Темный янтарь 2

Глава 1. Борьба за здоровье людей и машин

Таллин, август 1941 г.

Выздоравливал Янис быстро – организм осознал, что болеть ему крайне неудобно, и мобилизовался. Сам ранбольной Выру был совершенно согласен с организмом, так что объединили усилия. Лежать мордой в подушку было очень скучно, а уж про иные проблемы и говорить неуместно. Ободрял прогноз начальника отделения: «прооперировали вовремя, молодой, заживет как на собаке».

Встал Янис через восемь дней, сосед дал костыли – подпорки были откровенно криво сделаны, некрашеные и неудобные, но опираться можно. Болела спина, весь бок, да собственно, всё болело, но этакой… выздоравливающей болью. Ощущения не радовали, но чего было ждать-то? Ходячие соседи, рассуждая о «осколочно-проникающих», подстраховывали, но Янис, подволакивая загипсованную ногу, доковылял до окна сам, оперся о подоконник. За заклеенным крест-накрест окном виднелся парк Кадриорг. Район Выру-средний знал, за город отсюда выехать довольно просто, там на шоссе свернешь, и...

Хотелось домой. Лиепая, бомбежки, разрушенные дома, разведки на мотоцикле, могила дяди Андриса словно в иной жизни остались. А было ли это? Вон – кругом все белое, в масляной краске, насквозь пропахшее лекарственной медициной, в форточку летние запахи городской улицы вносит…

От размышлений оторвала санитарка – здорово наорала «кто вставать позволял?!».

Втягивался ранбольной Выру в госпитальную жизнь, ел кашу с лечебно-жидковатым чаем, читал «Одиночество»[1] – книгу поучительную, местами непонятную, но неизменно навевающую сон. Занялся и делом: на пару с соседом по палате Фюкиным починили лампу, вечно досаждавшую ранбольным своими фокусами. Янис был за старшего – руководил отключением и съемом, конопатый Фюкин – парень неглупый и любознательный, но в электричестве, по причине глубоко деревенского происхождения, смыслящий слабо, лазил к потолку, снимал прибор. Пришлось изобретать самодельную отвертку, но с хулиганящим патроном справились, контакты подтянули, лампу вернули на место. Вроде пустяк для опытного электрика, но когда в палате все побитые, а сам ты едва стоишь, неплохое достижение. Опять же на чай повышенной сладости заработал.

«Одиночество» все-таки дочиталось, но жизнь стала много интереснее. Из других палат обращались к мастеру, медсестры приходили: то настольную лампу посмотри, то провод поменяй. Ковыляли с Фюкиным, тот вникал в «ноль и фазу», заимелись инструменты, необходимые плоскогубцы так и вообще выдали официально. Госпиталь был оборудован неплохо, но часть служащих перевели в иные лечебные учреждения, хозяйственников, да и остальных специалистов не хватало, в военное время понятные сложности…

Разбирались с «титаном» на первой этаже, как внезапно требовательно окликнули:

– А ну, боец, на меня глянь.

Янис осторожно повернулся. Узнал сразу. Мелкая суровая медсестра из «приемного» Лиепайского госпиталя ничуть не изменилась – казалось, взяли прямиком в халате, да в таллиннскую медицину переставили.

– Как же так, Ян? Почему не уберегся?! – призвала к ответу медсестра.

– Так оно сзади, – оправдался Ян. – Летел как с пятого этажа, думал – «всё».

– Я тебе дам «всё». Такой парень надежный, правильный, и «всё». А с кем мы работать будем? Ты в каком отделении?

Малорослую железную медсестру звали Ида Иосифовна, была она личностью жутко осведомленной и памятливой. Приходили к Янису раненые «лиепайцы», к лежачим сам ковылял, уточняли кто-куда делся, кто живой, а кто нет. Понятно, ранбольной Выру не особо знал людей пофамильно-поименно, зато отлично представлял где батальоны и батареи находились, каким маршрутом прорывались или эвакуировались. Не то чтоб от этого была большая польза, но раненым людям любой разговор об их друзьях-товарищах сил прибавлял. Имелось ощущение, что раз связные всем известной «Линды-2» здесь, значит и большая часть гарнизона пробилась, пусть и разными путями. Правда, про самих спецсвязистов никто ничего не знал. Но поддаваться унынию было нельзя – спецсвязь, она быстрая, наверное, уже при штабе корпуса служит, а может уже и в Ленинграде.

Хромал Янис с помощником по этажам, налаживал электрику, где ее можно было наладить, заодно ремонтировали заедающие замки и прочее – между прочим, по мелко-слесарному делу Фюкин оказался дока, имелось чему поучиться. Бригада ранбольных была поощрена устной благодарностью начальника госпиталя и кастрюлей компота. Компот, кстати, оказался кислым, хотя и повышенной витаминности. Оставить в госпитале пулеметчика Фюкина начальник госпиталя вряд ли мог, а вот насчет товарища Выру имелись у медицины планы взять в штат, ибо пока находился раненый на неопределенном полу-гражданском положении: из воинского имелась только справка, да подживающие отметины на теле. Насчет службы по электрической специальности Янис не особо возражал. Конечно, мчаться ответственным и быстрым связным-мотоциклистом дело славное, но в ближайшее время сесть в седло едва ли удастся по причине избитости организма, да и с шансами на получение быстрой двухколесной техники пока слабовато. Кто-то должен и в госпитале работать, пусть временно – тут люди мучаются, больно им и жутко, оборудование и освещение весьма нужны.

Мысли о доме отдалились в смутное будущее. Писал отцу Янис трижды, но… Может, с отцом что случилось, но скорее уже отрезана Луру, немцы к городу подходят. Не приедет отец, а было бы неплохо хоть пару отверток у него нормальных взять, о Вильме узнать. Впрочем, не так уж оно и важно, знал примерно Янис, как там с невестой выйдет, чего уж себе врать. Тут без всякого «э» понятно, если по трезвому размышлению. Глупое было обручение, Серый еще когда намекал. Ничего, нужно выздороветь, а там призовут, будут у красноармейца Выру медицинские эмблемы в петлицах и уйма работы, об остальном после войны начнем думать.

Всё чаще стучали зенитки за окном, вздрагивали стекла от разрывов бомб, усиливался поток раненых. Госпиталь напрягал все силы. С ноги ранбольного Выру сняли гипс – весьма своевременно, работать в нем было неудобно. При ходьбе опирался Янис на трость, вырезанную рукастым Фюкиным. Пора было менять госпитальную пижаму на гимнастерку, поскольку работать в пижаме электрику страшно неудобно. Заведующий отделением говорил: «еще неделю в щадящем полу-коечном режиме уж точно. Потом проверять будем и в выздоравливающие переводить». Но война, и околовоенные дела тем и отличаются, что непредсказуемы. Вышло всё совершенно иначе.

Сидел ранбольной Выру в торце коридора, зачищал кусок провода, дабы заменить-надставить сломанный над вводом в щиток. С кабелем в госпитале было так себе – не того профиля учреждение, приходилось ловчить, использовать доступные материалы, отчего становилось немного мусорно. Начальство поднялось по лестнице в молчании, довольно неожиданно, единственное, что успел сделать Янис - загрести тапком к стене старую изоляцию. Но было уже поздно.

— Что за кустарное производство? – рявкнул крепкий военный в небрежно накинутом на плечи белом халате.

— Проводка барахлит, пытаемся исправить своими сила… – начал комиссар госпиталя, но был прерван.

— Я не вас спрашиваю, а бойца! – гаркнул проверяющий.

— Заменяем провод электропитания ввода. Сломан, представляет пожарную опасность, – доложил Янис, тщательно подбирая слова и стараясь скрыть кусачки за широкой пижамной штаниной.

В петлицах начальствующего гостя было по три «шпалы», было понятно, что «экать» тут совершенно неуместно.

— Доложите как положено! – трубно рявкнул подполковник и коридор мгновенно вымер.

— Ранбольной Выру. Ранен в Либаве, эвакуирован. Помогаю с проводкой, поскольку по довоенной специальности электрик.

— Я вижу что не столяр. Докладывать по уставу не умеете, красноармеец Выру?

Докладывать Янис действительно не очень умел. Когда было учиться-то?

— Больной товарищ Выру не призывался, доброволец, боец рабочего отряда, – попытался объяснить начальник отделения, но не вышло.

— Ох…?! Гражданских лечите?! На каком основании?! Это военный госпиталь или богадельня, вашу…?! – трубно и матерно вопросил строгий полковник.

— Раненый прибыл с эвакпартией из Риги, – заикнулся комиссар госпиталя.

Проверяющий не стесняясь, сообщил, что он думает о Риге, организации эвакуации и прочем.

Янис впервые видел высокого начальника, изъясняющегося таким громовым матом. Нет, наверное, такие всегда были, но пока не попадались. Прям гаубица, а не полковник, чтоб его курад…

— Убрать немедля! Тут коек военнослужащим не хватает, а вы, вашу… – продолжал грохотать непримиримый подполковник.

Обмундировали и оформили товарища Выру быстро, но достойно. Старшая сестра шепотом ругалась, но доносившийся со второго этажа не стихающий и указующий мат проверяющего заставлял звякать стекла в двери.

Заглянул начальник отделения:

— Через три дня на перевязку зайдешь. Ногу не напрягай. А так сам видишь…

— Понимаю, служба, товарищ военврач третьего ранга, – вздохнул Янис.

Ботинки слегка жали, больная нога на ступеньках по-прежнему побаливала. Но на воле оказалось все же хорошо, хотя куда идти, Янис по-прежнему не представлял.

— Стой, говорю! – требовательно окликнули сзади.

Янис обернулся.

Ида Иосифовна цепким глазом оглядела внезапно выздоровевшего старого знакомого, кивнула:

— Хоть собрали девки прилично. Вот же падла, полковник.

— К чему так говорить, Ида Иосифовна. У него же такая должность, – тактично намекнул Янис.

— Падла он. Откровенная. От таких должностных идиотов всегда и везде порядку вещей приходит полная жопа, – прямолинейно констатировала опытная в жизни медсестра. – Ладно, Ян, ты же город знаешь? Письмо в горком комсомола сочинили, комиссар подписал. Доковыляешь, там помогут. И учти: будешь как здоровый дурак надрываться, рана откроется, совсем сдохнуть можешь.

Ковылял вольный и бездомный товарищ Выру по улице, голова слегка кружилась, удобная трость постукивала по тротуару. Ну, голова это от летнего воздуха, в госпитале к иной атмосфере попривык. А так ничего: матросские ботинки и фланелевка не особо сочетаются с гражданскими, чересчур просторными брюками, но ремень есть, портки держит, пилотка сразу вспомнила, как на голове сидеть. Обмундировали недурно, хотя и в спешке, ботинки так вообще почти новые. Вещмешок худоват, но это как водится.

Тянулась нарядная улица, магазинчики и уютные кафе, и только долетавшая издали канонада, да проскакивающие нечастые военные автомобили напоминали о войне. Клацала подковами лошадь извозчика, вот прям можно сесть и доехать, немножко денег-то есть.

Понятно, на извозчика Янис тратиться не стал, шагал потихоньку, вдыхал воздух – море, чуть-чуть дыма угольного и порохового – несло с гаваней и зенитных батарей, а еще листва августовская, уже усталая, промытая недавним дождем. О, еще хорошим кофе потянуло.

Пахло с кофейни, от стоящих у дверей столиков. Хорошо пахло, аж пробрало. Хорошего кофе товарищ Выру давненько не пил, в госпитале этот напиток не особо приветствовали. Может, потратиться на чашку? Неизвестно когда снова случай выпадет.