. Брюнхвальд, Дорфус, Роха, Рене и Нейман, а также застывший у входа Хенрик все смотрели на него. Волков чувствовал их взгляды кожей. Они смотрели на него и ждали от него решения этой неразрешимой, казалось бы, задачи. Его офицеры, почти так, как и простые солдаты, надеялись, что сейчас он придумает какой-то ход, что спасёт их от неминуемого яростного штурма, который последует вскоре. Но у него не было простых решений. Не было. Он взглянул на них, поглядел каждому в глаза и заговорил:

– Господа, я хочу, чтобы вы довели мои слова до каждого солдата, скажите им, что рассчитывать на помощь нам нельзя, не поспеет она, скажите, что теперь в плен их еретики брать не будут, а кого возьмут, тех всех утопят в реке. Скажите, что у нас нет иной надежды, как на Господа нашего… и укрепления. Спасут нас лишь рвы, колья и палисады. Ну и молитвы, разумеется. Идите, господа, поднимайте людей, скоро уже рассвет, кормите их и начинайте копать. И помните: рвы, колья и палисады!