Мир совкового периода. Второе счастье

– У нас сейчас такой возраст, что с авторитетами всё очень сложно, – сказал я. – И да, никто не будет сидеть и слушать про то, что капитализм загнивает.

– Почему?

– Потому что все мечтают о капиталистических джинсах и капиталистической музыке, – припомнил я одинокую пластинку в «моём» гараже. – Ты им будешь рассказывать про то, какая там безработица, как цены растут, сколько народу – бездомные... можно красочно живописать упадок Детройта. Но народ не поверит, что город, в котором собирают «Форд» и «Крайслер», может жить плохо... А если ты расскажешь, что Сан-Франциско, где делают знаменитые джинсы «Ливай Страусс», захвачен грязными хиппи, которые тупо не хотят работать, тебя поднимут на смех. А если... что? [1]

Я заметил, что Саша уставился на меня, как бандерлоги на Каа, и закончил дозволенные речи.

– Ни... кха... ничего себе, – откашлялся Саша. – Ты откуда всё это знаешь?

– От верблюда, – отрезал я. – «За рубежом» люблю читать и Сейфуль-Мулюкова смотрел регулярно, пока сюда не приехал. Умному достаточно, но наши... хм... студенты... услышат в этих рассказах совсем другое. [2]

– Да? И что же? – заинтересовался Саша.

– Что там, на загнивающем Западе, последний нищий хиппи ходит в джинсах, а на улицах играют рок. Думаю, им это даже понравится.

– Быть нищим?

– Ходить в джинсах и играть рок, – уточнил я. – Информацию про нищего их сознание пропустит мимо... в одно ухо влетит, в другое вылетит. Хотя одно прямо следует из другого, и отдельно они существовать не могут. Чтобы рок стал массовым, должна быть масса нищих.

Максима была не совсем верной – точнее, я был с ней не до конца согласен. Но и в моём будущем вроде бы никто не отрицал, что рок-музыку сделали популярными выходцы из не самых обеспеченных классов капиталистического общества. Для сыновей каких-нибудь трудяг из Ливерпуля или негров из Гарлема успех на музыкальном поприще был одним из путей наверх, в круг богатых и именитых. Не зря все эти Маккартни и Джаггеры, разбогатев, сразу обзавелись поместьями – как у настоящих лордов.

– Ты мог бы прочитать об этом доклад... – с легким сомнением предложил Саша. – Думаю, я смогу его включить в повестку нашего отчетно-выборного собрания.

– Лучше не стоит, иначе нам обоим светят всякие взыскания. Я же такого могу наговорить... лет на десять расстрела минимум, – улыбнулся я.

Откровенно говоря, мне хватало того, что на "Истории КПСС" я всеми силами сдерживался от различных замечаний по теме семинаров и лекций, делать которые прямо накануне сессии точно не стоило. Сдержаться в докладе на огромную аудиторию – а на собрания сгоняли всех, кто оказывался в пределах досягаемости – будет гораздо сложнее, особенно если вредных студентов увлечет моя речь и они начнут задавать вопросы. Но шутка из будущего тут прозвучала совсем иначе, поскольку никакого моратория на смертную казнь ещё не придумали, и она была числе допустимых мер воздействия в том числе и на закоренелых антисоветчиков.

– К-какого расстрела? – глаза Саши снова стали большими, но теперь в них явственно просматривался страх.

– Никакого, это присказка такая, – попытался я его успокоить. – В общем, не нужно этого делать... лучше какой-нибудь рок-фестиваль проведите, думаю, тогда твоя популярность взлетит до небес.

– Рок-фестиваль? – Саша всё ещё нервничал. – Вот за такое точно могут по шапке дать.

– А ты согласуй, с кем надо. С Вадиком своим, например. Групп-то полно, и у всех разная музыка, только выступать им негде обычно. Так что и репертуар можно будет обговорить, и пару песен про «любовь, комсомол и весну» включить. Зато наши комсомолки будут тебя до самого диплома на руках носить... особенно если танцпол пробьешь. [3]

Саша глубоко задумался – и я очень надеялся, что не о том, как его будут таскать по институту комсомолки, а о том, как лучше всё это организовать.

– Хорошо, я поразмышляю над этим... но и ты подумай над докладом, – Саша хитро посмотрел на меня. – Мне кажется, должно получиться занимательно.

– Ага, а если совместить, то получится «Карнавальная ночь», где я в меру сил заменю сразу и Огурцова, и Филиппова, – пошутил я.

– Не, такого точно лучше не делать, – серьезно ответил он. – Вряд ли там, – выразительный жест наверх, – оценят.

– Да я так, в шутку юмора... но если с фестивалем получится, то могу и доклад сделать, – зачем-то пообещал я. – Правда, я тогда хотел бы поучаствовать в составлении списка участников. По-моему, это честно?

Саша заметно поморщился. Но кивнул.

– Согласен. Я провентилирую вопрос с фестивалем, а ты готовься минут пятнадцать говорить на тему «Капитализм без прикрас». Расскажешь там и про Детройт, и про джинсы, и про машины с хиппи. Только... – он замялся. – Твой текст, наверное, тоже захотят посмотреть. Ну... во избежание... Так что поспеши.

***

Всё-таки в комсомольские вожаки чаще всего попадали очень ушлые ребята. Простоватый на вид Саша как-то легко подвесил у меня перед носом возможный рок-фестиваль в качестве морковки, а взамен выторговал обещание сделать доклад про жизнь при капитализме.

Никаких трудностей с этим докладом я не предвидел – достаточно всё-таки добраться до подшивки «За рубежом» или просто купить последний номер в ближайшем киоске, выбрать заметки про нужные города и скомпоновать их с точки зрения моего послезнания. В будущем даже до самых умственно отсталых дошло, что советские журналисты-международники не особенно и очерняли западный мир – наоборот, их не хватало на бичевание всех язв капитализма, а некоторым из них – и знаний, чтобы понять, на что нужно обращать внимание в первую очередь.

Ещё можно было найти в магазине книжку видного советского знатока капитализма Мэлора Стуруа, который сейчас страдал вместе с семьей в небоскребах Нью-Йорка. Помнится, он оформлял свои путаные впечатления от Америки в статьи для какого-то из советских изданий и выпускал книжки, а его слог очень подходил для обличения всего на свете. Лет через десять я зачем-то прочитал его книжку, где была подробно разобрана смерть Сида Вишеса из Sex Pistols – и был буквально восхищен талантом этого мастодонта к выворачиванию фактов наизнанку.

Что касается фестиваля – я примерно представлял его состав, если пустить дело на самотёк, и был с ним категорически не согласен. Наверняка Саша будет пробивать в райкоме программу-минимум с обязательными «Машиной» и «Аквариумом», после чего его действительно будут носить на руках. Но мне хотелось чего-то другого. Проблема была в том, что для чего-то другого 1984 года не подходил совершенно.

В это время многочисленные рок-группы Советского Союза состав имели переменный, репетировали от случая к случаю и навыков нормальной игры на инструментах пока что не наработали. Исключения имелись, но это были как раз те же «Машина» с Макаром и «Аквариум», который всегда был простым объединением людей вокруг Гребенщикова. Что-то можно было найти в Свердловске, что-то – в Новосибирске, что-то – в Прибалтике, но там тоже надо было очень кропотливо отделять зерна от плевел. В Москве, кстати, тоже имелось некоторое количество приличных, но малораскрученных групп, и на эту тему мне мог многое рассказать тот же Врубель.

Я знал, что различные ВИА уже играли хорошо, но они все были расписаны по филармониям, имели стабильный доход и на сомнительные мероприятия подписывались неохотно. К тому же все эти вокальные и инструментальные слишком напоминали про совковую эстраду – приглашение «Поющих гитар» было сродни выходу на сцену студенческой дискотеки в девяностые Пугачевой или Ротару. Да и к рок-тусовке все эти «Поющие гитарки» имели очень опосредованное отношение.

Но Саша согласился на моё участие в этом мероприятии, так что я, наверное, мог повлиять и на состав участников. Если повезет, конечно.

– Серов! Тебе не жить!!

Я обреченно повернулся к Натахе, которая, кажется, дошла до последней стадии и была уже готова оставлять за собой трупы тех, кто мешал ей двигаться к цели.

***

– Чего тебе опять?

– Ты зачем с ним говорил?

– Тебе какое дело? – я перехватил её руку на замахе и отвел в сторону.

– Я твой комсорг!

– Ты всего лишь собираешь с меня взносы, – напомнил я. – А Саша предложил классную тему для доклада на комсомольском собрании.

– Что за тему? – Натаха как-то сдулась.

– Ты не поверишь...

– Серов!

– Это тайна, – шепотом сказал я. – Пока тайна. Чтобы не портить сюрприз. Ведь собрание совсем скоро... когда, кстати?

– В следующую пятницу...

Ой, блин. Я мысленно схватился за голову. Неделя на всё про всё? Да я фиг успею. Пятнадцать минут – это минимум десяток страниц мелким почерком. С отсылками к съездам партии и комсомола, цитатами Ленина, Брежнева и Черненко... Андропова можно было уже и пропускать, а про Черненко я не помнил, говорил тот хоть что-то программное? Мог и не успеть.

– Вот видишь, мне нужно срочно бежать... в библиотеку! – я отпустил её руку. – Не задерживай меня, девочка, знаешь, сколько стоит моё время?!

– Сколько? – растерялась Натаха.

– Тысяча фунтов одна минута!

Я вывернулся и почти бегом двинулся в буфет, надеясь урвать там хоть что-то вкусное. Времени до следующей пары действительно оставалось в обрез.

[1] В середине 80-х в Детройте всё было не особо плохо, но в целом тенденция к упадку уже была видна невооруженным глазом. Власти что-то пытались сделать, но было поздновато. В Сан-Франциско всё происходило чуть иначе – он в какой-то момент стал негласной столицей хиппи, и туда потянулись дети цветов со всех США. Им под проживание выделили площадь в центральном парке.

[2] Фарид Сейфуль-Мулюков вел программу «Сегодня в мире».

[3] «Любовь, комсомол и весна», Пахмутова-Добронравов. В рок-обработке, кстати, ничем не уступит всяким песням «Кино», но наши ВИА (и эстрада в целом) очень небрежно относились к гитарам. Известный альбом Давида Тухманова «По волне моей памяти» гораздо лучше звучит именно с гитарами и барабанами.