Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 6

Жмякнув точку на печатной машинке в последний раз за сегодня, я зевнул и потянулся, глядя на поздний вечер за окном.

— Закончил? — спросила Вилочка.

Уже нормальным голосом — одиннадцатый день лечения, «крысиная инфекция» вылечилась, отеки спали.

— Закончил, — ответил я непривычно низким голосом.

Если долго говорить, начинаю давать «петуха» — ломается, по возрасту как раз уже пора. Задача — не потерять верхний диапазон, освоив все прелести будущего нижнего. Как только выпишут, сразу к преподавателю по вокалу.

Весь день, после утреннего маминого визита, плагиатил книгу Каролины Джексон «Раскрась меня красиво» интегрируя туда мамины черновики. На выходе получилось двадцать процентов полезной для модников всего мира информации о двенадцати сезонных цветотипах (на которые у мамы оказалось природное чутье), щедро сдобренную шестьюдесятью процентами написанной в лучших традициях книжек о мотивации и бизнес-успехе «воды», а финальные двадцать процентов забил мамиными рассказами о том, как упорно она трудилась всю свою жизнь, заодно заложив полезный посыл о возможностях самореализации, которые предоставляет своим гражданкам СССР. Товарищи сильные и независимые дамы, милости просим к нам на ПМЖ!

Завтра придет будущий мамин соавтор Надя Рушева — добавим в книгу цветовой круг Йоханнеса Иттена, который научит наших красавиц подбирать наиболее удачные цветовые сочетания. Прикольно раскручивать все бренды и имена за счет друг друга — получается полноценная медийная экосистема. Ну а дальше будут нужны фотограф и модели, качественные печатные станки и импортная краска.

В дверь деликатно поскреблись.

— Да?

И к нам заглянула «поддатая» (потому что розовощекая и глаза характерно блестят) Екатерина Алексеевна. Судя по бежевому вечернему платью — прямо с доченькиной свадьбы сюда. Дел чтоли других не нашлось? Я думал с таким уровнем вовлеченности они с Эммой Карловной будут ночевать в коридоре у спальни молодых — на всякий случай, вдруг без них не справятся?

— Здравствуйте, Екатерина Алексеевна, извините, что пропустили такое большое событие, — покаялся я, поднимаясь из-за стола.

— Добрый вечер, — с улыбкой ответила она и смущенно потупилась. — Ничего, Сережа, я все понимаю, выздоравливайте. Мы вас не разбудили?

«Мы»? Намек понял.

— Немножко работали, — улыбнулся я. — Вы заходите, сейчас медсестру попрошу чайник поставить.

— Да я уже, — отчиталась о самоуправстве баба Катя, вошла в палату целиком и ввела одетую в скромное черное платье низенькую упитанную пожилую даму — собственно… — Сергей, это Надежда Петровна, — без нужды представила Фурцева. — Именно так, не «баба Надя»! — шикнула, весело блеснув глазами — знает как мы с Олей ее когда «никто не слышит» называем.

Но не обижается, а даже наоборот. Виталина тем временем поднялась с кровати и пошла к нам.

— Добрый вечер, Надежда Петровна, — чмокнул я художнице надушенную ручку. — Это Виталина Петровна, моя невеста.

— Вы очаровательны, юная леди, — отвесила та комплимент.

— Вы очень добры, мадам Леже, — ответила Виталина на французском. — Наше знакомство — огромная честь для меня.

Усадив гостий в кресла, сел на диван сам.

— А почему Сережа работает, товарищ машинистка, а вы — нет? — подколола Фурцева Виталину.

— С утра работали, поэтому в две смены, — пояснил я. — И вообще — все в рамках социалистической справедливости.

— Правильно заступаешься, — одобрила Екатерина Алексеевна. — Мы, женщины, любим когда за нас заступаются.

— Просто говорю как есть, — пожал я плечами.

— Сережа, я бы хотела изготовить твой мозаичный портрет, — огласила цель прихода мадам Леже.

— С радостью согласен! — отозвался я.

— Виталина Петровна тоже может… — начала было француженка.

— Не может, — одернула ее баба Катя.

— Не могу, — покачала головой Виталина.

— Жаль, — вздохнула мадам Леже на своем языке.

— А куда пойдет мозаика? — спросил я.

— Это будет целая выставка из видных культурных и политических деятелей СССР, — пояснила баба Катя.

— Может тогда попросим у Надежды Петровны копии и украсим ими станцию метро «имени Надежды Леже»? — предложил я.

— У нас нет такой станции, — не сразу врубилась Фурцева.

— Но новые ведь постоянно строятся, — намекнул я потолще.

— Ты думаешь? — посерьезнела Екатерина Алексеевна.

— Надежна Петровна сделала очень многое для популяризации образа СССР за рубежом в целом и содействуя культурному обмену нас и Франции в частности. А ещё у вас огромный талант, и станция получится красивая! — улыбнулся художнице. — «Фонд» возьмет на себя все расходы, — добавил для Фурцевой.

— Настолько хочешь в метро висеть? — погрозила мне пальцем. — Не зазнайся, Сережка!

— Меня лучше в метро не вешать, — согласился я. — Но культурных и политических деятелей сам Ленин велел. Почему при Сталине метро строили такое, что челюсть от красоты отвисает, а теперь — нет? Нужно это исправлять. Можно и масштабировать еще станций на пять, пригласив для их оформления талантливых дружественных к СССР художников из условно-нейтральных, извините, — грустно улыбнулся Надежде Петровне. — Стран.

— Французский народ не хочет войны, — заверила она.

— Французский народ не спрашивают, — развел я руками. — Но давайте думать о хорошем — о станциях. Могу я попросить вас о таком подарке столице СССР?

— Метро имени Владимира Ильича Ленина по праву считается лучшим в мире, — с улыбкой кивнула художница. — И, если СССР посчитает меня достойной, я не обману его доверия.

— Сергей у нас мыслит в масштабах государства, — как бы извинилась за меня Екатерина Алексеевна.

— Я понимаю, какие пойдут слухи о тебе, если открыть станцию моего имени, — повернулась к ней Надежда Петровна. — Все знают о том, что мы — старые подруги. Но если станция будет не у меня одной…

— Так можно, — согласилась Фурцева.

— Так я могу одолжить твой портрет? — вернулась к основной теме мадам Леже.

— Разумеется, — кивнул я. — У меня под рукой сейчас нет, но я вам обязательно пришлю.

— В Минкульте есть твои портреты на любой вкус, — велела не напрягаться Фурцева.

— Свадьба прошла хорошо?

— Будто во сне! — улыбнулась баба Катя. — Ты на нас с Эммой-то не дуйся — Андрей и Светлана счастливы, а с этой шебутной он бы все равно рано или поздно разбежался. Может не поедешь все-таки?

— Я не дуюсь, — честно признался я. — А ехать объективно пора. К тому же «первая очередь» города уже строится, контракты подписаны, деньги уплочены, документооборот крутится. Получится — людей взбаламутил зря.

— Что за город? — полюбопытствовала мадам Леже.

— У меня готовый архитектурный план есть, — обрадовался я возможности еще немного попользоваться художественными талантами Натальи Петровны. — Давайте покажу, он без стратегических объектов, — добавил для напрягшейся Фурцевой — оно, конечно, подруга, но допуска не имеет. — Мне полную в больницу взять не разрешили.

Вынув из-под кровати тубус, расстелил план поверх покрывала.

— Будет красиво, — оценила мадам Леже.

— Могу ли я позволить себе еще одну просьбу к вам?

— Разумеется можешь! — разрешила она.

— Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? — указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.

— Пятьдесят лет СССР будет только через два года, — заметила Фурцева.

— Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», — ответил я. — Будем считать — на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?

— Ей и за тысячу лет ничего не сделается! — излишне уверенно фыркнула Фурцева.

Видели, знаем. Но ничего, починка идет.

— Я никогда раньше не пробовала рисовать Сталина и Никиту Сергеевича, — решила поскромничать Надежда Петровна. — Но могу попробовать. Барельефы — это очень вдохновляюще! Я пришлю тебе эскизы как только смогу.

— Спасибо вам огромное, — поблагодарил я мадам Леже, и бабушки покинули палату, не забыв пожелать нам спокойной ночи.