Титановый бардак

— Чего не знаю, того не знаю. Слыхал, вроде, что он после революции то ли к Колчаку подался, то ли еще куда… нет, не ведаю. Но ежели кого подучить этому надо, то я и сам смогу: с другими солдатами мы во взводе как раз друг друга и учили. Вот только кого учить-то?

Спустя месяц Володя Сердобин вот уже неделю все время сидел на бывшем заводе «Новь», следя за тем, как рабочие выделывали для него очень экзотическую печь. Про карбоксилирование фенола он уже все понял: Анна Фёдоровна в деталях объяснила ему цель столь странной работы — ну а теперь ему пришлось заниматься обеспечением этой работы сырьем. Точнее — серной кислотой, и рабочие как раз «лепили» небольшую печь для сжигания пирита. Именно небольшую, практически «лабораторную»: для начала предполагалось в ней ежесуточно сжигать примерно с полтонны камня, но попутно Володя думал и над тем, какую печь нужно будет построить «к следующему году», ведь Анна Фёдоровна сказала, что ей потребуется уже не меньше тысячи тонн кислоты в год. И что-то Володе подсказывало, что трех-четырех таких же, как изготавливаемая сейчас, печей, в следующем году Анне Фёдоровне будет уже недостаточно.

Сережу Гордеева в Боровичи привез — через неделю после Володи — товарищ Сухов (почему-то его все, даже жена, называли именно так и Володя до сих пор не знал, как его зовут). А еще через неделю, уже в самом начале сентября, в город приехал и Викентий Станиславович Прокофьев. Приехал, походил по заводам, к Володе в лабораторию тоже заглянул — а на прошлой неделе перебрался в город окончательно вместе с семьей и они с Сережей они занялись чем-то «серьёзным» на вновь открывшемся механическом заводе. И явно чем-то очень интересным: по крайней мере Володя видел, как они из бывшего спиртозавода (где и находилась его лаборатория) перетаскивали туда здоровенные медные котлы.

Сам Сережа сказал, что с они Викентием Станиславовичем делают электрические генераторы, и когда запустят первую электростанцию, то он ненадолго съездит в Ленинград чтобы жениться: у него давно уже была невеста, но на тридцать шесть рублей в семье особо не пошикуешь, да и работать по двенадцать часов в сутки, семьи практически не видя, было бы неправильно. Понятия о «правильности» у Сергея остались от отца, капитана второго ранга — которого тот после восемнадцатого года ни разу не видел…

А здесь семью заводить было самое милое дело: всем предоставляли очень неплохое жилье совершенно бесплатно, зарплату давали очень хорошую. Даже Сережа, всего лишь с гимназией за плечами да несколькими годами работы на трамвайной подстанции, где ему помогал постигнуть тонкости электрической науки Викентий Станиславович, получал по целых семьдесят рублей. А Володе, сразу после того, как он показал Анне Фёдоровне проект пиритовой печи, дали уже двести — и обещали еще повысить после того, как заработает аспириновый цех!

Сергея же поначалу очень напрягало то, что на механическом заводе постоянно крутился Карл Юльевич Бредис — начальник городского отделения ОГПУ, но вскоре он увидел, что главчекист на заводе занимается совсем не теми делами, на которые намекала его форма. А когда он увидел, как тот ругается с Семеном Мартыновым — осужденным на шесть лет большевистской каторги рабочим из Ленинграда, и оба после перебранки спокойно расходятся делать свою работу, он успокоился. Сильно при этом удивляясь, что в этом провинциальном городке «всё не так как у людей»…

Товарищ Бредис чекистом стал, по его собственным словам, совершенно случайно. Бывший рабочий с завода «Руссо-балт», умеющий прекрасно управляться с автомобилем, был призван служить шофером, да так за рулем и провел два года войны. А когда случилась революция, ценного специалиста назначили водителем комиссара полка — который, в двадцатом году став чекистом, забрав водителя с собой в Петроград. В двадцать первом он получил назначение уже в Москву, а Карл Юльевич остался в Петрограде, причем остался «с повышением» — в должности помощника уполномоченного. А когда город стал Ленинградом, товарищ Бредис решил, что ему не очень нравится нынешняя работа — и сумел получить назначение в Боровичи. Где, как он думал, ему будет гораздо спокойнее. В общем-то, он не особо и ошибся: всей «грязной работой» занимался присланный через полгода его заместитель, эстонец Аунап. Редкостная пьянь и бабник, да и вообще личность довольно мерзкая — но этим летом он отдал богу душу. Или, скорее, дьяволу — впрочем для коммуниста такие мысли можно считать недопустимыми. Ну, это если их вслух выражать, про себя-то думать никто запретить не может…

А спустя всего месяц… Спустя месяц после дурацкой смерти помощника столь же дурацки сломался выделенный Боровичскому отделению ОГПУ автомобиль. То есть сам Карл Юльевич вообще удивлялся, что этот «Руссо-Балт» шестнадцатого года выпуска еще как-то ездит, но все же опыт человека, когда-то эти автомобили делавшего, помогал поддерживать жизнь «железного коня». Однако сломалось авто все равно именно по-дурацки: возле вокзала машина, объезжая застрявшую в грязи телегу, наехала на брошенный кем-то возле дороги кусок рельса — и чертова железяка, одной половиной провалившись в канаву, второй так ловко стукнула снизу, что разом перебила тяги управления, а затем продолжающий движение автомобиль на рельсу наехал всем весом и остался без вырванного крепким металлом распредвала.

Эта неприятность Карла Юльевича не очень расстроила, ведь уже потихоньку начал работать механический завод, а он, как в прошлом весьма умелый токарь, вероятно смог бы изготовить поломанные детали. И мешать ему никто не будет, и время для дела такого найдется: ведь в городе появилось еще пятеро сотрудников ОГПУ, оставившие его практически вообще без работы. Но когда машину притащили (на гужевой тяге) в заводской цех, он подумал, что это будет все же не очень просто. То есть изготовить новый распредвал он смог бы, но для этого и металл нужен подходящий…

Однако придумать, откуда можно было бы нужный кусок металла добыть, он не успел: подошедший к нему товарищ, которого «варяги» назначили старшим по перезапуску завода, внимательно оглядел машину и сообщил ему свое мнение по поводу поломки:

— Так этот кусок говнища еще и сам передвигался? Даже несмотря на это? — и он ткнул пальцем в треснувший и запаянный медным припоем цилиндр.

— Да, передвигался, — холодно сообщил ему Карл Юльевич, — и, когда я устраню поломку, и дальше передвигаться сможет.

— Ерунда всё это, — ответил тот, — тут проще мотор заменить.

— Вероятно это было бы проще, но при наличии другого мотора.

— А в чем проблема?

— В том, что нового мотора нет, — хотя товарища Бредиса очень многие называли флегматиком, он явно начал раздражаться.

— Нет, так сделаем… когда литейку организуем.

Эта мысль латышу чем-то понравилась, и он с некоторой гордостью за город, в котором ему довелось руководить, поделился никому из приезжих, очевидно, неизвестной информацией:

— Литейка есть на бумажной фабрике, и, увидев недоумение на лице собеседника, пояснил: — это рядом с заводом «Новь». Литейка есть, литейщиков сейчас там нет, но вы, насколько мне известно, привезли литейщика-заключенного. Вы хотите отлить новые цилиндры?

— Не заключенного, а… впрочем, неважно. Нет, я хочу сделать новый мотор. Покойный какой мощности был?

— Какой покойный?

— Мотор этот.

— А… Двенадцать лошадиных сил.

— Понятно тогда, почему на паяном цилиндре не развалился. Так, мотор лучше сделать сил в двадцать… вы, я гляжу, что-то в моторах понимаете?

— Да, я их делал. И на этой машине мотор чинил тоже я.

— Это радует. А давайте вас назначим директором моторного завода?

— И где этот завод находится?

— Пока нигде, а будет… там пустырь есть, рядом с этим… с бумажным заводом, там и построим. Следующим летом, а пока здесь прототип мотора сделаем и на машину вашу его поставим. Пойдете директором?

— Я не думаю, что мои руководители согласятся.

— А я их и спрашивать не буду. Если вы согласны, то я просто приказ напишу: так мол и так, уволить из ОГПУ в связи с переходом на более ответственную работу.

— И ОГПУ согласится?

— Все сотрудники Девятого управления имеют безусловное право забирать к себе любого человека без согласования с их начальниками. Любого, кроме, разве что, членов Центрального комитета — да и то я в этом полностью не уверен.

— А вы тоже сотрудник Девятого управления? — удивился латыш.

— Всего лишь начальник отделения, но если моей власти не хватит — скажу товарищу Сухову, он все же начальник Управления…

— Я, пожалуй, все же откажусь: был всего лишь токарем, хотя и весьма хорошим, а самому придумать мотор…

— Да плевать: у вас уже есть изрядный опыт в управлении, так что ваш опыт токаря лишь поможет не принимать откровенно дурацких решений, работе мешающих: директор должен не сам все делать, а людьми управлять. А мотор придумывать мы найдем людей, впрочем простенький я и сам придумаю. Ладно, пока мотор еще не придуман, то и вы подумайте — над предложением моим, заодно поможете и опытный образец изготовить — как токарь, конечно.

Валентин, после того, как Вася озвучил ему новую идею, лишь фыркнул:

— Мысль интересная, но, скорее всего, лишь для психиатров. У нас что, есть спецы по разработке моторов?

— Специалистов нет, однако на своей ласточке я мотор столько раз перебирал, что его и воспроизвести, пожалуй, сумею. Сумею, но пока не буду: у меня есть практически рабочие чертежи двухцилиндрового оппозитника. Я размышлял, как в моей «ласточке» свободное пространство увеличить и подобрал подходящий моторчик.

— А почему его не купил?

— Потому что он пока не продается. У меня племянник диплом в Е-бурге писал, вроде как в рамках импортозамещения минимоторчик для минитракторов изобретал. Изобрел, взяв в качестве образца какой-то бразильский, что ли, прототип, диплом успешно защитил. А потом мы с ним прикинули, что если сделать восьмицилиндровую версию на две сотни сил, то такой в «ласточку» вполне бы поместился, к тому же уменьшив потребный объем моторного отсека почти вдвое.

— Собирался четыре моторчика синей изолентой друг с другом скрепить?

— Так он с ребятами с УДМЗ почти договорился попробовать сделать, вроде как дешевое двигло на надводных дронов: там ТВД изначально не предусматривался, мотор с насос-форсунками …

— ТВД? Так это дизель? — удивился Валентин.

— Ну да…

— Ты думаешь, что нынешняя молодежь сможет топливные форсунки изготовить?

— Надо попробовать. В любом случае ты же не собираешься КПВТ на горбу таскать?

— Веский довод, и не оспоришь…

— Я вот что подумал: у нас с алюминием не ахти, при нынешних допусках и посадках высокооборотник нам не изготовить — но если делать из чугуна и обороты резко так подсократить, то двадцать сил из конструкции вытянем. А если получится, будем трактора с этими моторами лепить, тоже польза.

— Ну ладно, дерзай. Остается вопрос: на какие шиши будем завод строить? Денег нам Киров больше ни копейки не даст, у него у самого с ними полная задница.

— Ольга говорила, что у неё и по деньгам план почти готов, так что придется тебе снова к Кирову скоро ехать…