Драгун, на Кавказ!

«Вот ведь разиня! И как же не уследил?! – ругал сам себя Гончаров. – Ещё бы немного, в пути ремень лопнул бы, и точно вместе с седлом на камни бы слетел».

– Лёньк! – крикнул он друга. – Мне тут упряжь подшить нужно! Поглядишь пока вокруг?

– Да погляжу, а чё нет-то?! – откликнулся тот. – Только ты давай уж и сам недолго. А то вон, скоро наша очередь будет по воду идти, а там ещё маненько, и сам привал закончится.

– Да ладно, небось, успею! – отмахнулся Тимофей и полез во вьючный чемодан, туда, где лежали его личные вещи. Игла хомутная, шило, дратва (толстая просмолённая или навощённая нить для шитья обуви или кожаных изделий). Так, а напёрсток-то мой где? Ага, а вот и он.

Взяв всё, что ему было нужно, он принялся за работу.

В это время пришёл первый десяток с водой, и унтер-офицер разрешил идти к реке второму.

– Ребятки, чуть назад шагов на сорок отойдите и потом уже к реке спускайтесь! – подсказал им Антип. – Тут рядом совсем неудобно воду черпать, не дай бог вдруг в стремнину сверзитесь, и всё тогда, и поминай как звали. А там вон два валуна́ в рост человека на самом спуске стоят, вот между ними пройдёте и как раз до гладкого места на берегу доберётесь.

Вот и последний стежок, а теперь ещё узел – Тимофей проверил работу и ещё раз оглядел все ремни на упряжи. Больше никаких неполадок здесь не было, и он удовлетворенно вздохнул. Теперь можно было бежать за водой. Ребята уже возвращались назад с полными вёдрами, и он, в спешке схватив свое, поспешил к подсказанному Антипом спуску.

– Там Прошка с Савелием ещё воду набирают, – кивнул себе за спину встретившийся ему Лёнька. – Ты это, давай-ка поспешай, Тимох, негоже тут по одному ходить, может, мне лучше подождать тебя?

– Да ладно, не надо, бегу уже, – отмахнулся тот и поправил на плече ремень от ружья. – Сейчас я тоже быстро зачерпну и сразу вас догоню.

А вот и те два больших валуна, про которые говорил Антип. Тимофей, прыгая по камням, спустился с дороги, и из узкого прохода между ними вышел высокий, широкоплечий парень.

– Ох, и холодная же в этом Тереке вода, Тимоха, на-ка вот, потрогай, – Савелий протянул своё ведро Гончарову. – Если бы наши кони сильно распаренные были, так такую сразу и давать им никак нельзя.

Тимофей опустил в ведро пальцы и удивлённо покачал головой. Действительно, она была ледяная. Постояв немного с товарищем, он шагнул в проход между валунами. Шаг, ещё один, и, перепрыгнув на плоский булыжник, он вышел к относительно ровной площадке. Шагах в пяти возле среза воды, дёргая в агонии ногами, умирал драгун. Рядом сидели на корточках двое бородатых чужаков в чёрных бараньих шапках. Один из них осматривал кавалерийский мушкет, а второй, сняв с тела жертвы лядунку, вытирал о мундир свой кинжал.

Гончаров, расширив от ужаса глаза, застыл на месте, не в силах сделать и шага. Как видно, его появление для горцев тоже оказалось полной неожиданностью, и они замерли в напряжённой позе. Привёл в чувство Тимофея хрип Прошки, как видно, парень доходил, и это был последний изданный им звук. Волна ненависти, горечи и отчаянья накатила вдруг на Тимку. Срывая с плеча ружье, он отшагнул чуть назад и, потеряв под ногами опору, упал на спину. Сухо щёлкнул курок трофейного мушкета в руках у горца, зрачок ствола смотрел на русского, но выстрела из него так и не было. Второй бородач резко вскочил на ноги и кинулся с окровавленным кинжалом на драгуна.

Бам! Оглушительно грохнул выстрел. Его эхо, усилившись, металось между скал, а на дороге сразу же раздались тревожные крики. Горец схватил трофейный мушкет в одну руку, своё древнее длинное ружьё в другую и, перепрыгивая с одного камня на другой, начал удирать вниз по течению.

Бам! Бам! Ударили выстрелы драгун сверху, посылая пули вслед беглецу.

– Прошка, Тимоха! – в проход между валунами проскочил с ружьём в руках Савелий. Быстро, одним взглядом он окинул всю прибрежную площадку и вскинул к плечу мушкет. Грохнул выстрел, и в трёх десятках шагах от них фигуру в чёрном сбила с ног тяжёлая свинцовая пуля.

– Попаал, – протянул удивлённо стрелок. – Тимох, я попал в него!

Гончаров, морщась от боли в спине, поднялся на ноги и подошел к лежащим телам. У драгуна было перерезано горло. Его же пуля попала горцу прямо в сердце. Чёрные зрачки глаз убитого им человека смотрели вверх, в свинцовое хмурое небо Кавказа.

– По берегу все рассыпались! – послышалась команда унтера. – Каждый камень здесь под прицел берите!

Раздался топот одетых в сапоги ног, и в проём между валунами заскочили трое. Еремей Потапович, Лёнька и Антип водили по сторонам стволами мушкетов, осматривая окрестности.

Антип подошёл к лежащему на спине драгуну и присел рядом.

– Всё, помер Проша, – глухо проговорил он, тронув холодеющую руку, и стянул со своей головы драгунскую каску.

– Зарезали, – прошептал Ленька, взирая с ужасом на большую лужу крови.

– Этого кто? – глядя на Гончарова с Савелием, спросил унтер, кивнув на тело горца.

– Тимоха, – ответил Савелий. – А я в того, во второго, который по камням как козёл скакал, кажись, тоже попал.

– На вот, держи, – как-то деловито и спокойно проговорил унтер-офицер и подал бледному Гончарову кинжал. – Молодец, паря, не оплошал, если бы не в сердце, так он бы тебя и подранком на лапшу построгал. Трофей этот по праву теперь твой, ты его заслужил. Ножны с пояса уж сам снимешь.

А ну-ка, ребятки, пробегитесь по камням и второго на дорогу снесите, – приказал он стоящим рядом с касками в руках драгунам. – Да пошевеливайтесь, а вдруг они тут не одни вовсе были, надобно и нам поспешать. Пошли, пошли, ну и чего вы застыли?!

В проход протиснулись ещё трое и взирали с оторопью на лежащих рядом в крови драгуна и незнакомого чернобородого мужчину.

– А вы чего уставились?! Подхватили за руки, за ноги Прошку и понесли к лошадям! – прикрикнул на них Ступкин. – Мертвяков, что ли, никогда не видали? Так насмотритесь ещё!

Тимофей засунул поданный ему кинжал за пояс и схватил убитого за руку. Вчетвером по камням они вынесли его к самой дороге, а навстречу от егерского охранения бежали в их сторону три десятка стрелков.

– Россыпью вдоль дороги! Оружие к бою! – крикнул своим прапорщик, и солдаты в зелёных мундирах рассыпались, выцеливая из своих ружей окрестные скалы и прибрежные валуны.

– Моего парня, ваше благородие, срезали на берегу, – пояснил офицеру Ступкин и подал кожаный пояс с ножнами Гончарову. – Сказал же тебе, ножны с горца взять. Ты ещё бы к мудьям клинок этот засунул, чтобы их, значит, разом отчикало! Вот ведь дурень! – и покачал сокрушённо головой.

– Двое их было, – снова повернулся он к прапорщику. – На отставшего моего у воды напали и горло ему перерезали. Видать, не ожидали они, что туда ещё и этот подойдёт, – кивнул он на Гончарова. – Хотели оружие с лядункой забрать и потом дать дёру. Но ладно вот Тимоха не оплошал, на месте одного пристрелил, а второго – другой уже с камней пулей сбил. Сейчас его там ищут.

От прибрежных валунов показались трое. Савелий с Лёнькой волокли под руки прямо по камням тело, а Антип гордо тащил в руках два ружья.

– Нашли, нашли мы его, Еремей Потапович! – крикнул Бабкин. – Ему пуля хребет перебила, он на берегу под камнем лежал. А рядом с ним наш мушкет был и ещё вот евойный, старинный.

– Да какого ляда вы его сюда тащите, дурни? – прокричал им унтер-офицер. – Прямо там и оставляйте, свои же потом их и заберут. Быстрее, быстрее давайте, колонна уже за поворотом скрылась.

Действительно, закончивший отдых батальон егерей и артиллеристы продолжили путь, и последняя пушка скрылась за дальним скальным уступом.

– Взвод, отходим! – крикнул своим стрелкам егерский офицер. – Ладно, драгуны, мы оттягиваемся, долго стоять нам на месте никак нельзя! Вы за нами?

– Так точно, ваше благородие, – кивнул Ступкин. – Нуу, крепко ли привьючили Прохора? – подошёл он к перекинутому через седло телу. – Тут вот ещё ремнями его затяните, чтобы он сразу с вьюка не слетел. Потом-то, когда совсем закаменеет, там надёжнее держаться будет, а пока присматривайте внимательней. Отделение, по коням!

Тимофей вскочил в седло своей Чайки и тронул поводья. Прямо перед ним, перевешиваясь на спине лошади, ехал его товарищ, с которым он только вот недавно ещё разговаривал, шутил и ел из одного котла. И вот его уже нет в живых, а на камни ущелья стекает его красная кровь.

Многие драгуны, так же как и он, осматривая окрестности, нет-нет да и тоже глядели на тело. Наверное, и у них в голове сейчас были те же мысли, что и у Гончарова.

– Внимательнее, внимательнее, глядим по сторонам, не зеваем! – покрикивал унтер Ступкин. – Война – это дело серьёзное, ребятки, кто зевнёт, тот вот так же, как и Проша, ехать потом будет! И учтите, вас враг ни за что не пожалеет!

Уже перед самыми сумерками колонна вышла из ущелья. Наконец-то скалы раздвинулись и пошла более ровная дорога.

Ночёвку сделали у подножия горы Казбек, или, как её ещё называли местные, Мкинвари. Здесь же у дороги было расположено грузинское селение Степанцминда.

Горели костры, на них пари́ли варевом походные котлы, а рядом тесным кружком сидели и кутались в шинели солдаты.

– Тимох, Тимох, ну расскажи, ну чего ты чувствовал, когда в горца в упор стрелял? Как это ты вот так и прямо пулей в сердце, да? – всё пытал друга неугомонный Лёнька.

– Да иди ты! – рявкнул Тимофей и вскочил на ноги. – Пойду я Чайку ещё раз почищу!

– Ну чего ты лезешь, чего ты липнешь-то к человеку, дурак?! – послышалось за спиной. – Видишь, не в себе он немного, тяжко ему, а тебе же всё надо, репью цеплючему, человека досадить! Куды ты вскочил?! А ну-ка сядь быстро к костру, шлында, пущай он сам с собою пока побудет! Не мешай!

Гончаров подошёл к привязанной за кол Чайке и запустил пальцы рук ей в гриву. Кобыла фыркнула и ткнулась мордой ему в грудь.

– Сейчас, сейчас, милая, – прошептал Тимоха и, достав из кармана сухарь, протянул его лошади.

Та осторожно взяла его губами и захрустела. А у него перед глазами всё стояла недавняя картина на берегу. Два заросших чёрными бородами горца, ярко-красная кровь на камнях, на кинжале, и зрачок дула ружья, смотрящий ему, казалось, прямо в сердце. Как же условно, как непрочно само это понятие – жизнь. Вот не задержись он на минуту с Савелием и не поговори с ним о студёной воде или если бы в затравке мушкета у Прохора не отсырел бы порох, и всё, и лежать бы ему убитым рядом с ним. А так он сейчас здесь, живой, дышит этим горным воздухом и гладит Чайку. Хозяин же кинжала никогда теперь его больше не вздохнёт и не увидит эти скалы. Может, его сейчас кто-то сильно ждёт, семья, дети? А пришёл он, человек из другого мира и времени, и перечеркнул здесь его жизнь. Правильно ли это? Это война… «Война – это дело серьёзное, ребятки, кто зевнёт, тот вот так же, как и Проша, ехать потом будет! И учтите, вас враг ни за что не пожалеет!» – всплыло в памяти сказанное совсем недавно Еремеем Потаповичем. Это война, а он воин, и он на ней сражался. А те люди, которые убили Прошку, они хотели бы убить его самого и всех его друзей. Тут всё по-честному. И всё же, как же тяжело было сейчас у него на душе!