Батальон, к бою!

* * *

Прошел уже почти год, как Алексей находился в долгосрочном отпуске для поправки имения. В новом 1786 году в семью Егоровых должна была прийти и новая радость.

– Понесла барыня-то! – шептались одни дворовые бабы, поглядывая на Катарину.

– Ну да, ну да, и Варвара, немца-анжинерова жена, тоже ведь непраздна, – вторили им другие. – Вона как купеческая девка-то раздобрела, ох и разнесло же ее! Барыня наша – она как-то аккуратненько эдак ходит, у нее-то уже третий ребятенок, а эта вон вперевалочку, словно утица! Ох и тяжело же ей носить, сердешной!

– Меньше чем через год нам уже нужно готовиться обратно выезжать. Как же мы с малышом будем в такой дальней дороге? – печалилась мужу Катарина.

– Ничего-о, как-нибудь потихоньку, не спеша, – успокаивал жену Алексей. – Доедем уж небось. Чуть-чуть пораньше в путь тронемся, где-то в конце октября, когда холодов еще таких больших не будет, а дорога уже крепко затвердеет. Ты, главное, не волнуйся, дорогая, все у нас будет хорошо.

Пятнадцатого февраля у Катарины начались схватки, и в Козельск за городским доктором рванули хозяйские сани с Карпычем.

Седой, старенький Иннокентий Данилович больше успокаивал Алексея, чем саму роженицу:

– Не волнуйся, голубчик! Я вон тебя в свое время ведь выходил? Вот и с дитем твоим тоже все удачно сложится. Третьи ведь роды у жены? Ну, вот и ожидайте, сударь, счастливого события, не мешайте!

Утром шестнадцатого Егоров стал отцом в третий раз. Младенца нарекли именем Николай, а уже через десять дней рожала Варвара. Курт весь извелся, слоняясь под окнами усадьбы, где в это время принимали роды.

– Не переживай, друг, у меня же все сложилось, и у тебя все будет хорошо, – пытался успокоить будущего отца Алексей. – Хотя чего уж там говорить, я ведь и сам давеча вон как сильно извелся!

Далеко за полночь из комнаты дома, ставшего на время родильным, раздался крик младенца, и через час поникший врач пригласил Курта вовнутрь:

– Пройдите, любезный. Вам нужно попрощаться. Я сделал все, что мог. Но-о… – и он виновато склонил голову. – Открылось сильное внутреннее кровотечение. Понимаете, такие большие разрывы. Нынешняя медицина бессильна…

Шмидт, не слушая объяснений врача, рванулся во внутренние покои к той, которой уже не было рядом.

Варвару похоронили на деревенском кладбище. Провожало ее множество народа из окрестных деревень и из города. Курт был осунувшийся, бледный, со впавшими красными глазами. Маленький Георгий в это время спал сном младенца на руках у кормилицы в большом господском доме усадьбы.

– Друг, ну не вини ты себя ни в чем, – успокаивал Шмидта Алексей. – Нет в том твоей вины. Ну что ты мог сделать? У тебя теперь сын растет, ради него даже есть смысл жить.

Курт был безутешен, он замкнулся и ушел полностью в работу.

Двадцать восьмого февраля в поместье прискакал курьер от генерал-губернатора.

– Ваше высокоблагородие, их превосходительство получил предписание о срочном оповещении целого ряда офицеров по присланному ему списку для их немедленного убытия к своим воинским подразделениям, – докладывал Егорову посыльный. – В сем списке значится и ваша фамилия, господин подполковник. Прошу вас расписаться о получении сего приказа. Проездные документы и деньги вы уже можете забрать в уездной канцелярии своего города.

«Ну, вот и началось», – думал Лешка, расписываясь в казенном формуляре.

Год начала второй турецкой войны эпохи Екатерины у него напрочь вылетел из памяти. Но по всему было видно, что это как раз то самое, о чем он сейчас думал.

Сборы много времени не заняли.

– Командир, как бы я хотеть отправиться с тобой! – проговорил с тоской в голосе Курт. – Видно, что к большой войне дело идти, иначе зачем такой спешка?

– Так, ты это, ты не выдумывай тут, – нарочито строго буркнул Лешка. – Манифест императрицы о ее начале ведь не зачитывали? Мало ли зачем я мог на Бугской линии начальству понадобиться?

– Хм, – хмыкнул иронично Шмидт. – Я ведь не так глуп, как ты можешь думать. И я сам слышать от курьер о том, что сейчас оповещать очень много офицер, для того чтобы они срочно убыть к войскам. Найн! – покачал он головой. – Все есть не так просто, о том, что она скоро быть, давно уже поговаривать!

– Ну, мало ли о чем на базарах треплются, – отмахнулся Егоров. – У тебя вон сейчас сколько тут дел. Водяной привод для ковки молотом в кузне ладить, два новых станка, что по зимней дороге сюда пришли, в своей мастерской размещать. Ту же новую, выложенную недавно печь для плавки испытывать. Дел невпроворот. А самое главное – это Гришку нянькать.

– Григорий больше госпожа Катарина с Анной Петровной и кормилицей надо, чем сам отец. Ну что я поделать с такой маленький ребенок? – огорченно вздохнул Курт. – Когда он немного подрастать, то легче будет, а сейчас даже и на руки его взять страшно. Я пока их не отмыть до блеск, мне его вообще не давать. Хорошо, ты меня все равно с собой не взять, я так и думать, тогда возьми для рота, то есть уже для батальон, мой подарок, – и, обернувшись, Курт махнул рукой.

К повозке, куда укладывалось все то, что Алексей планировал забрать с собой на Буг, подбежали два молодых паренька из подмастерьев. Перехватив у одного из них пошитый из кожи мешок, немец развязал на нем горловину.

– Это передать Афанасьев Василий!

Лешка заглянул вовнутрь, в глубине его поблескивали медью какие-то трубки.

– Запальный терочный трубка, – с гордостью пояснил друг. – Я найти весь редкий ингредиент, который нужен для производства этот терочный состав, поработать и теперь передавать вам пять десяток таких трубка. Ты и сам знать, что они много лучше фитильный для ваш фугас. Василий суметь ими распорядиться правильно.

– Шикарно! – обрадовался такому подарку Алексей. – Я и сам хотел найти все необходимые вещества перед отъездом, даже задание Лазареву дал по своим связям их поискать, но сам видишь, как получилось с этим срочным вызовом.

– Это еще не все! – улыбнулся Шмидт. – А теперь мой особый подарок для наш егерь, – и он развязал второй мешок. На белый свет из него выглянуло два длинных ружейных ствола. Алексей провел по дульному срезу пальцем.

– Нарезные?

– Да, – подтвердил тот. – Когда я быть в Тула для приобретений в мой мастерская два новых станка, один опытный и хороший оружейник выточить на мой заказ хороший длинный ствол. Мне он очень понравится, и он точить, нарезать их несколько штук. А уже здесь, у себя в поместий, я сам собрать для них ударный замок и всякий остальной многий деталь. Этот винтовальный ружье не уступить ничем ваш особый итальянский штуцер, который сейчас есть в батальон.

– Ну, друг! Спасибо тебе, не ожидал! – искренне обрадовался такому подарку Алексей. – Когда ты только успел? Ведь на это все, чтобы сладить их, столько времени нужно! А у тебя и так здесь такое большое хозяйство висит на плечах.

– У меня есть хороший помощник, – важно ответил Курт и, обернувшись, подозвал к себе тех двух молодых парней, что принесли мешки. – Это Архип, – кивнул он на белобрысого и в конопушках крепыша. – А это Макар. Они есть очень усердный подмастерье. Родители их сами привести мне пять лет назад и отдать в обучений. Я сначала сомневаться, э-э… крестьянин и механика. Но они меня сильно удивлять. Очень скоро я могу доверить им свой самый сложный дело.

– Молодцы, ребятки. – Алексей полез в карман и, достав из кошеля два серебряных рубля, протянул по монете каждому. – Это вам премиальные за такое хорошее старание.

– Благодарствую, барин, – хором ответили парни и поклонились.

В крытую санную повозку загрузили походные мешки, корзину с продуктами и вещи.

– Ваше высокоблагородие, вы там ребяткам привет передавайте от нас и подарочки. – Карпыч втиснул вовнутрь еще один приличных размеров мешок.

Алексей стоял у саней, обняв Катарину и детей.

– Не волнуйтесь, мои хорошие, вы даже и соскучиться не успеете, как я назад вернусь. Все, тихо, тихо, а ну-ка вытереть слезы! Вы же офицерская семья, на вас вон сколько людей вокруг смотрит!

– Возвращайся живым, милый, – прижалась к нему Катарина. – Смотри, если тебя долго не будет, мы ведь к тебе на Буг всем своим табором двинем. Нам не привыкать, – улыбаясь сквозь слезы, заявила жена. – Вон, только самый младший у нас немного подрастет, – качнула она Николашку, – и мы сразу же в путь!

Долгие проводы – лишние слезы. Наконец кучер свистнул, и повозка рванула по заснеженной дороге.

Прощай, дом, здравствуй, армия!

Часть II. Война