Батальон, к бою!

«Бам! Бам! Бам!» – направленные фугасы ударили в упор, словно бы орудия ближней картечью. Пять фугасов, и в каждом из них сотни мелких свинцовых шариков и металлических обрезков. Они, грамотно установленные на склонах, словно бы гигантской косой прошлись по всей колонне, сверху вниз выбивая все перед собой. Только дюжину обезумевших от ужаса передовых всадников добил самый последний ружейный залп. Все те, кто уцелел в этой мясорубке и смог развернуть своих коней, неслись теперь прочь, растаптывая в кровавую кашу поверженных.

Третья атака конницы на сам холм оборвалась с этими залпами. Турецкий военачальник, поняв, что его замысел не удался, приказал играть отход. Били барабаны и ревели трубы. Под их звуки конница османов резко развернулась и ушла в степь.

– Ну, все, кажись, отбились, – пробормотал Тихон, смахивая пот с чумазого, покрытого копотью лица. – Теперяча опять все почистить надобно, вона как затравочное отверстие нагаром забило, – показал он открытый ружейный замок другу. – Хороша прусская фузея, однако же капризней нашей будет в уходе. Чуток не доглядишь ее – и без огня вовсе останешься.

– Ну дык обратно возьми свою, тульскую! – посоветовал Федот. – Чего ты с энтой теперь будешь мучиться?

– Да не-е, их высокоблагородие же сами ее повелели мне взять, – покачал тот головой. – Как-никак, а на спор она у немчуры добыта. Так-то ружжо это точное, прямой бой у нее подальше нашего. Конечно, вот ствол маненько длинноват, ну да и ладно, и это терпимо. А как на него штык наденешь, так и совсем тогда хорошо.

– Да и правда, коли уж сам приноровился, так чего же от хорошего ружжа-то отказываться? – согласился Федот. – Все равно ведь, Тишка, ты скоро в отборные стрелки перейдешь. А там уже настоящий штуцер во владение получишь. Во-о как дуло-то блястит! Чистое, гладенькое, загляденье! – довольно пробормотал егерь, поглядев в только что надраенный им ствол.

– Заканчиваем тут с оружием! – крикнул пробегавший мимо капрал. – Сейчас еще рогожу и мешки поднесут, насыпайте в них землю да песок и укладывайте перед собой. Чтобы хоть по грудь у вас защита была. Капитон, Лука, а ну бегом к реке, там интенданта нашего найдете, фузейных патронов у него спросите для отделения. У Нестора Фомича там должен быть запас ружейных.

Всюду на большой возвышенности подле реки царила сейчас суета, слышался какой-то стук, позвякивание лопат и кирок. Доносилась перебранка, тюканье топора и команды унтеров. Батальон, воспользовавшись долгой паузой, спешно укреплял свои позиции. Ближе к вечеру с юго-западной стороны, пыля по Очаковскому тракту, показалась длинная колонна пехоты.

– Ну, вот, теперь-то посерьезнее бой будет, – рассматривая в трубу неприятеля, проговорил Егоров. – Так, Матвей, беги к капитану-поручику Хлебникову, скажешь ему: пусть он для прикрытия нашего левого фланга оставляет у балки одну полуроту, а со всеми остальными сюда быстрее идет. Командирам всех уровней обойти свои подразделения, убедиться лично, что у солдат в достатке боевого припаса. У кого еще убыль не восполнена, пускай быстрее его пополняют. Потом в бою не до того будет, чтобы патроны крутить и пули отливать. Пока около алая к нам подошло, – на глаз прикидывал количество неприятеля Алексей. – Но это, я думаю, только лишь начало. А вот до полной темноты еще часа четыре осталось, – и он хмуро взглянул на небо.

«Алла! Алла!» Турецкая пехота, построившись тремя правильными прямоугольниками, под воинственный клич и грохот барабанов медленно приближалась к холму. За ней и на флангах следовала уже весьма потрепанная кавалерия.

– Ты погляди, как мы умеем браво шагать! – Лешка, разглядывая боевые порядки наступающего неприятеля, одобрительно хмыкнул. – Чувствуется рука западных друзей-партнеров. Хорошо выдрессировали своих союзников.

– Внимание, штуцерники начинают вести стрельбу по своему прицелу, фузейщики ждут особой команды!

«Бам, бам, бам!» – семь хлестких выстрелов из итальянских, «Куртовых» штуцеров и дальнобойной турецкой винтовки ударили на расстояние в восемь сотен шагов. Забрав свои первые жертвы, их нарезные стволы замолчали. Пошла долгая перезарядка.

– Шестьсот пятьдесят, шестьсот, пятьсот пятьдесят, – привычно отсчитывал расстояние до приближающейся цели начальник штаба батальона. Хлопнул один, за ним второй, третий штуцер, на отсчете в «пятьсот шагов до цели» по туркам били уже плотно все винтовальные стволы. Там, впереди, валились на сухую траву фигурки из наступающих колонн. Три раза уже выпадало из мертвых рук знамя алая, но турки поднимали его вверх и упрямо шли вперед.

– …Четыреста, триста пятьдесят, триста! – слышался отсчет капитана Гусева.

– Фузейным огонь!

Три сотни стволов ухнули раскатистым, громовым залпом, сбив разом целую сотню тел. В этом и есть психологический эффект от такой стрельбы, чтобы посеять у противника страх неминуемой смерти. Когда разом вокруг тебя умирает столько товарищей и ты знаешь, что в следующий раз пуля вряд ли пройдет мимо, нужно иметь большое мужество, чтобы продолжать идти вперед.

Огонь! Огонь! Огонь! Не достигнув отметки в две сотни шагов до временных укреплений егерей, передние шеренги турок заметались, и потом, развернувшись, они бросились прочь. Колонны неприятеля смешались и покатились назад.

– Огонь по готовности!

Вслед отступающим, подстегивая их и выбивая крайних, все били и били ружья и штуцера.

– Прекратить стрельбу! – скомандовал Егоров. – Всем оглядеться и осмотреть свое оружие!

Две последующие атаки закончились для турок все так же безрезультатно. Солнце уже коснулось края степи, и по земле протянулись длинные тени.

– Еще час – и можно будет начинать отход, – сказал Егоров, оглядывая горизонт. – На прикрытие оставим вторую стрелковую и дозорную полуроту, ну, еще и плутонг отборных стрелков им на усиление, чтобы отпугивать разъезды.

– Ваше высокоблагородие, чего это там, кажись, пожар в станице? – старший барабанщик Дементьев показал на клубы дыма и огненные языки пламени, окутывавшие хаты.

– Там же люди! Господин подполковник, разрешите мне с ребятками мирных вызволить?! – Самойлов сдернул с плеча егерскую фузею, намереваясь вести свою полуроту в станицу.

– Подпоручик, стоять! – рявкнул Егоров, напряженно вглядываясь в происходящее в версте от холма. Турки уже несколько часов назад зашли в эту станицу, там хлопнуло несколько выстрелов, а потом все стихло. И вот на тебе, жилища людей пылали, а в сторону русских позиций тянулась какая-то странная процессия.

– Ну, гады! – пробормотал сквозь зубы подполковник. – Они же мирных на нас гонят, а сами за ними идут, прикрывшись.

– И правда! – Самойлов с удивлением смотрел, как растянутую толпу баб, мужиков и детей с криками гонят перед собой османские солдаты.

– Работают только штуцерники! – рявкнул Егоров. – Аккуратно, чтобы никого из мирных не задеть! Всем остальным надеть штыки! Батальон, приготовиться к атаке!

Штуцера били выборочно, стараясь не зацепить станичников. Более высокий уровень расположения обороняющихся позволял стрелять по задним рядам турок, и они, чувствуя опасность, напирали вперед, стараясь как можно плотнее прикрыться мирными.

– Двести пятьдесят, двести, сто пятьдесят, – отсчитывал расстояние до приближавшихся к позициям Гусев. Батальон с напряжением ждал команды пойти в атаку.

– Лягай! Лягайте все! Вниз! На землю лягайте! – выскочивший вперед дед, призывно взмахивая руками, кричал станичникам и показывал, что им нужно сейчас делать.

Одна, вторая, третья фигурка селян опустилась на землю. А дед Дорофей все продолжал надрываться:

– Лягайте, люди, зараз стрелять будут! – и бахнул поверх голов из своей фузеи.

После этого выстрела вся цепь из мирных словно бы дрогнула. Мужики и бабы, прижимая к себе детей, попадали вниз.

– Це-елься! Огонь! – скомандовал Алексей, воспользовавшись удобным моментом. Мощный залп, произведенный в упор, выбил первые ряды турок. – В штыки! Ура!

Ура-а! Пять сотен глоток подхватили клич, и волна атакующих с блестящими в закатных лучах солнца стальными жалами понеслась вниз. Подполковник бежал вместе со своими солдатами. Злость, ненависть к врагу, бешеная удаль – все разом выплеснулось наружу в этой атаке. Раз! Уклон от удара саблей вбок, и с проворотом по часовой приклад влупил османскому субаши в висок. Штуцер назад в боевое положение, а теперь клинковый штык рванул вперед, входя в грудь следующего соперника. С хрустом вырвав его из падающего тела, Лешка пошел на третьего. Турок не принял боя и, развернувшись, с криком бросился назад.

Ура-а! Османские солдаты неслись вниз по склону прочь от этих бешенных зеленых шайтанов.

– Командирам осмотреться! Проверить своих людей. Оказать всем раненым помощь. Их вместе с мирными всех к берегу! Начинаем переправу! – распорядился Алексей.

Егеря поднимали с земли перепуганных станичников, подхватывали на руки детей. Вот двое перевязывают голову своему товарищу.

– Что, сильно его? – спросил Лешка, глядя на окровавленного солдата.

– Да не-е, вашвысокоблагородие, – мотнул головой тот, что завязывал узелок на повязке. – Каску-то сабля просекла, а вот дальше черепушку проломить у нее уже силы не было. Повезло Пахомке, только лишь мякоть резануло.

– Ну, хорошо, – кивнул подполковник. – Вы его под руки – и к берегу. Самого только не отпускайте, а то он вон сколько крови потерял. От такой убыли слабость большая бывает, самому трудно идти.

– Так точно, вашвысокоблагородие, доведем, – подтвердил егерь, и Лешка пошел дальше.

Впереди толпились егеря-разведчики.

– Что у вас там?! – Егеря расступились, и перед командиром батальона предстал лежащий на земле дед Дорофей. Рядом с ним на корточках сидели Мишаня, Цыган и старший лекарь.

– Архипович, ну как же это так?! – Лешка упал на коленки рядом с дедом. Бросив взгляд на распоротый и просеченный кафтан, он посмотрел на Мазурина.

– Все, Алексей Петрович, – отвечая на молчаливый вопрос командира, вздохнул тот. – Отходит уже Дорофей Архипович. Ничего я не мог сделать, там сабля всю грудь просекла, кровь вовнутрь идет, и никак ты ее не остановишь, – словно бы оправдывался он перед всеми.

– Прости, Ляксей Петрович, – прошептал дед. – Не смог я с тобой Очаков взять. Без меня уже вы. Все, отвоевался. Мишаня, Мишаня, – еле слышно промолвил он, – возьми вот. Это мой образок малый. Еще матушка в рекрутчину давала, я сохранил. А теперь вот ты носи. Столько он сберегал меня. Не страшно, за людей умираю, за своих. На погосте похороните, рядом с женой, с моими…

– Все, отошел, – прошептал Лужин, стаскивая с головы каску. По его щекам текли слезы.

– Милорадович, Гусев, господа, организовывайте погрузку на баркасы, – распорядился Егоров. – В первую очередь вывозим мирных, раненых и убитых. Потом уже грузятся стрелковые роты. Я скоро буду.