Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 21

— Боятся капиталисты теории производительных сил, — когда мы забрались в «членовоз» и под вой сирен конвоя-охраны полетели к нашему посольству, нервно шутканул я. — С ума сходят.

Виталина не менее нервно гоготнула. Фурцева укоризненно заметила:

— Над смертью не шутят!

— Извините, Екатерина Алексеевна, но лично я считаю юмор уместным в любой ситуации, — откинувшись на сиденье поудобнее, я достал из мини-бара бутылку французского коньяка. — Он защищает мою неокрепшую психику от травмирующего воздействия сурового внешнего мира.

А вот и штопор.

— Что ты делаешь, Сережа? — ласково спросила Фурцева.

— Нужно помянуть наш хрупкий мир, — выдернув пробку, я положил штопор на место и приложился к бутылке.

Несчастный подростковый организм передернуло, но перегретый и панически визжащий мозг сказал «спасибо».

— Поддерживайте! — велел я, протянув бутылку Фурцевой. — Убийство послом главы государства — это же война. Как вариант — атомная, и нам теперь здоровье беречь не надо.

Екатерина Алексеевна сделала несколько мощных глотков и протянула бутылку Виталине, хрипло попытавшись меня утешить:

— Китайцы же не самоубийцы.

— Ржака! — оценил я такую наивность.

Небо на востоке от нас осветилось, и в атмосферу взлетела ракета. Вилочка от такого зрелища подавилась коньяком.

— Просто, бл*дь, квинтэссенция моих загранок! — схватился я за голову.

Доволен, попаданец малолетний? Тебе же реальность много раз намекала — не езди никуда, сиди, производи контент и потребительские товары. Куда ты в большую политику лезешь?

— Ты-то причем?! — рявкнула Фурцева.

— А я всегда как бы и не причем, — ответил я. — Прощайте, Екатерина Алексеевна. Вы — хорошая женщина, и я очень благодарен за все, что вы для меня сделали. Родная, пересядь сюда, — подвинулся и обнял послушно пересевшую Виталину. — Умереть в твоих объятиях — великое удовольствие! — окинул взглядом дядей. — Умереть рядом с вами — огромная честь, мужики. Какое там подлетное время до Пекина?

— По Правительственному кварталу постараются не бить, — ответила Виталина. — А под посольством есть бомбоубежище.

— Начинает маячить надежда, — улыбнулся ей я. — Товарищи, — обратился к охране. — Объявляю конкурс — кто выживет, тому «трешка» в Москве!

— Есть у них квартиры! — возмутилась баба Катя. — И хватит прощаться — одна ракета еще ничего не значит!

— Теперь пиндосы в своем праве, — отмахнулся я. — И все мировое сообщество их поддержит — ё*нутые китайцы со своим диктатором совсем с цепи сорвались, в труху их! А мы вписаться не сможем — это гарантированное взаимное уничтожение, и поднятый сейчас по тревоге дед на кнопку даже не смотрит — вот он точно не самоубийца.

— Он в Японии, — напомнила Вилочка.

— Значит на кнопку не смотрит товарищ Гречко, — отмахнулся я. — Или Косыгин. Или все члены… Кто нажимать должен, Екатерина Алексеевна?

— У Алексея Николаевича с Андреем Антоновичем полномочий хватит, — пригорюнилась она.

— Севернее Пекина бомбы кидать по идее постесняются, — прикинул я. — Там Монголия и мы рядом. Надо бы розу ветров прикинуть.

— Все будет в порядке, — заверила Фурцева.

— Не слышу уверенности в ваших словах, — фыркнул я. — Я не паникую, я пытаюсь абстрагироваться. Не знаю как вы, а я умереть готов давно — сделанного не воротишь, и деда Юра продолжит вести народ в светлое будущее. «Фонд» тоже не загнется — наоборот, еще и масштабируют. Жила бы страна родная, и нету других забот! Памятник мне поставят в Сокольниках — рядом с Хрущевым. Продажи всего подряд взлетят, а будущие школьники будут читать про меня в учебниках и вздыхать типа как на Пушкина: «такой молодой умер, столько еще мог всего сделать!».

Отобрав у Вилки бутылку, я приложился снова — эта порция «пошла» лучше.

— Ну-ка хватит! — нахмурилась баба Катя и попыталась отобрать бутылку.

— Я похож на алкаша? — старательно защищая ёмкость, спросил я.

— Поначалу никто на алкаша не похож, — отрезала Фурцева, совершенно неожиданно скуксилась и заплакала. — Я-то чего, я-то пожила, а Света только любовь встретила. Вот ты умереть готов, а сам ничего еще и не видел! — укоризненно ткнула в меня пальцем.

— Я видел некоторое дерьмо, — не удержавшись, гоготнул я и сделал еще глоток.

И хватит пока — не хочу пропустить Апокалипсис, валяясь в пьяной отключке на шконке бомбоубежища.

— Я люблю тебя, — шепнула на ухо Вилка.

— Спасибо, что была со мной все это время, — шепнул я в ответ.

— Француз тебя в гости зазывал? — взяв себя в руки, попыталась абстрагироваться и баба Катя.

— Зазывал, — кивнул я. — Ответил как велено — предложением таки выйти уже из НАТО не только явочным порядком, но и по документам.

— Молодец, — похвалила она.

— По крайней мере не придется месить грязь под метафорическим Верденом много лет, теряя миллионы дорогих сердцу сограждан, — нашел я «плюс». — Бах — и всё, за руки взялись и дружно в Рай!

— Ты же материалист, Сережа, — напомнила баба Катя.

— В первую очередь я — русский! — гордо заявил я. — Представитель богоизбранного народа-мученика и оплота традиционных ценностей. В мире сложилась интереснейшая ситуация — некогда основными традиционными европейскими ценностями были мессианство, вследствие которого они до сих пор страдают тягой нести свою сраную демократию тем, кто не просил, и взгляд на человека как на проект, подлежащий тщательному взращиванию добродетелей. Увы, после Второй Мировой всё это снес План Маршалла, из-за которого Европа попала в зависимость от США. Совсем скоро идеи по разные стороны океана станут общими — потребление, половые извращения, либеральная диктатура. А вот мы очень удачно такой фигней не страдаем — строим Красную империю, любим Ленина и тщательно воспитываем следующее поколение. С этой точки зрения, как бы парадоксально это не звучало, последними носителями традиционных, созидательных европейских ценностей остались именно мы.

Тут мы подкатили к посольству и пришлось прерваться на выход из машины и спуск в глубокие катакомбы, где мы с другими работниками посольства, оставив наверху парочку добровольцев-«смертников» держать связь, разместились в неплохо вентилируемом бомбоубежище с трехэтажными койками, работающими удобствами и запасом еды с водой. На три месяца, говорят — если за это время не откопают, придется бороться с желанием скатиться в каннибализм.