Время грозы

34. Четверг, 7 ноября 1991

Трансляция прощания с Иваном Чернышевым закончилась. Немногочисленные поселенцы, заинтересовавшиеся ею и позволившие себе потратить время, тихо разошлись по своим делам. Макмиллан продолжал неподвижно сидеть перед погасшим экраном.

— Судья, объясните, — попросил Кшиштоф Розумецкий, сегодняшний дежурный оператор. — Ведь мы уходим от этого мира, правда? От этой, вы сами сколько раз говорили, несвободы, к истинной свободе. Через ответственность за самих себя. А вы, я же вижу, по-настоящему скорбите по человеку, который как раз эту несвободу отстаивал. Свою жизнь положил за нее, и много других жизней тоже. Да и вообще, что нам за дело до всего этого?

— Попробуй разыскать профессора Румянцева, — невпопад отреагировал Джек. — Он там был. Я видел.

Кшиштоф стремительно прошелся пальцами по клавиатуре.

— Не отвечает, — сообщил он минуты через полторы.

Макмиллан поднялся, направился к выходу. Уже в дверях остановился, повернул голову к оператору, произнес:

— Ты молодой. Твои слова — мертвая догма. Да, я так говорил. И говорю. Но всегда всё по-разному. Необходимо понять — по-разному. Этот человек много делал для нас. И он был — человек. Сильный. Я уважал его. Продолжай разыскивать Румянцева.

— Да, Судья, — отозвался Розумецкий.

Он пока не понял, вздохнул Джек. Может быть, позже… хотя и это неизвестно…

Первое поколение, размышлял он, проходя коридорами Поселения. Они несвободны. Все мы несвободны. Только пытаемся освободиться, пойти дальше.

Они, все мы — плоть от плоти старого мира. В наших попытках мы так же ограниченны и фанатичны, как ограниченны и фанатичны миллиарды довольных своей жизнью, или недовольны, но рассчитывают улучшить жизнь, не ломая ее рамок.

А мир, породивший нас, остается родиной. Может быть, наши дети сумеют преодолеть это. Нет, и не дети — дети детей. Внуки внуков.

И я тоже ограниченный фанатик, жестко признался себе Судья. Разница только в том, что понимаю это. И еще в том, что видел призрак другого, совсем другого мира.

Интересно, как там Горетовский… Не дает покоя его история. Мешает работать здесь, тянет туда, на Землю.

Надо жениться, пришло в голову. Макмиллан усмехнулся.

Вот и Чернышев ушел. Тайный проект Румянцева теперь не скоро развернется заново. Впрочем, на Чернышева надежд тоже уже почти не оставалось. Но «почти» и «совсем» — разные вещи.

Джек остро, в который уже раз, ощутил свою причастность к ним — Горетовскому, Извековой, Румянцеву, Устинову, Чернышеву. Даже к русскому императору, хотя тот все-таки несколько в стороне.

Этого не преодолеть, никакая женитьба не поможет.

Кажется, мое место — там, сказал себе Макмиллан. У Румянцева никого не осталось, только я. Не зря же свечусь в темноте, пусть не так ярко, как светился Горетовский.

Но на это надо решиться. А решаться — трудно. Немыслимо трудно.

— Судья, — прозвучало из закрепленного на воротнике динамика. — Здесь Гвардильи. В пищевом драка, Мачо… то есть Фернандес… избил Петра Бурцева, уже за ножи схватились, мы разняли.

— Под замок обоих, — распорядился Джек.

— Сделано, — ответил итальянец, — ждем вас.

— Иду. Но кто кого избил, кто более виновен, это суду решать.

— Конечно, Судья.

— Да, Агату тоже под замок. Думаю, причина в ней. Под замок. Скажите — я приказал.

— Хорошо, Судья.

Макмиллан свернул в боковой коридор.

— Судья, — раздался новый вызов, — у Марии схватки!

— Так вызывайте Губера, — ответил Джек.

— Он здесь…

— Вот и хорошо, — обронил Судья, сдерживая раздражение.

Устинов вернется — буду решаться, мрачно подумал он. Это — для него, для Федора. Вот только Второе Поселение заложим… И строительство начнем…

Устал, признался себе Джек. И уже знаю, какое решение приму. К Румянцеву, да… По крайней мере — на время. Или…

— Судья, здесь Розумецкий. Профессор Румянцев на связи.

— Джек, приветствую вас, — произнес Румянцев.

— Здравствуйте, Николай, — сказал Макмиллан. — Рад, что ответили.

— Как же не ответить, помилуйте... Вот от Владимира Кирилловича вам поклон.

— Спасибо, — ответил Джек. — Вы, Николай, получается, в поезде? Вероятно, говорить неудобно?

— Здравствуйте, Судья, — раздался голос императора. — Это Владимир Романов.

— Ваше величество, — отозвался Макмиллан.

— Я попросил Николая Петровича сопроводить меня, — объяснил император. — Царствие Небесное Ивану Михайловичу… Если у вас что-то приватное, — добавил он, — то я выйду, вы беседуйте спокойно.

— Не настолько приватное, — ответил Джек. — Даже лучше, чтобы вы слышали. И — мои соболезнования.

— Это был сильный человек, — сказал император. — Мудрый и бесстрашный. Великий человек. Может быть, следует считать за удачу то, что именно на его правление выпали такие страшные потрясения… Спасибо за соболезнования, Судья.

— Ох, страшные!.. — Румянцев не посчитал нужным скрывать иронию. — Помнится, Максим Горетовский на этот счет высказывался… Вы, кажется, имели удовольствие прочесть «Век-волкодав», Владимир Кириллович? А? Кстати, вы, Джек, тоже ведь читали?

— Да… — император словно размышлял вслух. — Горетовскому было с чем сравнивать…

— Возможно, мне тоже будет с чем сравнить, — четко проговорил Макмиллан.

Он вдруг понял, что решение придется принимать прямо сейчас.

— Джек, — голос Румянцева стал серьезным. — Это требует объяснения. Прошу вас.

— Что ж. Вот мои намерения. В январе мы заложим Второе Поселение. Крайний срок — в феврале. Начнем строительство. В мае… да, в мае — я передам все дела Устинову. И вернусь на Землю. Я могу быть полезен вам, Николай?

— Ого, — откликнулся профессор. — Уж вы-то, Джек, с вашими характеристиками… ну, вы понимаете… уж вы-то можете быть полезны в высшей степени! Мои возможности сейчас несколько ограничены, но при вашей помощи… Однако осознаёте ли вы, что это может оказаться… эээ… надолго… если не более того?

— Осознаю, — твердо ответил Макмиллан. — Располагайте мною.

— Спасибо, — серьезно вымолвил Румянцев.

— Спасибо, Судья, — отдаленно прозвучал голос императора.

— До свиданья, — Джек отключил связь.

На сердце стало немного легче. Да что там — гораздо легче.

Впереди пять месяцев. Надо использовать с толком.

Ну, к делам.