Мир совкового периода. Второе счастье

Глава 14. Битва с дураками

– Световухи у тебя мощные вышли. Вспышка хорошая, звук тихий, но пенек, на котором я его испытал, в труху разнесло, – пожаловался я.

Стас снова отловил меня у входа в институт и напросился со мной в гараж. Я сомневался, что стоит его брать, поскольку не исключал, что сегодня приятели Боба могут нанести повторный визит. Но Стас настаивал – ему нужно было доделать какую-то свою шнягу, что он и собирался провернуть в нормальных условиях, а не на коленках в своей комнате.

Но по дороге никаких дружков Боба мы не встретили, и я начал думать, что они пока взяли тайм-аут на осмысление моих угроз и лечение Лёхи.

– Смеси нужно было чуть меньше, наверное, – спокойно ответил Стас. – Но я же без весов, на глазок. Ложек пять маленьких надо, но у меня только большая была, я две сыпанул, но без горки.

Ну да, плюс-минус лапоть. [2] В этом, кстати, был весь Стасик, который был уверен, что выражение «кашу маслом не испортить» относилось не только к каше и маслу, но и вообще к любой области человеческой деятельности и любым материалам, в том числе и к взрывотехнике. Возможно, в соответствующем вузе он бы научился соразмерять вес взрывчатого вещества с поставленными задачами, но заборостроителей таким тонкостям не учили.

– Одной ложки бы вполне хватило, – сказал я. – А если объем нужен, то можно алюминий добавить.

– Тогда бы ещё мощнее получилось, – уверенно ответил Стасик.

– Вряд ли, всяко не магний.

Об этом мне рассказывал сам Стас, но много позже. Сейчас он, похоже, про такие тонкости не знал.

– Надо проверять... Потом займусь, – он почесал затылок и вернулся к стальной пластине, которую зажал в тисках и любовно обрабатывал напильником. – А ты где испытывал?

– Да вон, за железкой, в Сокольниках, – махнул я рукой примерно в нужном направлении. – Только отошел к платформе, подальше от больницы. Там, кстати, можно и пугачи твои попробовать, если у них звук тоже не слишком громкий. Укромное место. Я вчера одного из этих товарищей отловил, собирался ему в ладонях эту бомбочку взорвать, но в последний момент передумал, так отмудохал и отпустил. А если бы взорвал, он бы без рук остался.

– Не остался бы, человек попрочнее трухлявого пенька, – Стас помотал головой. – Вот пальцы оторвать могло, это как пить дать.

Насколько я помнил, Стас к оторванным конечностям всегда относился философски – для него риск остаться без какого-нибудь пальца был чем-то привычным и обыденным. Хотя какие-то меры безопасности он всегда принимал и понапрасну не подставлялся.

– А пистоли не разорвет? – поинтересовался я, покосившись на пугачи, которые всё ещё лежали под кепкой рядом с пластинкой. – Ну, если бахнуть? Вдруг ты туда тоже на глазок насыпал.

Я улыбнулся, когда Стасик скосил на меня недовольный глаз. У меня и в мыслях не было ставить под сомнение его профессионализм, но я должен был уточнить, что и как с его продукцией.

– Нет, там всё под расчет, – он мотнул головой. – Не слишком убойная штука, но ты и сам просил что-то такое... послабее. Одно слово – пугач.

– Ну да, такое...

Дверь в гараж начала открываться, я оборвал себя и начал вставать, надеясь, что это появился «морж» Николай и пора идти за разбитым мопедом. Но в дверь, пригнувшись, вошел Родион. За ним пролез Михаил, а третьим проскользнул Лёха, под глазом которого уже зеленел вчерашний фингал.

– Какие люди, и без охраны, – радостно произнес Родион. – А мы к тебе за нашим пластом пришли, как ты, наверное, понял.

***

Единственное, что я понимал очень четко – сейчас нас со Стасиком будут бить и очень жестоко, – и замер, не зная, что делать. До сумки с ломиком было шага три, до полки с оставшейся бомбочкой – пять, а чтобы добраться до пугачей, нужно было оттолкнуть в сторону Стасика, который недоуменно поворачивался к вошедшим. Бросаться на эту троицу врукопашную я не собирался. Другая весовая категория, даже у мелкого Лёхи.

Стас посмотрел на наших гостей. Он был слишком спокоен для человека, который, похоже, тоже понял, что дело дрянь.

– Это они? – спросил он у меня.

– Они самые, – кивнул я. – Сейчас за вон того уёбка мстить будут.

– Чё ты сказал?! – взвился Лёха. –Я тебя сейчас!...

– Вчера ты не был таким храбрым, – напомнил я. – Чуть не обосрался, когда всех сдавал.

Родион и Михаил нехорошо глянули на своего друга, и я мстительно подумал, что сегодня тому предстоит многое им объяснить и выложить полную, а не урезанную версию событий.

– Ничего я не...

– Он мне всё про вас выложил, – я сделал небольшой и, как надеялся, незаметный шаг назад. – Где живете, чем дышите, где вас искать в случае чего. И можете не волноваться – если будете себя плохо вести, я вас найду обязательно, а там уже будет ваша очередь говном обтекать.

Я старался говорить уверенно, но внутри у меня всё переворачивалось от страха. Я понимал, что вдвоем со Стасом мы против этой троицы долго не выстоим – все наши козыри были вне досягаемости... если только Стасик не сообразит подтянуть к себе один из пугачей, пока я отвлекаю внимание на себя. Но смотреть в его сторону я не мог – мой взгляд был устремлен прямо в глаза Родиона, который стоял у входа в гараж. Он набычился, его лицо всё сильнее краснело, и я понимал, что этот чувак уже на боевом взводе, а когда он сорвется с места, мне не жить. Боковым зрением я отслеживал ещё и Михаила, но тот выглядел совсем спокойным, хотя рост и вес делали его едва ли не более опасным противником, чем Родион.

Я сдвинулся назад ещё на несколько сантиметров.

– Мы ещё посмотрим, кто говном тут будет обтекать, – заметил Михаил. – Сломаем тебе ноги, чтобы ходить было тяжело, а там – ищи на здоровье. В больницах. Только мы туда не ходим.

Он усмехнулся. Его поддержал только Лёха, Родион так и стоял, сжав кулаки и готовясь к бою.

– Сначала сломай, – посоветовал я. – Но заяву в ментовку я в любом случае накатаю. Чтобы вам жизнь малиной не казалась. Статья сто двенадцатая, УК РСФСР. Умышленное легкое телесное повреждение или побои. Лишение свободы на срок до одного года.

– Мы отмажемся, – ответил Михаил, – а вот ты будешь потом заново ходить учиться.

– Отмазались одни такие. Пострадавший есть, правонарушители тоже имеются – с адресами и фамилиями. Вашим папикам дорого встанет это дело заминать, да и кто вести будет, неизвестно, может, кто принципиальный попадется. Лёху точно никто отмазывать не будет, отправится на нары без вариантов. А ты Родион, подумай о своей матери.

Слово «папики» было из другого времени, но они поняли, что я сказал что-то обидное.

– Рот свой завали, сучонок, – зло прошипел Родион. – Ещё раз про родителей...

– А что не так с твоими родителями? – перебил я его. – Мы мило пообщались недавно с твоей мамой... она очень приветливая. Хотя, наверное, вряд ли она будет такой же, если узнает, что из-за меня её сын получит судимость.

Сейчас, в мае 1984 года, судимость закрывала двери много куда. Например, на любые режимные предприятия или в органы власти. Никто не сделает секретарем какого-нибудь горкома человека с таким пятном в биографии. В принципе, сейчас даже наличие родственников на оккупированной территории во время закончившейся сорок лет назад войны могло стать тем перышком, что перевесит любые заслуги. Правда, Горбачеву это не помешало вскарабкаться на самый верх советской властной пирамиды, а Гагарину – слетать в космос. Но в целом народ всеми правдами и неправдами старался избегать попадания даже в сероватые списки.

Чуть позже на эти судимости начнут просто закрывать глаза, ну а для тех, кто стремился попасть в олигархи, это вообще не будет иметь значения. У представителей другой стороны, кто грабил награбленное, такой пункт в биографии вообще станет весомым плюсом. Но про это мои оппоненты ничего не знали и, наверное, даже не предполагали, что такое станет возможным.

– Да я тебя!..

Родион шагнул на меня, Михаил двинулся за ним, Лёха тоже тронулся с места, но я уже услышал знакомое шипение охотничьей спички, отпрянул назад и крепко зажмурил глаза. Грянул выстрел, у меня выключился слух, сетчатку глаз обожгло вспышкой, кто-то дико заорал, я нащупал свою сумку и достал из неё ломик, ударил наотмашь по широкой дуге из своего полусидячего положения, никого не задел – и открыл глаза.

Стас всё ещё сидел на своей табуретке, но вполоборота; смотрел он в стену, и его глаза тоже были закрыты. В правой руке он держал напильник, а в левой – один из пугачей, из ствола которого шел сизый дымок. Дыма в помещении вообще было много – хотя, разумеется, много меньше, чем если бы самопал был заряжен черным порохом, – и запах стоял соответствующий. Я подошел к Стасу и тронул его за плечо. Он вздрогнул, широко распахнул глаза, кинул пугач на пол – и тут же схватил второй. Кажется, он был готов снова зажечь запал, но я ещё раз тронул за плечо и покачал головой. Надо было понять обстановку, прежде чем расходовать последний заряд.

***

Стас оказался очень метким стрелком – если бы не низкая кучность пугача, Родион мог бы остаться без обоих глаз. А так он всего лишь потерял хороший лоскут кожи на щеке – правда, рана выглядела очень неприятно, и кровь оттуда выходила противными толчками, – да ему вырвало бровь, которая теперь свисала на глаз. Кажется, его ещё и контузило прилично – и сетчатку сожгло. Он лежал на полу, прижав ладони к поврежденным местам, и стонал – но уже значительно тише, чем сразу после выстрела. Куда ушла третья дробина, я не нашел, но, похоже, она улетела мимо. Я быстро обыскал его, вытащил неплохой кожаный бумажник, который отправил в свой карман, даже не заглянув внутрь. За глупость и наглость надо платить.

Михаила и Лёхи в гараже не было, но за дверями кто-то копошился. Я не рискнул сразу выходить к двум противникам, которые находятся неизвестно в каком состоянии, поэтому сначала достал из потайного места оставшуюся световуху, поджег – и кинул её на улицу. Там знакомо бамкнуло, мои противники заматерились на два голоса, а потом я услышал удаляющиеся шаги. На всякий случай первым я выкинул наружу Родиона – он был тяжеловатым, но я смог перевалить его через порог. А потом выглянул в двери и сам.

Лёха, пошатываясь, уже добрался до центральной аллеи кооператива и, похоже, намылился покинуть поле битвы, оставив своих приятелей на милость победителей. А вот Михаил сидел на земле и пытался проморгаться и вернуть слух. Со слухом и у меня были проблемы, но тут ничего не попишешь – это были издержки применения огнестрельного оружия в замкнутом помещении. Рядом кто-то тронул моё плечо – я резко обернулся, но это оказался Стас. С пугачем и напильником.

– Самопал оставь, – сказал я.

И не услышал самого себя.

Стас заметил движение моих губ и отрицательно покачал головой – он тоже нифига не слышал. Я указал на оружие, а потом – в сторону верстака. Эти жесты он понял.

Я вышел на улицу. Родиона, кажется, тоже контузило, но тут я мог посоветовать ему только одно – как можно скорее обратиться к врачам. Хотя фиг его знает, как дальше пойдет – может, нас всех ожидает увлекательный вечер в ментовке, если кто-то из окрестных жителей услышал подозрительный шум и вызвал наряд. Пиротехника тут ещё свободно не продавалась, и к петардам народ не привык. Я лениво подумал, что нужно как-то сказать Стасу, чтобы не лез поперед батьки, и что я возьму ответственность за выстрел на себя. По-хорошему, Стаса вообще надо было выгнать отсюда как можно быстрее, но я пока не представлял, как сообщить ему об этом.