Время грозы

24. Понедельник, 19 августа 1991

Колеса шасси коснулись бетона, челнок побежал по полосе. Раздался мощный хлопок — это раскрылся тормозной парашют, — характерно взревели переключенные на реверсивную тягу двигатели.

Пассажиры дружно поаплодировали.

Челнок выкатился на рулежную дорожку, свернул к зданию терминала и замер.

— Дамы и господа, — прозвучало в салоне, — наш аппарат совершил посадку в космоаэропорту «Жуковский». Температура за бортом плюс семнадцать градусов, атмосферное давление семьсот сорок шесть миллиметров ртутного столба, относительная влажность восемьдесят восемь процентов. Просим оставаться на ваших местах, к выходу вас пригласят. Экипаж благодарит вас и желает удачи на Земле.

Интересно, подумал Федор Устинов: по словам Максима, у них тут тоже город Жуковский. Научный центр авиационной индустрии. У нас немного по-другому, но — похоже.

Удобно, что можно летать с Луны прямо сюда — родная Верхняя Мещора совсем рядом, рукой подать. Обратно, конечно, только через Байконыр или Междуреченск, а вот сюда — садишься почти дома.

Федор поймал себя на том, что у него уже путаются понятия «сюда» и «обратно». И домов стало — два.

Прикипел к Первому Поселению.

Поначалу — ну, обстоятельства так сложились. И вину перед Макмилланом ощущал. А потом — увлекся идеями Джека.

Пригласили к выходу. Устинов, вместе с остальными пассажирами, прошел по пристыкованной к челноку трубе, быстро — благо, не вез с собой никакого багажа, —миновал пограничный и таможенный контроли, пересек зал прилета и оказался на площади, у стоянки такси. Через пару минут малолитражный желтый АМО-2000 мчал его в Верхнюю Мещору.

Да, идеи Джека Макмиллана о свободе и об ответственности за самих себя захватили Федора. То ли правда — нашли эти идеи искренний отклик в душе, то ли Джек оказался таким… таким способным внушать, просто и буднично, без пламенных речей.

Что уж, человек-то необыкновенный. Кстати, как и Максим. Двое светящихся…

И одновременно — не отпускала Устинова тревога за свой мир. То, о чем говорил тогда, в Царском, экс-премьер, не отпускало. Если Горетовского забросило сюда из чужого мира, а Румянцеву удалось перебросить в какое-то другое пространство собаку; если Макмиллана некогда едва не выбросило неведомо куда — значит, и неведомо откуда к нам могут явиться непрошено. В массовое проникновение Федор не очень верил, но появление отдельных лазутчиков, соглядатаев, диверсантов — считал вполне возможным.

Разумеется, проникать удобнее всего через Землю. Смешался с толпой — и дело сделано. А вот инфильтроваться, казалось Устинову, удобнее всего через Луну, а точнее — через Первое Поселение. Тем более, что Первое он считал ключевой точкой дальнейшего развития человечества. Мало кто это понимает, Румянцев — просто смеется, Максим только горько усмехается — мне бы ваши заботы, Наташа Извекова улыбается молча, но Федор был уверен: Первое — это только начало грандиозной эпопеи. Собственно, на то оно и Первое.

В общем, все для него сходилось. И помогал Джеку, как мог.

К тому же, и о Втором Поселении начали поговаривать. И, сказал Макмиллан, никого, кроме Федора он в качестве Судьи пока не видит. Демократия демократией, а управлять в первые годы надо точно и жестко.

Вот только... три вещи беспокоили Устинова.

Его статус сверх-супер-гипер-секретного правительственного агента в чине подполковника — после прошлогодних безобразий и смены правительства сделался неясным. Бог с ним, с чином, но задание, полученное Федором лично от графа Чернышева… «Иглу» свернули, все материалы, как поведал Румянцев, спрятаны в архиве императора… А Владимир Кириллович молчит. На банковский счет Устинова, правда, продолжает исправно поступать жалование — вероятно, опять же из каких-то императорских фондов, — но не в жаловании же, в конце концов, дело. Это первое.

Второе — семья. Не хочет жена переселяться, считает, что умом тронулся Феденька. А ему возвращаться в Верхнюю Мещору насовсем — теперь немыслимо. Барменом опять?

Третье — Наташа. Наталья Васильевна. В какой-то момент Федор осознал, что не сумел удержаться — попал в зависимость. Всю жизнь боготворил издали, а свела судьба поближе — и… В самом деле умом тронулся. Но исправить это невозможно.

Странно, даже ревности к Максиму нет. Впрочем, Максим в подлинном смысле не от мира сего, как к нему ревновать? А все остальное — как в высокой литературе прежних веков описано. Наваждение.

Макс, Макс, подумал Устинов… Занесло тебя к нам, беднягу, и мир-то наш ты, конечно, не изменил, но чья-то жизнь съехала с предначертанной, казалось бы, дороги и покатилась неизвестно куда.

А возможно, и весь мир изменится. Книга ваша с Наташей… Литература же, не более того, то есть — пустое. Так нет, стронулось что-то в великой Империи. Как тогда говорили в Царском — кризис духовности при материальном благополучии. И чтобы этот кризис преодолеть, необходим квантовый скачок. А для скачка — импульс. Многого-то не требуется. Всего лишь роман — а его оказалось достаточно. Вполне возможно, что достаточно.

Ну, и Джек, конечно. Его… нет, наша работа… в том же направлении, если посмотреть широко.

Работать, в который раз приказал себе Федор. Работать, как совесть велит. А прочее — уж как Бог рассудит.

Миновали Раменское. Вот-вот — Верхняя Мещора.

Не сумею ничего, если первым делом Максима с Наташей не повидаю, решил Устинов. Лукавишь, подполковник, тут же пристыдил он себя. Максим — да, но потерпеть можно было бы. Главное — она.

Ну и лукавлю, ответил он себе. Все равно. Хочу ее видеть. Быть в городе и что-то делать, не повидав ее, — выше сил.

— На Южную Набережную, — сказал он шоферу. — Дом двадцать восемь.

Автомобиль въехал в Верхнюю Мещору, пересек изящный мост через Гжелку, свернул налево и вскоре остановился у почему-то распахнутых ворот двадцать восьмого дома.

— Подождите минутку, — попросил Устинов.

Он вошел во двор. Гараж тоже открыт. И пуст. И дверь дома не заперта. Федор вошел в переднюю, осмотрелся, окончательно уверился: что-то не в порядке. Вытащил из кармана телефон, набрал номер Максима. Безрезультатно. Тогда вызвал Наташу. Она ответила сразу же, ясно и четко:

— Подъезжаю к Нижней Мещоре, Феденька. Максим попал в аварию, я к нему, в больницу.

И отключилась.

Устинов плотно прикрыл за собой дверь, бегом вернулся в такси, пару секунд подумал и приказал:

— В полицию. Это по набережной налево, потом сразу…

— Я знаю, — спокойно прервал шофер.

— Молодец. А потом к вокзалу.