Драгун, на Кавказ!

Глава 4. На выходе

– Полуэскадрон, по коням! – скомандовал штабс-капитан, и сотня драгунов, только что закончивших обучение, вскочила в сёдла. – Равняяйсь! Смирноо! Сабли вон! На плеечо! На карааул!

Кавалеристы замерли с оружием в руках, салютуя начальству и всему выстроенному по случаю проводов запасному эскадрону.

– Сабли в ножны! В походную колонну справа по четыре, направляющим первый взвод! Маарш!

Штатные трубачи, литаврщик и барабанщики ударили Преображенский, или как его ещё называли, Петровский марш. Мимо приведённых только вчера с гарнизонного плаца рекрутов в серых мундирах и взвода Гончарова проходили ровные ряды драгун-кавалеристов.

– Скоро и мы вот так же в горы, – вздохнув, проговорил Антип. – Говорят, месяц нам только остался. А октябрьская дорога туда ох какая непростая, этим ребяткам-то чуток полегче нашего будет.

– Разговорчики! – прикрикнул стоящий с правого фланга унтер. – Рты свои закрыли, балаболы, проводы как-никак идут!

– Сабля легкокавалерийская, образца одна тысяча семьсот девяносто восьмого года, с одним широким долом, в ножнах и с темляком, – оружейный каптенармус подал Тимофею отдельно ножны и сам клинок. – Наточить её нужно, тупая она совсем. К младшему унтер-офицеру Степанову Илье Прокопьевичу обратись, он тебе за гривенник её так выправит, что лезвие острее бритвы станет, а заодно и штык к ружью подточит. Не пожадничай, мой тебе добрый совет, Гончаров. У тебя сабельные ножны деревянные, обтянутые сверху кожей, в них заточка долго сохраняется, в отличие от щегольских железных. Да и легче ведь такие, чего же на себе зазря тяжести таскать? В этом нам, конечно, сильно повезло, только лишь полки Кавказской инспекции нонче при саблях остались, все же остальные драгуны при палашах. А палаш что? Палаш – это, считай, всё тот же меч, только лишь слегка облегчённый. А ведь всё одно, как бы ни уменьшали его вес, а он гораздо тяжелее любой сабли будет. Да и удобства в нём такого нет при рубке. Ну да при Павле Петровиче, однако же, всех на эти палаши окромя четырёх полков перевели. Так, ладно, идём дальше. Ружьё драгунское образца одна тысяча семьсот семьдесят пятого года, сейчас его драгунским мушкетом велено называть. Оно со штыком, с чехлом под него и ремнём. Проверяй давай. Гляди, чтобы курок бил по огниву хорошо, ежели он у тебя резко ударяет, значится, и подогнивная пружина в замке исправна.

Тимофей осмотрел ствол, проверил винт курка, взвёл его и нажал на спуск. При ударе кремня об огниво сверкнули искры, и он удовлетворённо кивнул:

– Всё исправно.

– А как же неисправно, у меня всегда тут всё в полном порядке, – усмехнулся каптенармус. – Чай, уже последний, двадцать пятый год выслуги нонче идёт. Совсем скоро в отставку на заслуженный отдых. Да, вот так вот, паря. Службу знаем! Когда-то и сам я на лошадях в атаку скакал и сабелькой турку с польской курвой рубил. Так, а это тебе ещё два десятка кремней про запас. На-ка вот в холстинку их заверни. Пистоли драгунские ружейного калибра и того же года, что и мушкет, их полагается тебе два, тоже их проверяй, так же как и ружьё. К ним две ольстреди (кобуры) идут. Как надевать их на лошадь и крепить к седлу, вас уже Иван Фридрихович тому научил. Запомни, в кармашках каждой ольстреди есть место под шесть запасных патронов. Следи, чтобы при езде чепрак всегда твои олстреди закрывал, а то неровён час влага в них попадёт, и надо будет стрельнуть, а не сможешь. Порох, он ведь сырости очень сильно боится! Так, последнее – бушмат ружейный для крепления ружья и полунаголище, чтобы закрывать его казённую часть. Ну у меня вроде по оружейному всё, остальное амуничное снаряжение ты у Аристарха получишь, он в том складе заседает, что около кузни. Да чай, уж сам разберёшься. Перед тобой те ребятки, что были, все своё получили и уже туда ушли.

Какое бы ни было единообразие в выданной амуниции, однако кое-что пришлось всё равно чинить и подгонять под себя и под ту конскую сбрую, куда и крепилось всё выданное.

Тимофей не поленился и, как ему советовал бывалый кавалерист, нашёл того умелого мастера, который заточил и поправил ему лезвие сабли. К нему же он притащил и Лёньку. Блохин был недоволен. С целым гривенником ему расставаться было жалко, но его друг грамотей был неумолим, и доводам, что он сам может всё брусочком заточить, не внял. Пришлось Лёньке подчиниться.

– Вот же зараза, это как же можно было так клинки запустить? – проворчал хмурый унтер, проверяя ногтем остроту лезвия. – Заточки, считай, что совсем уже нет, заусенцы как после целого дня рубки с пехотным каре. Ладно, оставляйте всё, а вечером после ужина их заберёте. Да, и штыки тоже давайте, вас же Степанович ко мне послал? Ну-ну, сделаю всё как надо, – заверил он парней. – Потом сами разницу увидите.

Разница была огромная! Действительно, с такой заточкой, похоже, и бриться вполне себе было можно. Даже Блохин уважительно засопел, когда раскровенил себе палец, неосторожно прикоснувшись к лезвию сабли.

– Ещё и ружейному мастеру за починку не желаешь второй гривенник отдать? – спросил он со скрытой тревогой друга.

– Да я бы, может, и отдал, – пожал плечами Тимофей. – Как бы и вовсе даже не жалко для оружия, лишь бы всё отменно потом служило. Только не знаю, есть ли здесь толковый оружейник. Так-то у меня вроде всё в исправности. Замки на пистолях и на ружье работают. Всё я там смазал и почистил основательно. Прицельные приспособления только вот какие-то дурацкие. Считай, что их вообще здесь нет. Спусковые крючки на пистолях жёстко, с большим усилием выжимаются, а это без долгого навыка обращения с ними даёт лишний кивок дула при выстреле. Ходили бы они плавно, и выстрел был бы намного точнее.

– Вот никак неймётся тебе, Тимоха, лишь бы все деньги поскорее растратить, – неодобрительно проворчал идущий рядом Лёнька. – Прицельные приспособления какие-то, крючки плавные. Где ты всё это берёшь только? Оружие как оружие, у всех оно одинаковое, ежели в нём поломок нет. И стреляет оно так же, как и у всех. Это вот ты один с жиру бесишься, потому как, видно, в нужде великой вовсе не жил. Как же, из горнозаводских мастеровых сам! Вам-то, конечно, там, на энтих медеплавильнях, кажный месяц деньгой за работу платили, а вот мы эту деньгу и видели-то всего один раз в год, когда осенью, после отданного барину зерна, свой избыток скупщику сбывали. Увидели деньги и сразу про них забыли, потому как от всех через седмицу одни лишь медные пятаки остаются.

– Да ладно, ты не ворчи как старый дед, – подколол друга Гончаров. – Пошли лучше вон к лошадям сходим, огладим их, сена положим, воды свежей в поилку принесём. Я тут морковки немного взял, и на твою Марту, кстати, тоже. Лошади, Лёнь, они морковку очень сильно любят.

– А морковь-то у тебя откуда, – подозрительно взглянул на Тимку Блохин.

– Да я за копейку у Ашота купил, – махнул тот рукой.

– Вот, я же говорил, ты растратчик, – проворчал Лёнька. – Яблоки ещё не закончились, а он своей барыне моркови накупил.

Ранним утром, после чистки и ухода за лошадьми их напоили и задали овса. Через час должен быть выход, и все возились с верховой упряжью. Прежде чем надеть седло на спину лошади, Тимоха покрыл её войлочным потником, подшитым снизу холстом, а сверху кожей. Само седло было лёгкое, венгерское, у кавалергардов и западных драгунских полков, как говорили унтера, использовалось немецкое, тяжёлое. С виду, с их слов, оно было, конечно, красивое, но вот для войны в горах никак не подходило. К седлу Гончаров подвязал ольстреди с вложенными в них пистолями. Подхвостник с круглой медной бляшкой посередине выправил, подкинул всё седло к холке и потом уже пристегнул к нему ремни. Дальше пришла очередь пристёгивать подпругу, подтягивать и регулировать переднюю сбрую с подперсьем и троком. Длину стремян выправил тщательно, помня как это важно при езде. Поверх недоуздка надел мундштук, который имел два повода и две цепочки. Верхняя туго застёгивалась под подбородок лошади, а вот другая, смычная, закреплялась наглухо и соединяла внизу концы мундштучных железок, чтобы они не расходились.

Унтера и вахмистр ходили мимо и проверяли, правильно ли всё надето, где-то требовали у драгун чуть подтянуть или, напротив, слегка ослабить ремень. Несколько раз поправляли и Гончарова.

С левой стороны у ольстреди все приторачивали деревянную, обшитую кожей баклажку с водой. Смотанный аркан, предназначенный для пастьбы лошадей в руках, используемый так же и для носки сена, увязывали вокруг баклажки, но так, чтобы он не мешал свободно выхватывать пистоль. У правой ольстреди вешалась торба со щёткой и скребницей. Весьма важные вещи во всём кавалерийском снаряжении. После этого всё это покрывалось вальтрапом из тёмно-зелёного сукна с императорским вензелем под короной. Позади седла и поверх вальтрапа пристёгивался тремя неширокими ремнями чемодан серого сукна, и плюс к нему вешались саквы с овсом. Поверх вальтрапа ещё шёл круговой ремень, который стягивал для устойчивости весь вьюк и застёгивался на пряжку.

Наконец, у всех всё было готово, и вахмистр дал команду вести лошадей на построение.

– Патроны все ли накрутили? А ну-ка, Гончаров, покажи свою ольстредь! – потребовал подпоручик.

Тимофей поднял конец вальтрапа с правой стороны и открыл клапан кармана. Там виднелись плотно сидящие бумажные цилиндрики. Кравцов вытянул один и немного помял его пальцем.

– Хорошо, плотно закручен, – удовлетворённо кивнул он головой. – Закрывай.

– Левую будете смотреть, ваше благородие? – спросил Гончаров.

– Нет, довольно одной, – отмахнулся тот. – Так, а ты у нас кто уж такой? – ткнул он пальцем в Антипа.

– Драгун Бабкин, ваше благородие! – откликнулся дядька.

– Ну-ка лядунку открой, Бабкин, – потребовал подпоручик. – Отвечай, сколько в ней положено быть зарядов к мушкету? И что ещё там держать полагается?

Антип выпучил глаза и громко гаркнул:

– Три десятка зарядов, ваше благородие! А ещё дюжина огранённых кремней к курку и два протравника на цепочках, дабы затравочное отверстие в оружейных замках прочищать. Один медный, другой стальной, а крепятся они на панталере…

– Достаточно, – остановил его офицер. – Молодец, братец, знаешь. Застёгивайся давай, – и пошёл дальше.

– Рад стараться, ваше благородие! – крикнул вслед ему драгун.

– Каждый десяток берёт с собой артельный котёл и полог под палатку, – послышались отдаваемые подпоручиком распоряжения. – Первый и второй десятки ещё по дополнительному пологу берут. Все остальные – провиант, топоры и прочее.

– Засыпайте себе, – унтер-офицер Ступкин подтащил к шеренге большой рогожный мешок. – Ну чего стоите, шовелитесь давайте! Скоро уже команду садиться по коням дадут.

Захар заглянул вовнутрь мешка и зачесал голову.

– Зерно дроблёное, пара пудов тут точно есть. А куды ж мы его, Еремей Потапович?

– А куды хотите, туды и девайте, – отмахнулся тот. – Вон хоть в чемоданы седельные набивайте. Свою хурду-мурду из них выкидывайте, а вот зерно вовнутрь. Это всё на ваш десяток к перевозке причитается, вот и думайте, как везти. И проверьте, чтобы оно не рассыпалось по дороге. Без провианта ежели останемся, с вас тогда самый строгий спрос будет!